По всей вероятности, штаб и сам не рассчитывает на успех,спокойно заметил старший помощник Такенака. Остальные американские корабли были дислоцированы существенно южнее, образуя невод, которым пытались выловить «Чертика из табакерки». «Пасадене» же для патрулирования выделили отдаленный и малоперспективный сектор, и поблизости больше никого не было.
Дьявол меня раздери, если не так. Вообще, эта задачка заставляет вспомнить Нобби,мрачно ответил Сэйлор.
Кто это такой?
Когда я был мальчишкой, то капитанствовал в бейсбольной команде.
В самом деле?
Мы назывались «Оклахомскими моряками». И был там один хиляк по имени Нобби. Только и годился, чтоб поставить на правое поле и восьмым на биту, поэтому я терпеть его не мог. Стоило ему в очередной раз испортить дело, как я заставлял его снимать трусы перед Кати.
Кати?
Воспоминания сделали маленькие глазки Сэйлора, прячущиеся под мощными надбровными дугами, задумчивым и печальным.
Да, глядя на наше новое задание, я начинаю немного понимать, как хреново приходилось Нобби, когда он маялся одиночеством на пустынном правом поле.
Ваше сочувствие немногого стоит, учитывая, сколько времени вам потребовалось, чтобы им проникнуться.
Опять?.. Смеяться над моими драгоценными детскими воспоминаниями?!
Запоздалые рефлексии провинциального хулигана лучшего и не заслуживают.
Что б ты сдох!..
Следующие три минуты Сэйлор и Танака предавались привычным взаимным нападкам, пока вахтенный офицер не вклинился между ними и не заявил умоляющим голосом: «Господа офицеры, достаточно». Только тогда командир и старпом прервались, чтобы набрать воздуха.
Минута отдыха и всего лишь пятиминутная заключительная перепалка завершились тем, что субмарина остановила машины и удифферентовалась на мягком одеяле слоя скачка в ожидании «Чертика из табакерки»той самой цели, которую им, скорее всего, совершенно не светило запеленговать.
Следующие двенадцать часов обещали быть долгими и скучными, и единственное, что осталось подводникамковыряться в носу. Ну, по крайней мере, ход событий указывал именно на это
28 августа, 04:31 (по Гринвичу)
«Туатха де Данаан», камбуз
Пространство между сверкающей новизной микроволновой печью и громадной духовкой оказалось как нельзя более подходящим. Там было темно, тесноедва по ширине плечидеальное место для того, чтобы принести туда все свои горести и печали, скорчиться в жалкий клубок, забиться в свою маленькую скорлупку и попытаться забыть о жестоком внешнем мире.
Захлебнувшись черной меланхолией, Канаме втиснулась в угол, обняв колени и зарывшись в них лицом. Мысли о Соске попеременно бросали ее то в злость, то в разочарование, то в безнадежную, отчаянную тоску. Но скоро лихорадочная стадия миновала, и осталась лишь мрачная и тяжелая депрессия. Даже мысль о том, какой жалкой она себя показала, вызвала лишь слабенькую вспышку раздражения, ничуть не сравнимую с теми громами и молниями, что она, бывало, метала в Соске.
Завтра она попросит Тессу убрать его с должности ее телохранителя. Пусть заменят Соске кем-нибудь другим, а то и вовсе прекратят эту глупую охрануона не будет расстраиваться. Канаме больше не хотела видеть его рядом, особенно таким, как сегодня. Онане обуза, и уж, тем более, не его обуза. На этомточка.
Коку, матросу первого класса, которого звали Казуя Хироси, достало деликатности оставить ее в покое. Пару часов назад в командную столовую, примыкавшую к камбузу, заглянул Соске и спросил, не видел ли тот Канаме. Казуя ответил, что ее здесь нет. Было странно слышать, как кок, такой же японец как она, изъясняется по-английски.
Канаме чувствовала себя такой опустошенной, вымотанной и изможденной, словно целый день пахала, как проклятая. Тяжелая усталость клонила голову к коленям, и она сама не заметила, как задремала. Но не прошло и десяти минут, как она вскинулась, тяжело дыша и вспотевобида и тоска снова лихорадочно погнали ее мысли по замкнутому кругу. Так, то мучаясь и терзаясь, то в изнеможении проваливаясь в тревожный сон, она провела еще пару часов.
