Как можно было ради кино все так разрушить, ведь я шла реально по колючему склону, и это была не декорация, а настоящая растительность. Правда, кабаны были непонятные, они не должны были гнаться за нами, а эти ж гады как собаки, прям по следам лезли вверх. Размышляя про себя, я медленно шла за Эгоном, мы оба хромали, но он сильнее, и поэтому тоже шел медленно.
Эгон, мы что, заблудились что ли? спросила я его.
Почему заблудились, нет, можно было пойти прямее, но ты не сумеешь там пройти, и так идешь как бабка столетняя, все тебе мешает.
Сам ты дед столетний, хотя я и не спорю. Сейчас я на все двести себя чувствую. Интересно, который час?
Эгон задрал голову кверху, повертел ею и ответил:
Четверть после полудня, хотя наверно больше.
Это сколько, значит? переспросила я, не разобрав сразу такой ответ.
Чудная ты, интересно, когда ты такой чудной стала, до того, как увидела клыкастых и от страха очумела?? Хотя, наверное, раньше, чтобы ты тогда голой по лесу бегала, сказал он.
Это вы чудные, совсем крышу снесло с вашим кино, перерыв-то в кино тоже бывает, а вы все играете и играете.
Он остановился резко, повернулся ко мне лицом и спросил:
А как ты там возле двора Сальза сумела так закрытым ртом издавать столько голосов? Что даже Гор убежал?
Эгон, ты сейчас про что у меня спрашиваешь? Что-то я не пойму. Что за двор Сальза?
Ну там, недалеко от озера милорда. Это и есть двор Сальза.
А-а-а-а, вон оно у вас как, все под названием. Тогда кто такой Гор?
Гор у нас там управляющий.
А это не тот, который с лицом вышибалы, типа хотел мне уши надрать? И самого куда-то как муху снесло?..
Ты не ответила, как ты сумела так сделать? Или ты ведьма?
Ага, ведьма, была бы я ведьмой, я бы вас всех в тот момент в лягушек превратила, нее, не в лягушек, слишком много лягушек под ногами, брр, тоже не очень хорошо. О, в бабочек и сачком по попе всем бы надавала.
Чего бы ты сделала?
Да так, это я уже фантазирую.
Чего делаешь?
Отвали, Эгон, со своим чего да как. И не прикидывайся, что ты не понял, что это музыка была с мобильного телефона.
Он посмотрел мне пристально в глаза. И сказал:
Покажи еще раз, как ты там сделала?
Я сунула руку в карман юбки, мобильник, про который я совсем забыла, был все же в кармане. Достала и протянула его Эгону, он отступил дальше.
Вот, на, сам смотри, чего отходишь, он же не стреляет.
Нее, я лучше от греха подальше встану, а то потом замаливать устану твое злодейство.
Да иди ты, сам злодей.
И начала нажимать на кнопки телефона. Нашла музыку и, бросив взгляд на Эгона, я обалдела от его вида.
У него глаза лезли на лоб. Он крестился, губы шептали, наверное, молитву, я не понимала слов. Из телефона раздалось:
Du hast, (У тебя есть) Du hast mich, (У тебя есть я) Du hast mich gefragt (Ты меня спросила)
Пела немецкая группа Раммштайн.
Эгон в ужасе стал молиться еще сильнее, упав на колени. Я выключила телефон, мне почему-то было смешно от его реакции. Играл он этот «ужас» просто великолепно, не зря ведь его взяли в артисты, в своем юном возрасте он все же умел воспроизвести реальный страх в лице, причем ни один мускул не выдавал, что он тоже хочет смеяться, как стояла и смеялась я
Прошло минут десять, а он все чего-то шептал себе под нос.
Эгон, ну хватит прикидываться, я уже поверила, что ты никогда не видел и не слышал, как работает мобильник.
Подняв голову, пацан посмотрел на меня перепуганным взором и стал тоже крестить мою сторону.
Обалдеть, сумел удивить, пошли дальше, пока я не разревелась от твоих бешеных глазок.
Он встал с коленок, поднял с земли маленький камень и кинул его в меня. От такого действия я взбесилась и давай тоже брать камни с земли и кидать в него, крича:
Зараза такой, ты что, думаешь, мне не больно? Думаешь, я не умею кидаться камнями? Гаденыш маленький, сам попросил и опупел. Первобытный идиот!
Кричала я и кидала все в него, что попадало под руки. А от обиды, что он так поступил, потекли слезы.
