Город был пуст, от ворот тянулась единственная, наверное, улица, дома, построенные из камня и песка, зияли тёмными провалами окон. Далеко я не видел: дорогу взору преграждал фонтан, точно такой, какой был во снепосреди круглой чаши на задних лапах стоял дракон, вот только никаких струй из пасти. С трудом я подполз к фонтану, перегнулся через бортик.
Чудо, на дне была вода! Зеленоватая и затхлая, но вода! Ноги дрожали, когда я плюхнулся в чашу, пил, захлёбываясь, давясь, отдыхал и снова пил, не в силах остановиться. Мир поплыл перед глазами, я схватился за бортик, уронил голову и потерял сознание.
Пробуждение на сей раз было приятным. Я лежал в тёмной комнате, на кровати, ощущая всем телом чистоту и свежесть простыни. Кто-то меня раздел и, очевидно, вымыл. Пощупав руку, я обнаружил, что она заново перевязана. Блаженство охватило с ног до головы, и я даже не задумался, чем расплачусь за него.
Кто-то снаружи поднял ставни, осветив комнатку, очень похожую простым убранством на спальню моей матери. Дверь скрипнула, вошла женщина, поставила у кровати поднос на низенький столик, и я сразу же захотел есть, уловив вкусные запахи.
Она взглянула, удивив необычным ярко-жёлтым цветом глаз.
Вы пришли в себя! Это хорошо, а мы уже думалине выживете.
Губы, покрытые сухой коркой, словно разучились говорить, но все же я вымолвил:
Где?..
У друзей, сказала женщина, не волнуйтесь ни о чём. Сначала вам нужно набраться сил.
Милая хозяюшка целый день ухаживала за мной добросовестно, но, как только дело дошло до горшка, я смутился. «Хоть бы мужчина какой зашёл, подумал, а ещё лучше парень, ровесник».
Женщина вышла, и, словно услышав мысли, в комнату влетел юноша примерно моих летстройный, гибкий, длинные песочные волосы заплетены в косу, переброшенную на грудь, глаза цвета старой сосновой живицы.
А я тебе мороженого принёс, просто сказал он, озорная улыбка осветила его лицо.
Через несколько минут мы уже говорили обо всём на свете, как будто знали друг друга с детства. Необъяснимое понимание, что перед ним можно быть самим собой, охватило до такой степени, что я не скрыл слёз, когда рассказывал о нашествии тёмных воинов и гибели родных.
Что это? парень наклонился, провёл пальцем по моей щеке. Вода Вода сердца. Я не знал о такой. Как твоё имя?
Денг из рода Вакарине, а твоё?
Он замешкался, нахмурился, словно припоминал что-то, совсем не относящееся к имени, сказал наконец:
Мэйо. ПростоМэй.
Я думал, что уже никогда не буду смеятьсяспокойно, безмятежно, но это случилось.
Рана на плече поджила, вернулись силы. Опасаясь ещё бродить под палящим солнцем, я садился на лавочку в тень широкого навеса у дома, смотрел на город.
Дом стоял на той самой площади с фонтаном, который теперь ожил, раскидывал весёлые звенящие струи прохладной воды и окатывал брызгами с головы до ног.
Наверное, раньше больному сознанию показалось, что город пуст, он был полон людьмисветловолосыми, с глазами жёлтого цвета самых разных оттенковот слабого песочного, как солнце за облаками, до густого янтарного или земляного. Иногда казалось, что жители города прозрачныетакими тонкими, сухопарыми они были. И женщины, и мужчины, и дети одевались одинаковов белые безрукавные туники, завязанные на плечах и схваченные на поясах верёвками.
Каждый день приходил Мэй, и мы весело болтали, не будоража уже страшные воспоминания.
Я рассказывал о детстве, оно городе, снабжая истории такими меткими замечаниями, что я смеялся искренне, от души. Удивительно, его город был похож на мойпрежний. И когда я решился на длительные прогулки, они подарили ощущение узнавания, словно вернулось прошлое и где-то здесь живёт моя семья.
Мы облазили все окрестности. Как мальчишки, пробирались в сады за яблоками или на ледники за мороженым; исследовали песчаные гроты в маленьких пальмовых рощах; охотились на съедобных крыс; глазели в лавчонках; на вечерних посиделках обнимали девушек; помогали Матушке по хозяйству; чинили луки и арбалеты в оружейнойвсегда вместе, не расставаясь ни на час. Когда я вспомнил о зверинце, Мэй тут же показал городскойне большой, но очень неплохо устроенный, где самым главным был ручной слон. Я рассказывал о мельнице, и мы шли на край города, чтобы посмотреть, как используют здесь для помола пустынный ветер
Это сейчас я понимаю, почему так было, а тогда даже не задавался вопросомоткуда в Великой Пустоши город? Что это за страна? Что за оазис посреди пустыни? Почему люди похожи друг на друга?
