Хельмут не знал слов Альфреда Великого, однако знал, что теперь с Кормаком лучше не спорить. Если старый рыцарь хватался за воображаемый меч, который молодой Джон оставил в Акре на поживу сарацинам, дело может выйти боком. И простым охотничьим ножом Кормак в порыве яростного затмения расчихвостит за милую душу: не одного медведя свежевал. Сам Хельмут не боялся хозяйского гнева, они с рыцарем существовали как бы в разных ипостасях, как фигуры от разных игр. Хельмут и колдун стояли на доске шахматными ладьями разных цветов, а сэр Кормак залетел на чужое поле шальной игральной костью, поэтому настоящие играющие не обращали на него внимания, а если бы обратили, то наверняка смахнули бы подальше. Но Кормак ничего об этом не подозревал и под горячую руку мог схватиться нож или кочергу и нарушить далеко идущие планы причетника. Лучше держать рыцаря в холоде спокойствия, пока не будет слишком поздно. Хельмут покорно вздохнул, извинился перед небесным наставником за своего господина, но всякая власть от Бога, и он пошел в подвалы отыскивать того, кого требовал к себе хозяин замка.
Словно кочергу, Хельмут подхватил тяжкий молот, который всё это время стоял в углу. Когда Хельмут вставал на колени, чтобы вознести молитвы высшим силам, он ставил молот перед собой, поэтому могло показаться, что он молится молоту, в этом было что-то подозрительно языческое, хотя, скорее всего, простое совпадение.
С оружием в руках он удалился в сырые подземелья. Недолго ходил он, и вот перед Кормаком свалился в ноги хромой старик. Охромел он во время первой встречи с Хельмутом. Не жаловал причетник колдунов, а этот ему нужен был особо, вот и заехал он старику молотом в колено и, как беззащитное гнездо, разворотил хрупкий сустав.
Ты умеешь облегчать роды? спросил сэр Кормак у чернокнижника.
Конечно, ответил старик, пытаясь привстать на здоровой ноге, но раньше надо бы начинать. До рассвета недолго, а у вашей дочери времени и того меньше.
Не мели мне! огрызнулся Кормак. Если поможешь, отпущу. Если нет, на кобыле надвое разрежу. Берешься?
Колдун посмотрел в окно, вдохнул ноздрями воздух, перевел взгляд на Хельмута, поморщился от вида молота, но на семь бед один ответ, и ответ случится быстрее, чем думает Хельмут.
Условия невыгодны, господин хозяин замка, ответил колдун.
Кормак махнул Хельмуту, и тот отвесил колдуну такую оплеуху, что тот отлетел в камин. Со стоном колдун выскочил из пламени на здоровой ноге, прибивая голыми ладонями красные лепестки огня на затлевшей одежонке.
А чего тебе еще ждать? Если откажешь, думаешь, медом напоят? Этого видел? Кормак указал на Хельмута. У него давно руки чешутся все косточки в тебе переломать, ребра через живот вытащить.
Ждать мне, господин, есть чего, хоть и ожидание страшит меня не меньше ваших подземелий, сообщил чернокнижник странное. Но я согласен вам помочь. Отведите меня к нуждающейся женщине.
Вытащишь ублюдка мертвым, останешься без головы, отозвался с ложа Джон, а вытащишь живым, всего лишь ногу отнимут, добавил он и снова постучал культей по столу.
Я запомню вашу шутку, господин сын хозяина замка, ответил колдун.
Если будет девочка, колдун, я подарю тебе свою здоровую ногу взамен перебитой! пообещал Джон. Он уже ненавидел мальчика, который займет его место, но девочка или трупик любого пола его обрадуют.
Это изменить не в моих силах, пожал плечами колдун.
Хорош трепаться, Хельмут толкнул старика в спину.
Кормак и Хельмут подхватили старика и понесли в комнату. Спуститься по винтовой лестнице втроем оказалось нелегкой задачей.
Как ты занес его сюда наверх? спросил рыцарь у причетника, когда убедился, что три человека разом могут спускаться по лестнице только кубарем.
На спине, объяснил Хельмут.
Ну так снеси его вниз, Кормак исчез в темноте спуска, а Хельмут, бормоча проклятия, посадил старика на спину и затопал по ступеням.
