* * *
В Ломбардию что ли?
Нет, в Лотарингию идут! Тамошнего короля воевать!
Там разве не герцог?
Да какая разница? Все равно из нашей мошны уплачено!
Орехов надо кому?
Мне отсыпь.
Вдоль дороги колыхалась целая река из людских затылков. Покрытые и непокрытые, в платках и в шляпах, лысеющие и кудрявые, с длинными волосами и с короткими все сбежались к дороге, и теперь качались из стороны в сторону, поднимались на цыпочки и опадали вниз, пытаясь высмотреть что-то особенное, но в основном только загораживали друг другу обзор и снова начинали колыхаться.
На взгляд мальчика, ничего интересного на дороге не было. Какие-то пушки везут, вон лошади как напрягаются! Рядом люди верхом едут пушкари, наверное. Одежда у них не очень. Вот раз мимо герцог проезжал, у него люди это да! В черно-желтых ливреях, с красивым оружием. А эти чего? Какие-то топоры, молотки Такого добра и в деревне полно.
Вальтер сидел хорошо, и поэтому все-все-всешеньки видел. Вон Лукас к дереву бежит, ну и дурак! Дерево от дороги далеко ничего оттуда не углядит. А вон Якоб карабкается на крышу сарая. Ох, лишь бы его пивовар не увидел! Это его сарай, и Вальтер сам слышал, как пивовар обещал вставить оглоблю в дыру тому, кто в тот сарай полезет. В какую именно дыру вставит, Вальтер не знал, у Якоба вся крыша в дырах после зимы. Но как же они жить-то будут с оглоблей, которая прямо внутри дома торчит?
Мам, тебе не тяжело? спросил мальчик, наклоняясь вниз.
Да сиди уже! резко ответила мать, подбросившая его чуть повыше. Всю жизнь на моей шее!
Смотреть было нечего, поэтому Вальтер снова прислушался к разноголосому гомону.
Они за императора воюют?
За герцога нашего!
Да им все равно!
Точно! Всегда сами за себя! Лишь бы им платили!
Мам, а хочешь, я тебе рассказывать буду? вновь спросил мальчик.
Я вижу, не беспокойся! пропыхтела снизу мать. Ты, главное, сам смотри!
На что смотреть, мама не уточнила, но мальчик послушно разглядывал телеги, накрытые холстиной, и людей, ехавших на козлах. На его, Вальтера, взгляд, ничего примечательного ни в телегах, ни в людях не было. Где-то далеко пели песню:
Наш кайзер Карл тут узнал
Что армию француз собрал,
Чтоб замки стойкие пленить
И Верхнюю Бургундию
Чтобы дотла спалить.
Он известил о том господ,
Из Оберланда в тот поход
Пришла большая сила:
Ландскнехты тоже были там,
Их всех война взрастила.
О! Слышите? завопил кто-то гнусавым голосом. Маршируют герои! Защитники империи! Да здравствует император Карл! Да здравствуют храбрые кнехты!
Бездельники, трепачи и воры! ответил ему деревенский кузнец. Девок бесчестить, вино пить да песни орать вот и вся их доблесть!
Мам, а кто это? спросил Вальтер, снова свешиваясь вниз.
Да не ерзай ты! вспылила мать. Сейчас сам все увидишь.
Десятки мужских глоток продолжали нестройное, но очень задорное пение, расслышать которое становилось все легче:
Итак, переместились все
Под город, что звался Мезьер.
Его мы обстреляли
Взлетел на воздух больверк весь
Ух, как там осерчали!
Дома от выстрелов горели,
И камни вниз со стен летели,
Ворота мы разбили
«Немало рухнуло дверей»,
Как многие шутили.
По дороге теперь шагали мальчишки. Кто-то его, Вальтера, возраста, а большинство постарше. Одни волочили длиннющие пики, другие гордо несли на головах шлемы, которые им были слишком велики, третьи держали на плече мечи. Двое несли алебарду наперевес: один за тупой конец, второй у самого лезвия, за окованную часть древка.
Вальтер никогда оружие в руках не держал и тоже захотел с ними. Наверное, для этого надо еще немного подрасти.
А чего это они детей вооружили? спросила мать Якоба.
Да не, ответил кузнец, это их, кнехтская, бишь, сброя. Только в походе сами не таскают им-де зазорно себя до битвы утруждать! И шанцы не роют, все баб своих заставляют.
