Как велишь, княже. Сам я никогда в тех местах не бывал. Но дорогу найду. Я бы с собой, с твоего разрешения, сотню Русалко вместе с самим сотником взял. И полусотню конников во главе с сотником Бобрыней. Этого мне хватит. На такую дружину и внимания пристального не обратят, за угрозу никто не примет, но и напасть не решатся. А все же для защиты сила тоже немалая.
Пусть так. Я вообще-то думал Русалко послать смотреть, как засеки делаются. Но там, думаю, и без него управятся, коль ты говоришь, не он возведением их на полуночной стороне руководил. Бери с собой, кого пожелаешь. Когда поедешь? Как быстро сможешь собраться?
Мои сборы не долгие. Запас на дорогу собрать, да воям приготовиться.
Хорошо. Иди, готовься. Я Русалко сам предупрежу, пусть сотню в поход собирает. Через два часа будешь готов?
Через час. Пусть Русалко, как воев соберет, вместе с Бобрыней ко мне подъезжает. Я выйду встретить
* * *
Небольшое войско выехало из ворот Людиного конца уже вскоре. Гостомысл с двумя сотниками по бокам остановился, и с седла посмотрел, как идут работы. С дальнего берега Ильмень-моря на санях возили большие камни, которые устанавливались и «сваривались» разведенной горячей водой известью вперемешку с береговым песком в основании будущего городского вала. Сам вал уже начали насыпать. Мерзлую землю долбили кайлами пленные свеи. Они же и отвозили ее в санях к месту строительства вала, они же специальными, сшитыми по приказу Бравлина крепкими заплечными мешками и поднимали землю на высоту, где ссыпали и утрамбовывали землю другие пленники. Работа была не из легких. Особенно она казалась невыносимой для людей, которые в своей жизни умели только мечом, копьем и щитом работать. Всякий иной труд для свейских воинов казался оскорбительным. Но десятники, назначенные из числа знающих свейский язык словен и вагров, внимательно следили кто и как работает. От приложенных усилий зависело количество пищи, которую пленники получали. Тела свеев потели, и испускали на морозе пар. И потому им даже приготовили сменную одежду. Славяне всегда мягко относились к рабам, и проявляли о них заботу.
Долго рассматривать работы по устройству городского вала Гостомысл не стал. У него были свои дела, и время терять не стоило. Да и увидеть пока можно было мало что. И потому князь-посадник уже вскоре тронул коня пятками.
Я по взглядам вижу, как свеи боятся наших стрельцов, констатировал сотник Русалко. На простых воев совсем не так смотрят. Хоть на пехоту, хоть на конников. А на стрельцовсо страхом и злобой. Уважают наши стрелы
Большинство из них на Волхове стрелами и побили, сказал сотник Бобрыня, поддерживая сотника стрельцов. Не одни стрельцы с луками вышли. Как Бравлин и приказал, каждый вой луком вооружился. А там от берега до льда расстояние было такое, что никто не промахнется. Рыбу на несколько лет вперед накормим утопленниками. А волков лесных теми, которых у берега положили. А те, что спаслись, пусть рады будут, что им работу дали, и за работу кормят. Всегда лучше, чтобы человека кормили, чем самому человеку кормом стать.
Князь-посадник внешне никак не отреагировал на эти рассуждения. Тем не менее, про себя отметил, что среди новгородцев все еще живет ощущение победителей. Эта победа над небывало большим для последних лет войском свеев была, конечно, событием неординарным. Более того, событием, подоспевшим очень вовремя. То есть, тем самым действием, что помогло князю Бравлину Второму однозначно стать главой двух объединенных народов, как раньше он был главой только одного. Победа позволила подняться авторитету князя сразу на небывалую высоту. Ведь он не где-то в отдаленной Бьярмии победил врага, с которым боролся за земли, не очень-то и важные для жителей столицы словен. Он почти под городскими стенами встретил и уничтожил врага беспощадного, жестокого, который грозил новгородцам новыми бедами в дополнение к тем, что уже пришли к ним. И люди были довольны, что выбрали такого князя. Даже те, кто сомневался в Бравлине, кто считал его чужим, не могли не чувствовать к нему благодарности за спасение людей и свободы горожан. И сотники Русалко с Бобрыней, по сути своей, представители средних городских слоев, отражали своими словами общее мнение, хотя, был уверен Гостомысл, оба они, позволь им князь, на вече держали бы другую сторону, и требовали бы выбора Гостомысла.
