«Мы никогда не отступаем, говорил Ночной Странник. До конца. Пока ты живты сражаешься. Пока можешь думатьсражаешься. Сознаниеэто оружие. Остальное лишь инструмент. Не имеет значения. Его можно раздобыть, сделать или заменить».
На шее я все еще чувствовал цепочку с маленьким кастетным ножом, что остался у меня от Бруса. Они не слишком тщательно меня обыскали. Я был без сознания, а у них не было времени. Когда речь о таких, как мы, можешь быть уверен, что у нас не осталось оружия, только если мы голые, и то не всегда. С внутренней стороны пояса штанов, как у каждого в дружине, были вшиты ножны, а тамкрохотный нож, выкованный из кусочка стали. Длиной с большой палец руки, острый, как бритва, с кольцом у торца рукояти, куда можно всунуть палец. Нож висит там, куда связанный человек может дотянуться. Вдоль нижнего края куртки была спрятана цепь в три локтя, с мелкими звеньями, с грузами на обеих концах. Еще один клинок, размером с лист дерева, был укрыт под каблуком правого сапога.
Оружия у меня было достаточно. Нужны лишь сила и воля, чтобы его использовать.
А еще удобный случай, чтобы сунуть руку под куртку, нащупать пояс на штанах, а потом осторожно найти кольцо на рукояти и зацепиться за него пальцем.
А потом еще минута, чтобы разрезать ремни на моем запястье.
Пока же я лежал лицом в снегу, слушал хруст шагов Змеев, хриплый шепот, лязг железа и звон упряжи. Боль в голове стала потише. Мне все еще казалось, что черепрасколотый на куски кувшин, но боль уже не ослепляла и не убивала всякую мысль.
Я осторожно перевалился набок и медленно приподнял облепленное снежными комками лицо.
Они были высокими, как и все люди в Смарсельстранде, как они называли свою страну, но Змеи отличались от остальных. Казались худощавее и смуглее, а каждую открытую часть их тел покрывали зигзагообразные татуировки, подобные полосам на спинах здешних ядовитых змей. Носили они длинные волосы, сплетенные в тонкие косички, зачесанные назад, намазанные чем-то черным и лоснящимся. Говорили на том же языке, что и остальные обитатели Побережья Парусов, но слова выговаривали чуть по-другому, а потому в первые минуты я их не понимал.
Я быстро осмотрелся, пытаясь увидеть и запомнить как можно больше, а потом снова положил голову на снег, чтобы не обращать на себя внимания, но так, чтобы наблюдать из-под сомкнутых век.
У них осталось трое тяжеловооруженных всадников в доспехах и шестеро или семеро пеших. Тот, который вез меня, вел себя как предводительи был это тот самый, который метнул в меня топорик. Когда он снял шлем с забралом в виде морды ящерицы, я заметил, что движения у него странно-сонные, выражение лицаотсутствующее, словно он надышался дымом хархаша. Казалось, будто он движется под музыку, которую никто, кроме него самого, не слышит, а еще казалось, что он не чувствует мороза. В тот день, может, было не так холодно, как обыкновенно в эту пору года на побережье, но этот Змей ходил в куртке нараспашку, светил голой грудью, покрытой татуировками. Не носил прикрепленных за спиной крыльев из флажков, как остальные, вместо этого была на нем странная пелерина из тонкой материи, прикрепленная на плечах и бедрах; она раздувалась, будто парус, при каждом движении и порыве ветра, открывая узор из сплетенных змей. Что странно, в ней торчало несколько стрел, словно они так и не смогли пробить материютонкую, точно ярмакандский морской муслин.
Постой сделали на краю леса. Между стволами деревьев и заснеженными кустами виднелась поляна, на которой стояли палатки, горели костры и крутились люди. Двое пеших Змеев опустились на колени, а потом поползли по снегу к краю леса, следя за поселением. Остальные присели и застыли так, опершись спинами о деревья, попивая из баклаги, которую пустили по кругу.
Я думал, что это короткий постой и что сейчас они отправятся дальше, обойдя поляну, но скоро понял, что Змеи готовятся к нападению. Видел, как после хриплого, оброненного полушепотом приказа пешие неохотно встают со снега, затягивают ремни доспехов и надевают шлемы, а потом берут в руки странные копья с длинными, широкими наконечниками, щетинящимися серповидными выступамиудобными для того, чтобы стягивать всадников с лошадей. Два всадника снова сели верхом, один приготовил якорек на веревке, второй раздал пешим несколько глиняных шаров на коротких цепях.
