Никогда еще Беркана не слышала этой песни. Дома, в Аскхейме наемники-смолены да и сама Иса, бывало, пели, но это были песни все больше жалостливые, протяжные, про любовь несчастную, калину горькую или же веселые, срамные. Боевые дружинные песни были тайной. А Вольга Пел он про то, как завистливый князь Осень собрался в полюдье за данью. Порывал золотые серьги с берез, обобрал дубы да клены. Замер, согнулся лес под властью злого воеводы Зимы.
Но мы
Дождемся весны.
У Берканы похолодели руки. Это же не про лес, не про деревья, это про Окаян и герумов! Простые слова, но сколько чувств! Молчаливое горе, святая ярость и великая бессмертная надежда.
Вольга жонглер. И другое слово выбиралось, пропихивалось из глубин памяти. Слово звучное и гордое, принесенное на остров дружинниками Хакона конунга, проклятое герумскими епископами, ушедшее в курганы. Скальд.
Кто-то прикоснулся к плечу Берканы. Оглянувшись, она увидела высокого Ревнителя Веры. Капюшон покрывал всю голову воинствующего священнослужителя, руки проворно нырнули в широкие рукава. Откуда-то Беркана знала, что безлицый стоит здесь очень давно. Незамеченный. И слушает песню.
Нравится? коротко спросил Ревнитель.
Да, с вызовом ответила дочь эрла. Хорошая песня. Давно такой не слышала.
Балахонник промолчал.
Волчий вой, протяжный и грозный, слился с последними словами песни Вольги.
Ночь больше не увлекала дочь эрла. Выскочила из схрона, полонила ее усталость. Оставив хирдманнов спорить, стоит ли лезть во враждебную чащу ради бедной шкуры не больно опасного летнего зверя, потащилась Беркана к поставленному для нее шатру. Сил как раз хватило дойти до сложенной из еловых лап и плащей лежанки.
Уже уплывая в теплую негу дремоты, вспомнила, что хотела присмотреть за Вольгой. Ничего, и сам, чай, не младенец, не дастся врагам
Долог и труден был день минувший. Сладок вкус герумского вина. Крепко уводит дрема Амлоди, мягко валит, веки смыкает. Где явь? Где сон? Зачем идут к нашему костру безлицые? И что это блестит у них в руках?
Задыхаясь, бежала Беркана за неспешно шагающим человеком в балахоне Братства и никак не могла догнать. Позади кипел бой. Дочь эрла должна была быть там, со своими людьми, но бежала прочь, и не было сил ни остановиться, ни повернуть назад.
Берхен! А-А-А!
Ревнитель остановился. Споткнувшись, Беркана упала к его ногам.
Руки связать надо.
Не, Магистр сказал, она не проснется. Посмотрим, как теперь запоет Иса эрл.
Носок сапога вонзился Беркане под подбородок, запрокидывая девушке голову. Человек из хофенштадтского трактира смотрел на нее.
Теперь ты принадлежишь мне. Душа твоя, разум твой, тело твое
Беркана! Проснись!
Вольга! Беркана обернулась. Упала носом в холодный черный песок (где я?!), поползла, впиваясь пальцами в рассыпающиеся дюны, ничего не видя, подтягивая вдруг одеревеневшие ноги. Вольга! Вольга, где ты? Помоги мне! Спаси меня!
Голос Ревнителя настигал:
Ты вернешься ко мне, ведогонь! Ты будешь выполнять мою волю, потому что теперь я господин твой!
Хохот Безлицего раздался совсем близко. Беркана отчаянно рванулась и
Выворачивается, тварь!
Сильный удар по лицу.
Тьма снова гостеприимно распахнула объятия. Доброе небытие, где нет ни боли, ни страха Где ждет Балахонник из Хофенштадта! Нет! Нет! Нет! Кто-то крепко держал бьющуюся Беркану за локти, кто-то схватил за косу. Близко-близко придвинулось скрытое железной маской лицо.
Спокойно! сказал брат Видкун. Ты живешь, пока послушна. Потом мы доберемся до твоей прекрасной мачехи и
Не знал брат Видкун, что дочь Ольгейра не на перинах выросла. Отважные хирдманны только головами качали, глядя, как отчаянная девчонка лихо карабкается на скалу Бычий Рог и вслед за аскхеймскими сорванцами бесстрашно кидается в холодные морские волны. Приходилось Беркане и драться. В этих шумных или молчаливых потасовках, где не вспоминали ни о возрасте, ни о знатности рода противника, ни о том, в штанах или юбке пристало от рождения ему ходить, узнала дочь эрла удар, нанести который способна даже слабая женщина, но получив который, складывается пополам, утрачивает сноровку любой богатырь. Бей ногой хоть вперед, хоть назад. Брат Видкун и второй балахонник как нарочно удобно встали. Беркана переступила, примеряясь, но тут что-то тяжелое, зловеще просвистев в воздухе, чиркнуло дочь Ольгейра по макушке.