Не в силах смотреть на нее, кок нарушил молчание. Заломив страничку книги по океанографии, которую читал, он участливо заговорил:
Эй, Канаме, мне не жалко, что ты здесь сидишь, но, может быть, хотя бы покушаешь чего-нибудь?
Спасибо, не надо,едва слышно отозвалась она.
Да и поспать все же удобнее в командирской каюте.
Я не хочу возвращаться.
Еще бы. Она даже представить себе не могла, как сейчас смотреть в глаза кое-кому.
Слушай, не расстраивайся так. Пойди, прими душ, выспись, как следует, глядишьлегче станет.
Канаме исподлобья глянула на кока.
Я вам мешаю?
Нет-нет, ни капельки,отозвался он с неловкой улыбкой.
Но было очевидно, что и здесь она всего лишь очередная ненужная обуза. Ей не осталось ничего, кроме как подняться и, едва волоча ноги, покинуть камбуз.
В то же самое время
«Туатха де Данаан», отсек оперативного инструктажа1
Для охраны захваченного террориста были организованы караулы со сменой каждый час.
На «Туатха де Данаан» не имелось специальной гауптвахты, поскольку требовалась она крайне редко, а обитаемое пространство внутри подлодки было жестко лимитировано. В тех редких случаях, когда на борту появлялись пленные или пассажиры, использовались обычные каюты. Теперь они не годились, и для содержания пленника был выделен отсек оперативного инструктажа номер один, превратившийся в импровизированную тюремную камеру.
Рядовой Лян, оперативник из ПРТ, нес уже второй караул за сегодня вместе с сержантом Данниганом из СРТ. Усевшись на табуретах по сторонам ведущей в проход двери, стражи пристально наблюдали за пленным. Им сообщили, что необходимо поддерживать постоянную бдительностьэто задача первостепенной важности. Поднадзорный террористЛян не знал его именибыл затянут в смирительную рубашку и прочно прикован к металлическому стулу наручниками и кандалами. Во рту торчал кляп. Ножной протез был отстегнут и вместе со всеми остальными личными вещами пленника хранился в соседнем помещении. Лян не мог представить себе побега при таких условиях, как бы тот ни изощрялся.
Не прошло и десяти минут после смены караула, как Лян соскучился настолько, что его начала одолевать зевота. Хотя он изо всех сил старался подавить ее и выглядеть сосредоточенным и настороженным, сержант Данниган бросил на него острый взгляд.
Виноват,пробормотал Лян, прикрывая рот.
Похоже, карьера снайпера тебе не светит,язвительно заметил сержант.
Конечно, совершенно необходимым качеством любого снайпера всегда было умение сохранять неподвижность, оставаясь в одном и том же положении в течение долгих часов. Лян понял, что сержант невысоко оценил его способности.
Данниган был крупным, мускулистым человеком с толстой шеей, круглой головой и толстым шрамом, пробороздившим щеку вплотную к правому глазу. Он всегда выглядел угрюмым и до этого момента не перемолвился с Ляном и парой фраз.
Лян фыркнул и ответил:
Может и так, но даже гимнаст из шанхайского акробатического балета не сможет выпутаться из таких оков. Я думаю
Наша работа не в том, чтобы думать, а каждую секунду бдеть на случай опасности. Лучше бы тебе не забывать.
Опасности? Да ладно, какие тут могут быть опасности?
Лоб Даннигана пересекла глубокая морщина. Он деловито посмотрел на часы, бросил взгляд на террориста и спокойно предположил:
Давай посмотрим к примеру, вот такая.
Говоря это, сержант вынул из кармана цилиндрический глушитель и принялся деловито навинчивать его на свой автоматический пистолет.
Лян со все возрастающим удивлением следил за его действиями.
Чисто гипотетически, если бы я поступил вот так, что бы сделал?спросил Данниган, наводя дуло пистолета в лоб Ляну.
Вздрогнув, тот возмущенно воскликнул:
Что за глупости?! Так нечестно!..
Почему же нечестно? Вот тебе и опасность. На то и щука в пруду, чтобы карась не дремал.
Блекло-голубые глаза Даннигана смотрели пристально и серьезно. Так смотрит учитель, намеревающийся преподать ученику суровый урок.