Начало пути лежало через земли варягов-русов, но неприятностей с их стороны сейчас, после совместной победы над свеями, которой все еще жили жители двух городов, ожидать не стоило. Тем более, даже в глубинных территориях княжества русов уже наверняка знали о совместном походе против идущих в нашествие свеев. Следовательно, в словенах варяги видели сейчас близких союзников. Наверняка знали и понимали то, что это было именно нашествие, а не небольшой обычный набег с желанием просто пограбить, и унести то, что плохо лежит и вообще находится без пригляда, как часто случается с полуденной стороны, когда мелкие ватажки то хозар, то булгар отправлялись в набеги. Справедливости ради стоило заметить, что в набеги ходили не только полуденные соседи. Как обстояли дела у варягов, князь-посадник Гостомысл не знал, хотя предположить мог, хорошо зная современный себе мир. Но из Славена, практически, каждое лето на лодках, одинаково пригодных к плаванию и по рекам, и по морю, на, так называемых, ушкуях отправлялись куда-то ватажки лихих людей, которых так и звали по имени лодокушкуйниками. Чаще всего ушкуйники посещали как раз Булгарию, сильное ханство на большой реке Итиль. В богатых городах и поселениях булгар ушкуйникам было, чем поживиться. Единственное, чем отличались набеги ушкуйников от набегов самих булгар и хозар, ушкуйники никогда не захватывали в рабство людей. А хозары и булгары угоняли их на невольничьи рынки целыми караванами, оставляя на месте только стариков и старух. Угоняли, в основном, женщин и детей, предпочитая мужчин убивать на месте, потому что мужчины считались опасным товаром. Кроме тех случаев, когда торговцы людьми получали специальный заказ на мужчин, требовавшихся для выполнения каких-то особо тяжелых работ.
Но в булгарское ханство Гостомысл в эту поездку наведываться не намеревался, значит, и беспокоится о возможной встрече с булгарами не стоило. Да и зимнюю поездку княжеского отряда трудно было спутать с летним набегом разбойников-ушкуйников, всегда предпочитающими лодки любому другому способу передвижения. Тем не менее, только в землях варягов-русов передвигались без соблюдения повышенных мер осторожности.
В Русу Гостомысл с сопровождающими заезжать не стал. Не такое было время, чтобы просить разрешение у князя Здравеня на проезд через варяжские земли. Да и тянулись земли княжества русов не столько глубоко, сколько широко, от берегов Ильмень-моря до Бьярмии, где крепостицы варягов стояли вперемешку с крепостицами словен. Пересечь землю соседнего княжества Гостомысл намеревался в течение одного дня. Начало пути шло по льду Ловати, самой большой и самой удобной для прохождения реки, в низовьях своих порогов не имеющей, но везде скованной прочным крепким льдом. На Ловати было расположено множество крепостиц, охраняющих подступы к Русе, там же располагалось и несколько городищ, Русе подчиненных, и управляемых воеводами, но Гостомысл заранее посылал пару человек вперед, чтобы гарнизон крепостиц и охрана городищ были предупреждены о проезде полуторасотенного отряда, и не волновались, и не жгли сигнальные костры. Тем более, этот отряд к Русе не приближался, а, наоборот, от нее удалялся. Тем не менее, варяги в крепостицах ворота закрывали, выставляли на стены стрельцов с приготовленными луками, и, хотя за ворота вежливо выходило несколько воев, старших по званию в небольших гарнизонах, это настороженности не отменяло. Только в первой крепости один из людей за воротами, направив коня к берегу и почти выехав на лед, узнав Гостомысла, обратился к нему:
Дозволь полюбопытствовать, княже
Спрашивай, любопытствуй, кивнул князь-посадник.
Говорят, наши вои вместе с вашими знатно свеев на Волхове побили
Хорошо побили. Надолго, думаю, отучили в наши земли ходить.
А много ли свеев было?
Пять тысяч конницы, да четыре тысячи пехоты.