Иди к ты черту, герой-засранец!
И развернувшись к нему спиной, бросилась бежать в обратную сторону.
Пытаясь по склону подняться снова вверх, я упала и опять ободрала колено, которое и так было содрано до крови. Лежа на животе, обхватив голову руками, я зарыдала.
Вот сейчас ты плачешь как настоящая женщина, услышала я голос Эгона. Он сидел на корточках рядом со мной.
А до этого я кто была?
Ведьма.
Ты что с дуба упал, какая я тебе ведьма?
Не знаю, но я кинул камень, хотел точно знать, будет тебе больно или нет.
Ты дурак? Или вид делаешь, что не все у тебя дома, пульнул камнем и не будет больно? А тебе не больно, когда в тебя кидают камнями??
Теперь вижу, что тебе было больно, ведь ведьмам больно не бывает. На то они и ведьмы.
Обалдеть просто. У тебя точно крыша едет.
Я тебя опять не понимаю, сказал он. Ну вставай, пошли в крепость, а то с тобой и до ночи туда не дойдешь.
Я домой хочу, а не в вашу крепость. Скажи, куда идти к озеру, оттуда я найду дорогу домой.
Вот же чумная, куда к озеру, там сейчас опасно. Вставай, идем. Может, утром тебя завтра милорд и отправит домой, а сейчас туда нельзя.
Эгон, я правда устала от вашего дурацкого кино, и мне правда домой надо.
Пойдем, не злись и не плачь. Но назад сегодня дороги нет.
«Вышла подышать утренним воздухом, называется. Это хорошо у меня отпуск, и меня сегодня, может, никто и не кинется искать, но завтра уже точно будут», идя за Эгоном, думала я.
Спускались мы медленно, еще минут пятнадцать, проделывая путь по колючим зарослям. Наконец они поредели, и тропинка стала расширяться, пройдя еще немного к низу, мы увидели замок Алижуан. О Господи, он был то ли разрушен, то ли его строили с правой стороны, где было два одинаковых дома с пиками на верху, между которыми располагался ботанический крытый сад, в котором росли всякие экзотические растения, они были завезены чуть ли не со всего мира, самые необычные и самые красивые Но сейчас пик на крышах домов не было, и сад, похоже, наполовину был только заложен, потому как стены были высотой всего лишь с полметра. «Мама родная, что происходит, где вся красота недельной давности? Ужас какой-то», думала я.
Эгон остановился, оглядел меня с ног до головы и произнес:
Ты не можешь так туда зайти.
Как это так? тут же спросила я.
Голой, тебя же там ни один мужик не пропустит, чтобы не потрогать и не затянуть в какую-нибудь конюшню.
Блин, я не голая, хватит уже издеваться.
Он снял с себя рубашку и протянул мне, сказав:
Надень!
Мне не хотелось ее надевать, но я молча взяла рубаху из его рук, которая пахла потом, и начала натягивать на себя, хоть на Эгоне она была свободна по размеру, мне она все же не сходилась в области груди, и, как назло, в этом месте не было ни пуговиц, ни шнуровки, он посмотрел и сказал:
Нет, так тоже не пойдет, тебе придется тут остаться, а я пойду к нам и что-нибудь принесу тебе надеть.
О Господи, что ты прицепился к моей одежде, маленький извращенец!
Он подвел меня к камню, усадил насильно и строго сказал:
Сиди тут и ни шагу отсюда не делай, я скоро вернусь.
Эгон, я боюсь одна тут остаться.
Не бойся, тут не опасно, и сейчас здесь никто ходить не будет, все сейчас в другом замке. и так просяще произнес: посиди, хорошо?
Ну раз никого нету, почему я не могу с тобой вместе пойти?
Нет, там, внизу, есть, конечно, люди. Поэтому в таком виде тебе туда нельзя. Я не сумею тебя защитить.
Я устала и спорить с ним уже не хотела.
Хорошо, иди, только, пожалуйста, недолго, я подожду тебя тут.
Он кивнул головой и пошел, хромая.
Я сидела на камне, мысли все были в ступоре, голова отказывалась что-то думать или предполагать. Каша, которая сейчас была в голове, просто пугала тем, что я одна, фиг знает где, где все разрушено, да еще Эгон запугал какой-то опасностью, которая так и кишела вокруг, от всего этого мне было не по себе Кажется, минуты стояли и время не шло, так как Эгона не было видно. Взгляд замер в одной точке, куда удалился пацан.