Не заставляй меня повторять. Я сама решаю, что мне делать!снова вспыхнула она. Леонард покачал головой и хмыкнул.
Ты не перестаешь удивлять.
Именно! Оставь его и уходи.
Повинуясь незаметному сигналу, робот убрал оружие и отступил. Второй легко поднял труп убийцы и двинулся вслед за Леонардом к краю крыши, в противоположном направлении от лестницы. Тот остановился на краю пропасти в четыре этажа и оглянулся.
Еще кое-что, прежде чем мы расстанемся. Когда я сказал, что ты мне нравишься, я не обманывал. Хочу, чтобы ты знала это.
Она молчала.
Канаме Чидори, ты все еще не проснулась. Но вскоре ты увидишь, как возникнет новый мир. И такие люди, как ты, займут в нем должное место.
Что ты имеешь в виду?
До встречи,сказал он и шагнул вперед. Роботы синхронно двинулись за ним и исчезли из глаз.
Снизу донесся глухой удар и треск расколотого асфальта. Когда Канаме подбежала и с опаской взглянула вниз, в затянутом туманом переулке не было ни души.
Она вернулась к неподвижному шпиону из Митрила, который смирно лежал в натекшей под ним луже, уставившись остановившимися глазами в низкие тучи. Когда Канаме подошла, он сфокусировал взгляд на ней. Правая сторона его головы была ужасно разорвана пулей, но ни капли крови не пролилось. Теперь Канаме, наконец, заметила некоторую несообразностьголова шпиона была немного больше, чем подобало бы человеку его телосложения, и слегка напоминала «Анпан-мэна».
Располосованная плоть оказалась всего-навсего полиуретановой пеной под резиновой оболочкой. Солидная щекастая физиономия мужчины была искусно сделанной маской. А через прореху в полиуретане показалось настоящее лицо шпиона.
Канаме стащила с него маску вместе с шевелюрой.
На свет явилось лицо молодого человека с узкими, удлиненными глазами. Или это могла быть женщина? Точно определить не представлялось возможным. Но, кто бы он ни был, человек был молод и худощав, лет двадцати пяти. Смертельно бледное лицо искажено болью. Канаме показалось, что эти незапоминающиеся черты уже много раз мелькали в толпе вокруг, но поручиться она бы не смогла.
Это маскировка?
Да,ответил тот своим настоящим голосом. Он звучал отстраненно и холодно.
Упитанное брюшко, наверняка фальшивое, куда попали несколько пуль, не кровоточило. Вероятно, под мешковатым пальто скрывался бронежилет. Однако на бедре и плече ткань напиталась красным. Кровь просачивалась наружу и расплывалась струйками в луже, но ее было совсем немного.
Вы можете двигаться? Куда вас ранило?
Не знаю этот парень он что-то мне вколол не могу пошевелиться
Чем вам помочь?
Не стоитответил он со стоном,У меня тоже есть профессиональная гордость. Я ошибся это все моя вина. Лучше бы мне умереть
Вот как,безжизненно проговорила Канаме. Она поднялась на ноги, и, отвернувшись от шпиона, замерла, прижав кулаки к груди и уставившись в темноту остановившимся взглядом.
Слишком много событий вместилось в последние десять минут. Пришла реакция, и теперь она заново переживала те чувства и эмоции, что переполняли ее сознание.
Холодный ужас, ослепляющая ярость, раздирающие на части сомнения. Неожиданное облегчение и расслабляющее отупение. Отвращение.
И, прежде всего, неприятный след на губах. Тот поцелуй, который, сколько раз бы она не утирала губы, не исчезал. Канаме не могла забыть и простить себе, как, пусть даже на секунду, забыла сопротивляться и бессознательно отдалась ему.
Ее первый поцелуй. Конечно, еще в детском саду она шутки ради чмокнулась с подружкой, но с тех пор опыта у нее не было. Первый поцелуй. Она была готова к насмешкам, но давно и твердо решила, что не станет целовать никого, кроме того, кого действительно полюбит. Ну вот, если бы нет, только любимый человек. Это было очень важно для нее.
Но все случилось так быстро и просто
Канаме изо всех сил ударила кулаком в гулкий железный бок водяного резервуара. Долгое гудящее эхо вплелось в неумолчный плеск дождя. Она упала на колени, плечи ее затряслись, и она зарыдала. Зарыдала, баюкая разбитые пальцы, сотрясаясь крупной дрожью под ледяным дождем. Ушибы, порезы и царапины ныли, горели огнем по всему телу, а больнее всего было в грудисердце стиснуло безграничное, космическое отчаяние.
