А тот уже заносил молотом удар за ударом, разносил на куски торговую лавку и её многочисленные резные глиняные горшки, некогда слепленные мастерами всё с той же большой любовью.
Глава 2
Ночь, по мнению не самой зоркой королевской стражи, выдалась мирная и спокойная. Повлекла она за собой неминуемое наступление нового тяжёлого дня, который оказался несвойственно последней неделе пасмурным и дождливым. На неровной вытоптанной земле копились теперь многочисленные лужи. Шлёпали по грязи босые ноги, кожаные башмачки и редкие дорогие сапоги и туфли, быстро снашивавшиеся из-за непрочной подошвы.
Сцена пустовала. Привычного выступления прославившегося на всё Королевство бездомного философа не ожидалось. Старик проявил большую заинтересованность к лавке, разбитой ночью несчастным и от того озлобленным мужчиной, орудовавшим молотом без устали и зазрения совести. Теперь посреди площади красовалась покривившаяся и усыпанная щепками лавка, внутри которой наблюдались лишь многочисленные осколки некогда произведений искусства. Уцелели и несколько горшков, одиноко пылившихся в углу месяцами, но не вызывавших никогда ранее у покупателей никакого должного интереса.
Как считаете, кто мог сотворить подобное? обсуждали ночное происшествие собравшиеся неподалёку торговки, среди которых особо бойкая и резвая успела приглядеть себе уцелевший горшок.
Да кто его, поди, разберёт! Нажили себе, небось, врагов, вот и вся тут правда. Может, устранили соперников?
Нет, тут дело не в соперничестве. Любовь вот всему голова! Поразительно, как что-то незначительное может принести столько вреда, позволил себе втиснуться в беседу старикашка, старательно изображавший из себя знавшего в этом мире всё и вся человека.
Опять о любви своей заладил, ну что ты с ним будешь делать! с презрением глянули на нежелательного собеседника торговки и разошлись по собственным нетронутым лавкам, уставленным свежим молоком, яйцами и среднего качества сыром.
Глуп тот человек, что глуп от рождения как бы ненароком опрокинул философ очередную блестящую мысль и окинул взглядом уже родную и полюбившуюся сердцу площадь, ныне более не серую и мрачную, а яркую и праздничную.
К утру разноцветные флаги с символикой королевства крылатым львом висели на каждом столбе и заборе, зданиях и воротах замка, даже на шеях козлов и кроликов, словно пародия на передник сапожников. У некоторых лавок расставили гобелены с сюжетами возникновения города, ещё с детства заученные жителями наизусть. Красовались в пивных бочках ароматные розы, и запах гнилых овощей и навоза сменил аромат свежей выпечки мастеров пекарского дела.
Королевство гордилось выдуманной историей, ныне подкорректированной ради королевы-регента и несовершеннолетнего принца. Гласила она о том, как один из прадедов славного Владимира сразил в неравной схватке обитателя Великого Южного озера, расположенного за стенами замка. Было то существо чудовищем невиданных размеров и мощи с клыками, подобными копьям, искрящимися от злобы узкими глазами и драконьими крыльями, какие не могли, однако, сие чудо поднять в воздух из-за отъевшегося свисающего живота, куда угодил не один невнимательный рыцарь. Но не в силах были художники изобразить крайне размытое описание роковой битвы, потому и было принято представлять обитателя озера в облике грозного крылатого льва, скорчившегося в гримасе страха и отчаяния, осознания предстоящей гибели и неминуемого поражения.
Бродягу в лохмотьях крайне забавляла истинная вера крестьян в подлинность сих дивных событий. С уверенностью заявляли они, что некогда окружавшие Королевство леса, в самом деле, принадлежали, своего рода, потомкам драконов или демонов. И верили, что одолевшего сие свирепое чудище человека и весь его род ждала неминуемая слава и успех, богатства и роскошь. Так оно и получилось, но и в голову никому не пришло, что некий хороший рассказчик мог успешно подстроить легенду под современные реалии и внушить подлинность событий, какая шла только на руку королю и его семье.
