А что случилось? спросил я слегка удивленно.
Ну как что, Менгор пожал плечами. Ты же слышал. Мы идем в Наран. Сегодня и завтра у нас два дня на сборы и тренировку перед отправкой. Ты с нами. Мои бойцы идут все. Руд, даже не вздумай отказаться! Мы с твоим чутьем в общем, я помню, что ты у нас непростой парень. И ты нам пригодишься.
Ты меня что, вместо талисмана решил взять? проворчал я
Не только, Менгор уже волок меня во двор. Ты говорил, помнится, что даже с двулезвийником айнто умеешь обращаться? Так вот с этим тогда управишься еще лучше нас!
И с этими словами вложил мне в руки глефу.
Поможешь мне поднатаскать тех, кто менее ловок с древковым Ронана, например. Он неплохой мечник, но древковое его слабая сторона.
Я посмотрел на изогнутое сверкающее лезвие и длинную рукоять с причудливой резьбой и тихо сказал:
Просто наводить порядок, значит?
Рудольф, перестань. Это наше походное оружие, мы всегда его берем, покидая наш родной удел. Можешь считать, что вот именно глефы это уже почти талисман. И потом если нас поставят охранять дворец, как ты думаешь, они нам пригодятся?
А нам его придется охранять?
Думаю, да. Ведь смута может превратиться в гражданскую войну, если кто-то не в меру ушлый решит взгромоздить свою задницу на трон под прикрытием поднявшегося шума. Больше скажу нас за этим и просят прибыть.
Я едва заметно вздохнул. Покачал головой:
Ну и тогда для чего тебе мои навыки ловли чакабре?
Пригодятся, отрезал Менгор, и я перестал выспрашивать.
Наш капитан точно что-то знал, но не хотел пока говорить. Оставалось надеяться, что это что-то не сулит слишком больших бед.
Наш отряд выдвинулся рано утром следующего дня после отведенного под тренировку, и идти предстояло несколько суток, поэтому провизии запасли немало, да и все обмундирование проверили не на один раз.
Та самая дорога на Наран легла под ноги серо-бежевым полотном, отрезом небеленого льна. Или потертым свитком раскаталась, уперлась в горизонт и пропала за ним, в синеватой дымной кромке леса, в туманистой осенней дали. Бессчетно ног и колес, копыт, подков уже записали свои судьбы в этом свитке, думал я. И шел со всеми записывал свою строку.
На лезвии глефы играет скупой осенний отсвет солнца, в воздухе хрустальными нитями парят тончайшие паутинки, к листвяной пряности примешивается горечь дымка, а я и только о том и думаю, что я бы все, наверное, отдал, чтобы мне нам всем не пришлось писать свою повесть следами в пыли потертого свитка-дороги. Не здесь, не сейчас. Не так.
Но у меня этого «всего» так мало, что не хватит, наверное, и одного дня выкупить у судьбы если бы она была склонна к такому обмену.
Я не могу объяснить этого и сейчас но я не хочу покидать город. Не в эту осень! Не в этот год, нет! Я я слишком полюбил архаичный сонный ДЛагрена. Я полюбил место и мне понравилось быть стражем. Да и просто быть чувствовать вкус яблока, брошенного приятелем на ходу, запахи в воздухе, прикосновение ткани рубахи к уставшей спине, легкую ломоту в плечах и ступнях после ночи напролет на ногах, в кольчуге и при оружии. Не пустить оружие в ход, зная, что твоего окрика достаточно тоже нравилось, впрочем.
На лезвии глефы полустертой насечкой выступали плавные линии узора приглядевшись, я увидел изгиб шипастого хвоста, хищную узкую голову в короне гребней, занесенную длиннопалую лапу вздрогнул морской дракон? Нет. Крылья, вздернутые вверх, довершали рисунок дракон, что готов взлететь. Не морской горный дракон, стремительный огромный сгусток магии, силы, огня и разума. Не удержавшись, погладил кончиками пальцев рисунок. Глефы, кажется, на самом деле были древние, древнее, наверное, самой крепости ДЛагрена.
Талисман, сказал Менгор, и я только сейчас наконец поверил в его слова.
Я наконец увидел в глефе то, чем она, по ходу, и была с самого начала символ. Как стражничья нашивка на пелерине худа. Не безжалостное оружие наступающей пехоты, но замену штандарта. «Мы можем сражаться, мы будем, если придется. Но мы не станем спешить»
Я зашагал бодрее настроение у меня выровнялось, да и я заметил, что сумрачный по началу день потихоньку прояснился, серый полог неба проклюнулся солнечным светом. Дай-то Айулан, все обойдется грозным маршем и скучными часами дозора у стены чужого дворца.