Кормак широко распахнул перед слугой и пленником дверь, и колдун увидел роженицу. У ее раздвинутых ног стояли на коленях четыре старухи. У одной в руках был кубок с вином, у другой Библия, у третьей золотой, у четвертой кинжал. Так повитухи младенца выманивали. Если пьяница будет, пойдет к вину, если священник к Книге, воина привлечет блеск лезвия, скрягу и скопидома золотой. Но ничто из верных бабушкиных средств не помогало, и ребенок уверенно сидел там, где по срокам ему быть не полагалось. Старухи обернулись на топот ног Хельмута, шамкающие рты раскрылись, готовясь изрыгать брань на посмевших нарушить неприкосновенность комнаты, но колдун опередил их:
Вон! прикрикнул он, возвышаясь на полголовы выше Хельмута, покрепче схватил свою лошадку за шею левой рукой, отчего Хельмут захрипел, а большим пальцем правой красноречиво указал на дверь. Такого решительного натиска на свое ремесло повитухи, собранные со всех окрестных сел, не ожидали. Побросав «дары» и шипя, словно змеи, старухи разбежались. Им и самим страсть как хотелось отдохнуть, пусть теперь хромой дед отвечает за всё, но, проходя мимо рыцаря, они не поленились высказать, что думают о проявленном недоверии:
Спасибо, хозяйчик милой, привел черта.
В грехе зачала, в грехе рожает.
От старика в лимб, от бабки в божий мир.
Нас прочь гонит, а дитя не может, усмехались беззубые рты.
Лишь пятая бабка, которая полоскала в горячем тазу простынь, подошла к старику:
Хошь, по-звериному вой, а долго не стой. Рассвет скоро, предупредила она, что время кончается.
Знаю, махнул рукой колдун, останься. Обернешь.
Колдун заковылял к изголовью кровати, уселся на поднесенный бабкой табурет и прошептал заклинание.
Нам уйти? робко спросил сэр Кормак, внезапно проникшийся к колдуну безотчетным страхом.
Можете остаться, не отвлекаясь, ответил колдун, мое искусство не тайна.
Так ответил он и задумался. Заклинание истинного видения открыло ему, что ни болезни тела, ни духа, ни колдовские чары, ни злые духи не властвуют над роженицей. Его колдовская сила была бесполезна, этот случай находился под силами природных сил. Пальцем он начертил на белом лбу невидимую руну, но руна не помогла. Какая сила могла препятствовать естественному? Оставалась только одна такая сила.
Зачем ты держишь его? спросил колдун.
Он незаконный.
Твой отец запишет его сыном твоего мужа.
Я три года не была с мужем.
Закону такие пустяки не помеха, усмехнулся волшебник.
Через несколько минут пятая бабка заворачивала сучащего ножками младенца в простыню, поверх которой ребенка обернули в гербовый плащ деда. Они успели до рассвета.
Убедившись, что и внук, и дочь здоровы, оставшийся без накидки сэр Кормак на своей спине снес колдуна обратно в обеденную залу и усадил к камину. Хельмут, поигрывая молотом, плелся следом. «Плодитесь, плодитесь, думал он. Недолго осталось». Хельмут, как и Джон, был лишен возможности деторождения по причинам, от него не зависящим. В его чуждом всему человеческому сознании роды были неотъемлемой частью сугубо животного мира, который он презирал с позиции существа, претендовавшего на высшее, чем человек, положение в мироустройстве.
Через три дня зададим пир! сэр Кормак опустился на любимый резной стул и с облегчением вздохнул: мальчик. Джон-пьяница протянет еще лет пятнадцать, если не будет ездить верхом, да и сам сэр Кормак рассчитывал потоптаться на земле еще годков этак с двадцать. Новорожденный возмужает, и будет кому передать замок и земли. Утром пошлю гонцов во все концы!
Улыбка осенила лицо колдуна, но осенила накоротко. Были у него заботы потуже, чем молот Хельмута и гнев Кормака. Теперь поздно уходить из замка. Нет времени скрыться, нет сил на дорогу.
Скоро он будет здесь. Тот, который давно идет за ним, жуткий преследователь, что проходит через миры, отыскивает следы там, где и следов никаких не оставалось, который и самих мертвых требует к ответу. Ошибка промысла, оживший мертвец, над кем и смерть не утвердилась вполне в своих по законам природы установленных правах, не человек, не зверь, не бог, а существо, вмещавшее по части ото всех материй. Только бегством удавалось держаться от него на расстоянии, но вот нашла коса на камень. Не в том замке решился переночевать колдун и на три недели угодил в унизительное заточение, ох уж этот Хельмут. Ох и хитрый прощелыга! Не знал колдун, кем был на самом деле Хельмут.