Я смотрел на все это и чувствовал, как колотится сердце. Все еще лежал в снегу, словно мертвый, и любой ценой старался быть незаметным, но понял, что этомой шанс. Не слишком ясно было, зачем они хотят напасть на людей на поляне, но, что бы ни произошло, я должен это использовать. Пока же я ждал.
Если они решат меня связать, я все равно освобожусь. Если оставят меня под охраной, я подожду, пока стражник глянет, что там у соратников, разрежу путы, при первой возможности убью его и сбегу в лес. Как можно быстрее, в противоположную сторону, туда, откуда будут идти люди Ульфа.
Я сунул руку под пояс и нащупал нож. На месте. Достаточно его вынуть и крутануть в пальцах, а потом рассечь узлы. Я делал это много раз в Ледяном Саду и знал, что все займет пару минут.
Командир ходил между ними, отдавая шепотом приказы, а потом выпрямился, раскинул руки в стороны и медленно крутанул головой так, что аж кости хрустнули. Натянул свой ящерицеподобный шлем и вскочил в седло.
Те, кто держал шары, прикрепленные к кускам цепи, надкололи их о деревья, а потом крутанули ими в воздухе. То, что находилось под глиняной скорлупой, сперва задымилось, потом выстрелило пламенем. Я слышал, как метательные снаряды, вертясь на цепях, издают мрачный звук и превращаются в руках Змеев в огненные круги.
Я лежал спокойно, чувствуя, как и во мне разгорается огонь, как колотится в горле сердце, словно я проглотил живую рыбу. Двое копейщиков остались в лесу и присели под деревьями, прячась между кустами. Я смотрел, как они провожают взглядом своих, и сильнее стискивал нож в пальцах. А потом мой осторожный взгляд упал на сверток рядом с копейщиками, и я понял, что сторожат они не только меня. И тогда, словно удар молнии, обрушился страх. Чувство было таким, будто по мне поползли тысячи огненных муравьев.
На снегу, в спутанной сети, лежал ледяной саркофаг, где находилась Наша Скорбная Госпожа, усыпленная водой онемения. Я не мог понять, как это произошло, как не мог и поверить в то, что увидел. Она была у них. А это значило, что Ульф Ночной Странник, человек, который упал со звездой и был ключом к моему предназначению, наверняка мертв. Я не мог поверить, что он дал бы забрать ее. Я помнил, что нас ждет, попади Деющая в руки безумного короля Змеев.
А в следующий миг я с ужасом понял, что не могу бежать. Не могу оставить им Скорбную Госпожу. Я должен забрать ее с собой, а волоча тяжелый саркофаг, далеко бы я не ушел. Я еще прикинул, не сбежать ли, чтобы потом попытаться выкрасть Деющую или же убить ее, чтобы она не попала в страну Змеев. Вот только я и понятия не имел, как это сделать. Ледяной ящик изготовил мастер Фьольсфинн, сильный Деющий; он постарался, чтобы тот невозможно было уничтожить, а открыть его из всех нас умел только Ульф. И у меня были очень слабые шансы убить стражников. Маленький нож, подходящий для чистки фруктов, против двух мечей и копий? Им можно было убить внезапно, но не в прямом бою против готового противника, а уж тем болеепротив двух. Я хорошо знал, сколько сил у жителей Севера. Я уже видел мужей, которые продолжали сражаться, когда их насквозь пробил меч.
Я лежал в страхе в снегу, все еще со связанными руками, колеблясь между тем немногим, что я мог сделать, и, как оно обычно бывает в таких случаях, в конце концов не сделал ничего. На поляне меж тем раздались вопли испуганных людей, донесся рев пламени, басовое завывание рога, грохот и треск, а потомодинокие испуганные крики. Это продолжалось недолго, но я не слишком-то надеялся, что занятые своими делами и ничего не ожидавшие люди, работавшие в лесу, сумеют дать отпор быстрой атаке Змеев. Но я все еще не мог понять, зачем они так поступали.
Когда шум на поляне усилился, я чуть приподнял тело, пытаясь взглянуть между кустами, но на шею мою сразу же плоско опустился наконечник копья, снова втыкая мое лицо в снег.
На землю, падаль! прошипел копейщик. И я остался лежать. Скоро холодное острие с моей шеи исчезло, но я не стал двигаться, понимая, что стража настороже.