Я же все равно хотел взглянуть на Наран, столицу Марбод Корту пусть и не в таком качестве, конечно. Но раз выбирать не приходится что же. Я иду той дорогой, что предлагает мне судьба. Иду. Кажется, я проиграл когда-то морским богам право выбирать в обмен на прозвище, заменившее имя.
В дороге мы были уже третьи сутки, и шли двумя группами чуть впереди около семи десятков, так сказать, авангард. Позади наша часть отряда в нем нас было восемь десятков и несколько возов с бытовым скарбом, необходимым в дороге котелки, провизия, пара огромных шатров, чтобы укрываться от дождя пока, впрочем, не смотря на осеннюю пору, шатры не требовались. Дождя не было видимо, вся висящая в воздухе сырость уходила в туманы когда легкие, когда густые и плотные, но неизменные всякое утро.
Порой наш путь напоминал мне сюжеты изысканных этенских ваз и узкогорлых кувшинов для вин их лепили из белой глины, делая тонкими, как яичная скорлупка, покрывали глазурями снежно-белой, слоистыми цветными, прозрачно-стеклянистыми. Их расписывали, кладя рисунок полупрозрачными легкими мазками ивы у воды или речные лили, играющие в воде рыбины, цветущие крокусы; лес, укрытый туманом, и горная гряда, или могучие сосны с кривыми ветвями, нанизывающие на свою хвою клочья облаков. Легко, прозрачно, полунамеком выступают линии, угольная чернота расплывается в молочной светлоте, яркая зелень глохнет, превращаясь в слабый отсвет через цветное стеклышко, цветы точно призраки самих себя И мы идем через туманное утро. Мы словно герои расписной вазы, пока не взойдет выше солнце и не прогонит прочь белую взвесь.
В тот вечер вполне ясный и теплый у одного из возов на лесной части дороги треснул обод колеса, вывернулся, заставив тяжко просесть на один бок груженую телегу, а уже поэтому, как выяснилось, и пошла в расщеп тележная ось. Возница сокрушенно качал головой неудачно наехал на камень, видать, или провалился в выбоину, не заметив той. Солнце было еще весьма высоко, и останавливаться сейчас значило потерять добрых пол-дня пути. Пока капитаны совещались, и так прошло чуть ли не две лучины- но в конце концов было решено так: первые семь десятков продолжат путь, а с ними один из возов. А мы чиним сломанное, проверяем надежность воза, отдыхаем вволю и нагоняем их поутру, встав еще до рассвета.
Герои сюжета росписи изысканной вазы превратились в персонажей деревенской сказки что же, и так бывает. Жизнь непростая штука.
С починкой, конечно, пришлось повозиться и то, что нас было довольно много, только мешало делу. В конце концов, часть народу отправилась стрелять на ужин лесных куликов, и я с ними. Охота полудетская, скорее, чем серьезная все же была неплохим развлечением в часы вынужденного простоя. Связка куликов, которым предстояло стать сытным супом на ужин, оттянула мешок на плечах Теза, а сами мы устали рыскать по кустам ровно тогда, когда ремонтные дела почти завершились. Самое время было поискать место для стоянки на ночь как раз уже и солнце касалось краем перелеска чуть впереди, отделенного от нашего, по которому мы пробирались сейчас, парой лиг пути.
Устроить привал решено было именно у края леска пройдя с пяток фурлонгов, мы остановились. Сгущался туман, идти дальше было затруднительно. Уже когда лагерь был установлен, и все уложились спать, я, лежа под плотным одеялом у огня, ощутил странное дыхание теплого ветра в лицо. От костра нанесло или или снова некая магическая тварь вышла на прогулку? Я подтянул поближе меч, нашарил в сумерках взглядом сооруженную из хворостин стойку, вдоль которой выстроились наши глефы вздохнул и смежил веки. Сон у меня чуткий, проснусь, успею, решил я. Уже проваливаясь в дрему, я почувствовал, как на меня нахлынуло странное чувство тревоги, будто что-то недоброе намечалось коротко, точно всплеском. Вокруг царила ватная тишина, даже для чуткого уха засыпающего совершенно пустая. Лес спал. Твари и звери тоже. Уснул наконец и я, так и не нашарив ни своим хваленым чутьем, ни слухом никаких признаков опасности.