Оханье Берканы опередил хрип державшего девушку. Начавший валиться назад герум увлек ее за собой. Вывернувшись и быстро перекатившись, дочь Ольгейра поднялась на четвереньки. Быстрый взгляд на поверженного врага. Тело Ревнителя лежало на спине, скрюченные пальцы тянулись к рукояти кинжала, глубоко вонзившегося в узкую полоску плоти, открывающуюся между железной маской и краем кольчуги. Воистину, орлиным зрением и дьявольской меткостью обладал тот, кто метнул оружие. Беркана вспомнила, как кинжал коснулся ее головы. Стало муторно.
Звякнули мечи. Звук этот потерялся бы в шуме битвы, но он раздался совсем рядом с Берканой.
Вольга и брат Видкун рубились посреди высокого шатра. И снова как прошлой ночью на берегу, смолен лишь отражал удары супостата. Только на этот раз против него был не разжиревший от хорошей жизни работорговец, а облаченный в броню воин, специально обученный убивать. Как была на четвереньках, Беркана рванулась к своему мечу, лежащему неподалеку. Не успела.
Вольга напал. Прыжок и удар, которого не должно было существовать. Движение не человека, а хищного зверя, но вместо клыков, вонзающихся в горло кроткий меч.
Теперь никто не мешал Беркане схватить оружие и выскочить из шатра.
В лагере шел бой. Почти на каждого нордра наседало по два балахонника. Откуда их так много? Ведь отряды были равны по количеству людей! Но много, слишком много хирдманнов лежит на земле неподвижно. А большинство из тех, кто еще держится, сражаются как-то странно, словно нехотя, неумело
Прямо у входа в шатер лежит убитый нордр. Йорг. Кто еще?
Просвистела стрела, вонзилась в шест, поддерживающий полог. Из леса стреляют Но там же наши заставы! В кустах мелькнул бурый балахон. И тех тоже
Уводи ее! Уводи!
Беркана обернулась. Могучий Эйрик Мьёлльнир рубился сразу с тремя безлицыми, не подпуская их к дочери эрла. Девушка бросилась на выручку, но кто-то крепко схватил ее за руку. Вольга.
Пусти! Я должна!
Ты должна спастись! прокричал в ответ смолен. Иначе все они зря!
Последние слова Вольги потонули в диком топоте. Смолен еле успел выдернуть Беркану из-под копыт бешено несущейся гнедой. На спине лошади распластался отец Мартин. А рядом с кобылой, почти хватая обезумевшее от страха животное за бабки, бежал огромный волк.
Дальше мало что зависело от воли и желания Берканы. Вольга просто подхватил ее на руки и понес. Дочь эрла хотела вырваться, но смолен держал крепко. Беркана дернулась раз-другой и затихла, прижалась головой к груди Вольги. И странная, неуместная мысль обожгла: «А сладко это, когда на руках носят!»
У самой кромки леса Вольга поставил Беркану на землю. Дочь эрла поняла. Звонкий девичий голос прорвался сквозь шум битвы:
Уходите! Уходите в лес!
Криком она выдала себя. Вольга рванул Беркану за руку, увлекая за деревья. На место, где только что стояла девушка, шлепнулся барекский аркан.
Потом Трудно сказать, что было потом, потому как не было времени ни оглянуться, ни задуматься. Вольга тащил ее сквозь лес, и Беркана заботилась только о том, чтобы не споткнуться на бегу, не попасть ногой в яму, не зацепиться подолом за подвернувшуюся корягу. Нырнуть под переплетенные ветки, перескочить через куст черники, метнуться в сторону, обходя заросли папоротника. Главное не упасть, не сбиться с шага. Не смотри по сторонам, девушка из племени нордров, незачем тебе видеть, как открывают замшелые пни маленькие красные глазки, как смотрят с деревьев то ли птицы, то ли звери, как смыкаются за спиной колючие кусты, как переползают с места на место кочки, преграждая дорогу преследователям. Не слушай, красавица, что говорит на бегу Вольга, что сулит он лесу в обмен на жизнь твою.