Впечатляет зрелище?
Дирвен вздрогнул от неожиданности. Он же здесь один Нет, уже не один.
Возле служебной двери стоял Эдмар. Видимо, оттуда и появился. Его шелковое одеяние с изысканными китонскими поганками серебрилось в свете подвешенных на цепях волшебных ламп. Отдельные пряди длинных темных волос были выкрашены в пижонский фиолетовый цвет. Жаль, что в дополнение к этому он не написал у себя на лбу изящным каллиграфическим почерком: «Я придурок».
Не впечатляет.
Дирвен решил держаться с ним как ни в чем не бывало. В конце-то концов, они познакомились еще до того, как тот вспомнил свое прежнее имя и стал Тейзургом. Если на то пошло, сам же и спихнул его невзначай в Лилейный омут Но это, понятное дело, не то деяние, которым можно гордиться, как раз из-за этой истории к Дирвену и приставили для надзора Трех Прилежных Кроликов, которых сменили Три Веселых Чижика.
Отчего же? Эдмар картинно заломил бровь, а глаза у него были золотисто-желтые, как у демона.
Да что в нем особенного Обыкновенный червяк, только очень большой. Жрал много, вот и вырос. Ты не видел, там за дверью нет метлы или щетки с длинным древком?
Дирвен решил, что не будет рассусоливать с ним на «вы», вначале-то они были на «ты». И кроме того, пусть Тейзург древний маг, зато он первый амулетчик Светлейшей Ложи.
Зачем тебе?
Потыкать его, чтобы хоть проснулся и пасть раззявил, а то посмотреть не на что.
Если желаешь, я тебе и так его разбужу. Без щетки.
Тейзург щелкнул пальцами.
Загремели цепи, животное зашевелилось, издало вибрирующий утробный рык. Запах падали и перепревших фруктов усилился. Распахнулась пасть да в ней бы взрослый человек уместился! Огромный, как тюфяк, бурый язык, усеянный отвратительными желтоватыми зубами, заколыхался, словно был самостоятельной тварью, норовившей куда-то уползти. У основания торчавших из нижней челюсти клыков длиной с ладонь блестела вязкая темная слюна.
Вот теперь впечатлило, только Дирвен об этом вслух не сказал.
Голодный заметил Эдмар. Если бросить ему что-нибудь живое, он тотчас захлопнет челюсти и начнет перетирать добычу между языком и небом видишь, наверху тоже плоские зубы. Потом примется заглатывать получившуюся мясную кашицу небольшими порциями, а все лишнее отрыгнет. Такому монстру собирались отдать Хеледику. Разве можно винить девочку в том, что она захотела спастись от этой участи?
Все равно она должна была сберечь свою честь, недовольно буркнул Дирвен. Не могла, что ли, просто убежать и спрятаться Девушку нельзя уважать, если она готова пожертвовать самым главным. И она должна была подумать о том, кто ее когда-нибудь полюбит. Ну, то есть обо мне, а она обо мне не подумала, его голос дрогнул от застарелой обиды. Поэтому я никому из них больше не верю.
Если б она сберегла в нетронутом виде свою девственную плеву, которую ты поэтически называешь честью, ее бы швырнули в пасть куджарху. Кстати, обрати внимание, сколько слюны этого зверя с тех пор, как поймали, держали впроголодь, так что он сейчас кого угодно с благодарностью оприходует, не обязательно невинную девицу. Попробуй представить себя на месте Хеледики.
На душе у Дирвена стало слегка тревожно, возникло ощущение смутной угрозы, но он с чувством превосходства процедил:
Да к чворкам эту шлюху. Не люблю шлюх.
Какое поразительное совпадение, шлюхи тоже тебя не любят. Я имею в виду тех прелестниц из алендийских борделей, которым приходится удовлетворять твои незамысловатые потребности. Скажу по секрету, эти приятные дамы о Дирвене Корице весьма невысокого мнения.
Ты-то откуда знаешь?! вскинулся Дирвен.
Я ведь тоже, бывает, пользуюсь их услугами. С большинством из них еще и поболтать можно. Они ценят любезное обращение и могут порассказать много интересного.
Учитель Орвехт о девках из борделей говорил то же самое, но Дирвен тогда, не рискуя с ним спорить, про себя подумал, что все равно они хуже уличной грязи под ногами, и разговаривать с ними не о чем. Попользовался и все дела, и пусть будут довольны А если всякую там информацию собираешь, всегда можно заплатить или припугнуть. И они еще смеют высказывать какое-то мнение о первом амулетчике Светлейшей Ложи!