Все чувства, что она подавляла в себе, загоняла вглубь, с того самого момента как вошла сегодня в учительскую комнату, бурным потоком хлынули на волю. Сила и стойкость, которые не дрогнули, когда за ней гнался убийца, оказались сокрушены одним-единственным поцелуем.
Он ушел. Ушел в неизвестность, и разве она на самом деле ничего не почувствовала? Разве она была холодна, как лед?
Нет, нет ведь верно?..
«Соске
Где же ты?.. Почему тебя нет со мной?.. Это ты во всем виноват. Все это так закончилось потому, что ты ушел. Что ты будешь делать теперь? Тебе ведь это не понравится, верно? И мне не понравилось. Я я так не могу. Вернись ко мне. Вернись!.. Хоть как-нибудь. Скажи, как всегда, свое «нет проблем».
Соске»
Она плакала, плакала беззвучно, закусив зубами рукав халата, а равнодушные низкие небеса поливали ее холодным дождем. Ответа не будет. Не раздастся знакомый сдержанный голос. Ей осталось только рыдать в одиночестве.
Если бы только она могла нажать кнопку «сброс». Перемотать время назад, в тот день, когда она весело и легкомысленно щелкала ножницами в своей ванной комнате.
Она знала правду. Это милое сонное лицо, растрепанные пряди темных волос, скользящие между ее пальцев, желание погладить его по щеке, теплая и нежная волна, стеснившая ее сердце. Произошедшее было наказанием за то, что она притворялась, будто не понимает, в чем дело. Обманывала саму себя. А ведь это был ее последний шанс. Если бы только она смогла нежно сказать тогда: «Хочешь меня поцеловать?» Но она испугалась. Испугалась и сбежала. Ушатом холодной воды потушила этот несмелый, робкий, трепещущий огонек.
Всего лишь легкое прикосновение холодных губ, но она чувствовала, что потеряла что-то важное навсегда.
И он ушел.
«Это все из-за меня
Он был со мной всегда, но я не понимала, что он для меня значит. Не хотела признать.
Но ведь он мог предать меня. Разве я могла на него положиться? Он мог сделать мне больно.
Как моя мама».
Именно поэтому она не полагалась на него. Именно поэтому она боялась сблизиться с ним дальше невидимой границы. Поэтому закрывала глаза на свои истинные чувства. Не верила в них.
Понимание пришло лишь в тот миг, когда она лишилась всего. Понимание того, что она натворила. Чего стоила ее трусость.
Соске
В этот раз все будет так же, как и раньше? Все пройдет, жизнь покатится мимо, а она так и не пошевелит пальцем, не сможет признаться даже себе самой?
Так снова и снова спрашивала себя Канаме.
Неужели все будет именно так?
Она сидела, дрожа и всхлипывая, еще долго-долго, и горячие слезы катились по холодным щекам, мешаясь с крупными каплями зимнего дождя.
Наконец, слезы кончились, и она подняла лицо.
Покачиваясь, Канаме встала на ноги и вернулась к молча лежащему на спине оперативнику из Митрила.
Вы сказали, что предпочитаете умереть, так? А я предпочитаю бороться. Пока я жива. С этого момента. И навсегда.
Она помолчала. Потом заговорила деловым тоном.
Боюсь, мне придется причинить вам некоторые неудобства.
Глава пятая: Его проблема
23-е октября 11:38 восточно-китайского стандартного времени
Гонконг, Специальный Административный район
территория, контролируемая «Народно Освободительным Комитетом»
район Мид-Левелз
Прошло уже десять минут, как они дожидались в просторной приемной, а ее хозяинруководитель департамента Разведывательного управления Митрила, размещенного в Гонконгевсе еще не появился.
Помещение было просторным, а одна из его стен представляла собой сплошное панорамное окно, заливающее комнату ярким естественным светом. Оно находилось на тридцатом этаже высотного делового здания, возвышающегося на крутом склоне горы Виктория, обращенном к одноименному заливу.
Отсюда, из окна здания, возвышающегося над соседними строениями, открывался прекрасный вид на раскинувшиеся ниже районы Гонконга. Ступенчатые склоны были густо застроены бесчисленными разнокалиберными зданиями. Блистающие новизной и современные, старенькие и обшарпанные, громадные и крошечные дома приткнулись друг к другу на поразительно маленьком клочке земли. Скученность и теснота поражали и заставляли предполагать, что все обитатели этих хаотически нагроможденных зданий должны поголовно страдать клаустрофобией. А, может быть, наоборотагорафобией.