Сабрина возникла на рынке только к полудню и уже издалека заприметила толпу, скопившуюся у ранее слабо пользовавшегося популярностью дядиного ларька, скрытого многочисленными гобеленами и флагами. От опущенных взоров и скорбящего выражения лица того самого старика, помочь которому девушка никак не могла собраться уже на протяжении нескольких месяцев, в голову её медленно начинали закрадываться тревожные мысли и догадки. И будучи лишь на перекрёстке, где центральные каменные сооружения аккуратно переплетались с обыкновенными деревянными зданиями, заприметила она разбросанные по округе щепки и осколки.
Сердце её сжалось, колени подкосились, и стремглав понеслась она к месту работы. Должно быть, в те минуты её голова была совершенно пуста надеялась Сабрина, что некто крайне неаккуратный опрокинул поблизости неуклюжую телегу. Однако осколки глиняных горшков, с такой бережностью слепленных её родственником, можно было бы распознать из тысячи.
Рассмотрев в покосившейся хибаре арендованную дядей на обилие монет лавку, Сабрина только и смогла упасть на колени и зарыдать, не в силах начать разборки и, тем более, приступать к какой-либо уборке. Всей душой их семья болела за это место, в надежде хорошенько заработать и отремонтировать дырявый дом на крайней улице города. Дядя и тётя десятилетиями мечтали о полноценном ремонте доставшегося им от родителей здания. И вот как оно получается в одно мгновение все мечты рухнули.
На рынке королевства Л. действовали свои законы. Арендуя лавку, ты имеешь право обставлять её как угодно и торговать в ней чем угодно, но не сносить и не достраивать. Если арендованное сооружение сгорает или происходит с ним иная неприятность должно быть оно отремонтировано текущими хозяевами-торговцами. В противном случае, деньги за аренду не возвращаются, а ларёк переходит во владения новых хозяев.
Сабрина это отлично понимала, потому и охватило её сию секунду небывалое прежде горе. Денег на ремонт взять негде, да и заработать их так просто не получится. Безвыходная ситуация, в какой девушке остаётся только лишь отправиться обратно домой за советом.
Стража негодовала. Требовала сию секунду убрать щепки с осколками, принуждая к действиям случайных зевак, заинтересовавшихся трагедией. Сооружение портило внешний вид ярмарки, направленной на укрепление связей с принцами и принцессами, королями и королевами из соседних городов. И, покуда некому было оплатить ремонт, с округи собрали гору имевшихся гобеленов и тщательно завесили лавку, превратив её в подобие памятника истории Королевства.
Не успел бродяга-философ и слова обронить, сорвалась девушка с места и унеслась к краю города, только пятки её и сверкали. Старик теперь молча соболезновал и помогал народу в уборке площади. И хотя вечно на ярмарках шло всё не по плану, внешне они обязаны были казаться идеальными.
Нет разочарования в мире хуже, чем осознание несбывшихся надежд вновь комментировал увиденную собственными глазами сцену философ, но доблестная королевская стража вовремя пригрозила ему кулаком, советуя скорее закончить начатую уборку и не болтать без дела.
А в это время из дальних уголков замка к рынку спустилась сама королева. Названная чересчур оригинальными родителями Мианой, прозвана она была верными горожанами грозной мамой Мией, ибо всякое её резкое появление сопровождалось удивлёнными возгласами и незначительным испугом.
Она идёт! Мама Миа! Она здесь! разносилось по рынку, и все, как один, засуетились и разошлись по, словно бы, отведённым им заранее местам. Вновь принялись за торговлю, покупки и тщательную подготовку к важнейшему завтрашнему мероприятию.
Бродягу всегда поражал до самой глубины души внешний вид королевы, одетой «с иголочки». Яркие оттенки одежды уже сами по себе кричали о большом богатстве королевской семьи, ведь привозимые купцами краски стоили ужасно дорого. Следом в глаза бросались и сами изысканные ткани, увитые золотой каймой и жемчугом. Удивительно, с какой лёгкостью удавалось Миане носить несколько слоёв одежды. Поговаривают, выходила она на свет и в сорочке, и в юбке, и в платье одновременно, а порой дополняла сей образ ещё и туникой. Красные цвета её одежд неминуемо обращали на себя внимание публики. От солнца пряталась она за огромной заострённой шляпой и держалась на удивление сдержанно, хотя сама изнывала от невероятной жары, стоявшей и в такую неприятную погоду.