Самые впечатлительные начинают кривиться и некультурно плеваться, если заведешь с ними речь о тебе. И ведь девочки просто чудо какие милые, хоть в постели, хоть за чашкой шоколада, это как же надо было постараться, чтобы они смазливого мальчишку вроде тебя настолько не жаловали?
Шлюхи-потаскухи, что с них взять, презрительно бросил Дирвен.
Хотелось сказать Эдмару «Ну и придурок!», но он все-таки не решился.
И Энгу Лифрогед ты напрасно оскорбил, сощурив длинные накрашенные глаза, небрежно бросил собеседник. Она ведь девушка гордая, пренебрежения не прощает А ты, бессовестный маленький обманщик, столько авансов ей расточал, но так и не лег с ней в постель. Энгу это жестоко ранило.
Так ведь не было никакой Энги! растерявшись, вымолвил Дирвен. На самом деле же не было
А кому ты тогда в любви объяснялся? ухмыльнулся этот мерзавец.
Он стушевался и промолчал: уж лучше не говорить вслух, кому.
Вот интересно, как бы ты поступил на месте Хеледики? задумчиво произнес Тейзург после паузы. Только сделай одолжение, отвечай правду. Представь, что ты оказался перед таким же выбором: или пожертвуешь своей, хм, так называемой честью, или тебя слопает куджарх, хотя бы вот этот, который явно не прочь кем-нибудь из нас двоих закусить.
Так я же не девица, чтоб такую дурь себе представлять, ощетинился Дирвен, в глубине души еще сильнее забеспокоившись. Вообще-то мне пора. Мне здесь торчать нельзя, это нарушение предписания, так что пошел я отсюда. Иначе того и гляди кто-нибудь заявится, здесь же полно народу мимо ходит, каждую минуту может кто-нибудь заглянуть
Савдо из каретной мастерской, набравшийся вместе с другими подмастерьями по случаю торжества у господ магов чем не повод выпить? уже который час не мог попасть к себе домой. Глименда его не пускала, и боги ей в этом черном деле попустительствовали.
Стемнело, из-за соседней крыши выползла круглая желтая луна, а он все топтался перед нарисованной на штукатурке дверью, не догадываясь обойти дом с другой стороны, и тоскливо повторял заплетающимся языком:
Глименда, открой, сердце твое жабье! На улице же будет человек ночевать Побойся богов, открой! Боги-милостивцы, пустите меня домой, нехорошо человеку на улице ночевать В такой день под забором, в праздничный день, это же для человека позор, слышишь, Глименда? Еще замочную скважину чем-то замазала, чтобы ключ не пролез Посмотрите, боги-милостивцы, сколько несправедливости выпивший человек терпит от козней злой жены! Она дверь заколдовала! Где ж это видано человека домой не пускать? И никто не поможет, никто не скажет ей, что ж ты, жаба, делаешь Махнув рукой, он пошатнулся, несколько раз переступил с ноги на ногу, с трудом сохранив равновесие, и с безнадежной горечью вздохнул: Эх, вы, боги
Дивные дела порой творятся на свете. Не иначе этот последний тихий упрек достиг слуха милостивцев, и устыдились боги сонхийские, уразумев наконец-то, что негоже выпившему человеку на улице ночевать, потому что окаянная дверь тотчас рассыпалась прахом.
Спасибо вам, боги! горячо возблагодарил Савдо и направился сквозь повисшую в воздухе пыль, запинаясь о кучи обломков, в темное нутро дома. Посрамили вы злую жену, так ее, жабу негодную
Свершилось самое настоящее чудо: все стены развалились, зато крыша, как прежде, покоилась на опорных столбах, и дверные коробки остались на своих местах, и те участки стен, где находились окна, в которых ни одно стеклышко не треснуло.
И за это, милостивцы наши, спасибо! прослезившись от восторга и умиления, прошептал хозяин жилья. А то какой же дом без окошек? Истинно доброе волшебство
Сколько бы теперь Глименда ни запирала двери, без стен-то он всяко попадет домой!
Мебель купалась в лунном свете, на темном комоде поблескивало зеркало. Счастливый и благодарный, Савдо напрямик добрел до кровати, забрался, не скидывая башмаков, под одеяло. По соседству шумели, со всех сторон доносились людские крики, словно что-то стряслось. Он накрыл голову подушкой и, уже проваливаясь в умиротворенный пьяный сон, вновь восславил богов за то, что ночует не на улице, а в собственной постели.