Не знаю, сколько я прожил в городе, может, месяц, а может, и год. Боль потери и мысли о мести притупились, остались лишь ноющей занозой. Я прикипел всей душой к приветливым горожанам, к спокойной размеренной жизни, а более всегок Мэю, который стал не только другомродным человеком, заменившим погибших братьев. Сжималось сердце, когда я думал о возможной разлуке с ним, хотя был уверен, что Мэй последует за мной, куда бы я ни направился.
Мы и выглядели, как братья. Мои скулы обострились, как у него, некогда тёмно-медные волосы выгорели до желтизны и отросли, и я заплетал их в косу. Ресницы тоже посветлели, лишь цвет глазсинийне могло изменить никакое солнце.
Сестра Мэя, близняшка, пришлась мне по сердцу. Не часто она приходила с далёкой окраины города, но всё же мы подружились, и однажды я прикоснулся к её губам своими. С тех пор она иногда оставалась на ночь, и долгожданная прохлада растворялась в жарких объятиях.
Я окончательно решил остаться, понимая, что на месте моей маленькой страны найду лишь выжженную землю. Так оно потом и оказалось.
Но все заканчивается рано или поздно.
Однажды я проснулся до утра. Присутствие спящей рядом Мэйи, укутавшейся в простыни, жительница пустыни не переносила холода, обожгло радостью. Обычно она уходила до моего пробуждения. Гладя её волосы, раскинувшиеся по подушке, и тихонько трогая улыбающиеся во сне, чуть припухшие губы, я вспоминал ночь: тонкие пальцы, касающиеся кожи, то ласкающие, то царапающие, дразнящие; дыхание на двоих в плену глубокого поцелуя, когда в голове не остается ни одной мыслилишь дымное марево любви; твёрдые острые соски под моей ладонью и трепет сердецрядом. Я зналМэйя станет моей женой. Мы проживем долгую счастливую жизнь в окружении наших детей. Вспыхнувшее желание заставило припасть к её губам теперь уже не осторожно, а властно, требовательно
Между ночью и днем в Великой Пустоши нет даже минутного промежутка. Луна исчезает, а на её место, словно стражник при смене караула, стремительно взлетает солнце.
Когда я оторвался от ответивших страстно губ, золотые лучи проникли сквозь щели ставень и залили комнату, отразились искрами в янтарных, уже не сонных глазах.
Это была не Мэйя, это был Мэй.
Где Мэйя? Что ты здесь делаешь?! процедил я, не найдя других слов, вскочил с кровати, натянул одежду, скрывшую ещё не прошедшее возбуждение.
Он недоумённо сдвинул брови, будто не понял вопроса, приподнялся на локтях:
Я всегда тут был.
Всегда? Что это значит? я попятился к двери, и Мэй заметил это движение.
Подожди, Денг! Это же я, Мэй, всё вокругМэйя, Матушка, лавочник и оружейник, даже слон в зоопаркеэто я. Какая разница
Я слушал и не слышал Мэя, слова не укладывались в голове, рассудок отказывался понять происходящее.
Я думал, ты давно всё понял. Здесь нет никого, кроме тебя и меня.
Этого я уже не мог вынести. В безумстве выбежав из комнаты, бросился в кухню, к Матушке, но её не было, на площади перед домом тоже ни одного человека. Где же все? Где?
Где? крикнул уже Мэю, который выскочил следом, не одевшись. Ты убил их? Всех? я ударил его в грудь, и он упал, ударился о мостовую, камень под его руками рассыпался, превратившись в обычный песок.
Денг, прошептал он, я же твой друг, Денг, я всё делал только для тебя, всё, что хотел ты. У меня никогда не было друга. Никогда. У городов не бывает друзей, Денг, но ты есть. Я же ничто без тебя, я люблю тебя
Его шёпотсухой, прерывистыйбыл невыносим.
Я ринулся к воротам, распахнул створы. Расплавленные солнцем бока бесконечных барханов на мгновение ослепили, но я сделал шаг вперёд, в пустыню и ещё один и ещё
Нет! Денг, не уходи. Денг!
Кажется, он плакал. Я обернулся и не узнал города.