Зато как в бою стоят, молодчики! разорялся гнусавый. Из аркебуз пальнут, потом пиками ощетинятся, и в атаку. Строем ходят в ногу, слитно, как один человек! Никому спуску не дадут!
А швейцарцы?
Не, наши посильнее будут, ответил трактирщик. Всех бивали: и французов, и гишпанцев, и ломбардцев, и швейцарцев тоже. Даже Папу Римского к ногтю прижали.
Аааапчхи!
Вальтер замотал головой и звонко чихнул.
Мать, вытягивая шею, вглядывалась в клубы пыли, будто высмотреть хотела кого-то. Мальчик тоже смотрел, но видел только силуэты телег в клубах пыли
Наш раздосадован отряд
Последний выпущен снаряд.
Они нам предложили
Свои снаряды. В день восьмой
Их удаль испарилась.
Господь удачу дал и стать
Их стены напрочь расстрелять
Заряды нам прислали.
Пятьдесят три выстрела по ним
И руки все подняли.
Они вышли из густой пелены, как сказочные витязи из пещеры дракона, и выглядели такими огромными и такими сильными, что казалось, встреть они на своем пути черта, схватили бы его за козлиную бороду и отправили пинком в ад.
Вальтер смотрел во все глаза, стараясь запомнить каждую деталь: ладонь, то и дело хлопавшую по мощным бедрам, черную повязку на левом глазу, сотрясавшиеся от смеха густые бороды, у кого-то лохматые, нестриженые, у кого-то, наоборот, расчесанные и завитые.
А одежда Таких костюмов Вальтер не видел никогда. Слуги герцога в своих ливреях казались теперь просто оборванцами.
У первого вся одежда была изрезана. На груди, на боках, на спине, даже на гульфике везде были прямые ровные разрезы, из-под которых проглядывала кроваво-красная подкладка. Человек казался изрубленным с головы до ног, только он не истекал кровью, а радостно гоготал. Пышные буфы на плечах были разных цветов синий слева, желтый справа. Непомерно раздутые штаны тоже различались, только желтая штанина здесь была слева, а синяя справа. На голове у человека была плоская широкополая шляпа с тремя пушистыми, закрученными из-за чрезмерной длины перьями розового цвета, которые колыхались при каждом повороте головы.
Другой был весь в бантах. По зеленой одежде ровными струями водопада сбегали каскады бантиков, бантов и бантищ, постепенно менявших цвет от светло-розового до темно-пурпурного. Такими же бантами был украшен и непомерных размеров гульфик. На голове у человека красовался плюмаж из пышных белых перьев, свисавших в разные стороны.
Третий носил чулки и короткие черные штаны в обтяжку, зато рукава были широченные, Вальтер мог бы залезть в один такой целиком, и состояли они из нескольких ярусов черных ленточек, хитро сшитых друг с другом и поблескивавших так, словно они были мокрыми. Что это за ткань, Вальтер не знал, но вместе с ярко-желтой курткой и большим черным беретом из той же блестящей ткани, надвинутым на одно ухо, смотрелось очень красиво.
Четвертый
Мам, ты чего? спросил Вальтер, почувствовав, как вздрогнула мать.
Нет-нет, сынок! Смотри!
И Вальтер смотрел. В глазах рябило от мельтешения красок диковинной одежды, блеска золотых и серебряных цепей, ярких бликов, разлетавшихся от перстней и начищенных пряжек, но мальчик боялся моргнуть вдруг диковинные люди исчезнут!
Ишь, вырядились, как петухи! возмутилась какая-то женщина. Распорядок им не писан!
Им никакой порядок не писан, буркнул кузнец. Нет на них управы.
Цвет империи! Молодцы! Красавцы! восторженно вопил гнусавый.
Но вели себя эти люди совсем не красиво. Они стояли, сидели и лежали в телегах, распределившись, как попало, и по очереди прикладывались к большим глиняным бутылям. В одну из телег вместо лошадей они запрягли женщин и теперь подбадривали их щелканьем кнута, свистом и улюлюканьем. В другой телеге два человека, хохоча, крепко держали третьего, чтобы четвертый мог вливать ему в глотку какое-то питье из бочонка. Рядом с ними, покачиваясь, сидел еще один и тупо смотрел куда-то вперед. В какой-то момент этот человек не выдержал и, переломившись через край телеги, изверг под ноги отшатнувшейся и вопящей толпе содержимое своего живота, вытер рот красивым рукавом и поехал дальше, наполовину свесившись с борта.