Ой, я тоже, как посмотрю на их прыжки, как представлю себя на их местея бы на этой лавке просто от разрыва сердца померла!
Я продолжу. И вот, помню, это было уже на втором году занятий, но не так чтоб задолго от первого полета. Я стоял на старте, встегнутый в аппарат, готовый, и вдруг поймал себя на мысли, что мне не страшно! Вот абсолютно. Нет, есть небольшой предстартовый мандраж, но в основном изза какихто рабочих моментов: правильно ли оторвусь, сумею ли выдержать красивый угол, справлюсь ли с учебной задачей. Но я не боюсь, как тогда, на прыжковой вышке. Так поразился этому чувству, что почти проморгал команду «Пошел». Среагировал только на «Пошел, твою так разэдак» Саныч у нас был страшный матерщинник. Потом, после приземления, наслушался всякого изза того, что туплю на старте.
Отложил, наконец, миску, которую держал в руках уже некоторое время, несмотря на то что она давнымдавно опустела. Както автоматом принял протянутую кружку с чаем. Мимолетно отметил, как Анахита подняла мою миску с явным намереньем после помыть. Продолжил.
Потом, конечно, бывало страшно. Например, когда я на совершенно новом, более спортивном, а значит, строгом крыле позволил уговорить себя летать с АйПетри и долго стоял на старте, будучи не в состоянии справиться с крылом. Я его поднимаювсё, сейчас два шага, и в воздухе! Но встречные порывы настолько сильные и нестабильные, что я не могу удержать крыло ровно. Его постоянно заваливает то в одну сторону, то в другую. Старт с креномэто сразу циркуль, и врезаешься в склон. А на АйПетри под стартом обрыв, и кувыркаться мне вниз далеко.
Или вот еще, летали на равнине, ветер был сильнее, чем я тогда мог справиться, но все равно полетел. И в воздухе вспомнил поговорку: «Лучше быть на земле и жалеть, что ты не в воздухе, чем наоборот», я даже рассмеялся, вспомнив тот случай, как меня тогда колбасило! И это я еще был на учебном крыле, вот что значит недостаточный налет! Но ты знаешь, никогда это не был тот парализующий страх, который я испытал в детстве на прыжковом трамплине. Как бы его описать
Пощелкал пальцами, подыскивая подходящее слово, отхлебнул чаю. Обвел ребят взглядом. Анахита сидела в испуганновосторженном внимании, прижав мою миску к груди, словно пытаясь загородиться ею от чегото. Руслав замер с такой же, как у меня, кружкой. Лицо спокойное, но я отметил, как побелели костяшки удерживающей кружку руки.
Я бы сказал, что это был «рабочий» страх. Скорее даже просто опасение. Я говорил сам себе: «Чего ты трясешься? Ты же все умеешь. Может, не в этих условиях, но ты делал это десятки раз, и у тебя получалось!». А потом делал то, что нужно было. И все получалось.
На несколько секунд над полянкой повисла тишина. Даже не трещал потухший костерок. Только шум ветра фоном, да шелест листвы, да какието кузнечики.
Я, наконец, замолчал, обхватил кружку обоими руками и стал пить горячий чай маленькими глоточками. По телу разливалось тепло то ли от чая, то ли оттого, что я хоть немного поделился миром, бывшим для меня когдато смыслом жизни, с людьми, которые за короткий промежуток времени стали мне не чужими. Шли секунды, складывались в минуты, а я старался впитать этот момент, это чувство, боялся спугнуть его.
Вдруг мир словно слегка изменился: я как будто оказался там, в прошлом, за чертой двухлетней давности, словно и не было ее. На миг показалось, что сижу я не в игре, не у виртуального костра и не с аватарами неизвестных мне в реале людей, а как раньшев перерыве между полетами, на бивуаке. Гдето рядом дельтапланы, собранные, уже готовые к старту. И сейчас ктонибудь скажет: «Ну что расселись, летать сегодня ктонибудь собирается?», и мы пойдем, распределяя на ходу очередность, чтоб оторваться от земли, от ее проблем и суеты в мир, где есть только ветер, высота и свобода.
Глава 25 Дилемма
Слушай, Фес, я чтото не пойму. Если так любишь летать, почему в игре ты пешеходный травник? Тебе подошел бы, ну не знаю, наездник на драконе какойнибудь. Или да разве мало в Фанворде летающих профессий!
А почему ты не лучник?
Повисла пауза. Парень несколько секунд молча смотрел на меня, потом просто кивнул.
Ну что, отдохнули? Руслав обвел взглядом наш небольшой отрядик. Тогда в путь. Не хочу в темноте по вершине шариться, а нам еще идти.
Чточто царапнуло меня в его словах, однако под сильным впечатлением от произошедшегоеще бы, впервые за два года разговаривал с кемто о полетахя просто не обратил внимания. Но чтото, видимо, отразилось на лице, поскольку Рус решил пояснить:
Нам после спуска все равно двигать к следующему отрогу, останется только восточный. Поэтому сюда возвращаться нерационально. Сделаем временную стоянку под вершиной и оттуда выдвинемся дальше.
Собрались быстро. Закидали остатки костра землей, двинулись в обычном порядке: впереди Рус, нагруженный как ишак; между нами почти налегке Анахита, я замыкал. Судя по карте, до конца отрога было чуть больше двух километров в земных измерениях. Опять траверсили по границе зоны леса. В этом месте, видимо изза стыка двух текстурлесной и горной, образовалась как бы небольшая полочка, вполне проходибельная.
Наша скорость могла быть выше, если бы не любопытство эльфы. Она беспрестанно поворачивалась, где можношла рядом и засыпала меня вопросами о полетах, об облаках, о горах и всемвсем, что могло быть связано с полетами. Не буду отрицать, мне эта беседа нравилась.
Феникс, расскажи, а в чем смысл ваших полетов?
Не понял.
Вы летаете для чего? Ну там, бросить вызов, преодолеть страх не знаю, испытать себя наконец
А, ты об этом. Вот так вот с ходу и не ответишь
Я надолго задумался, уткнувшись взглядом под ноги. Какоето время наш отрядик шагал в молчании, слышно было только скрипение каменной осыпи под тяжкими шагами Руса да буханье моих ножных колодок. Анахита, как и положено эльфам, двигалась почти бесшумно. В такт шагам заплечный мешок постукивал по сложенным под плащом крыльям.
Знаешь, Аня, полетэто и есть смысл. Я тебе одну историю расскажу, а ты понимай как хочешь.
Помолчал, подбирая слова.
Мне повезло быть знакомым, хоть и недолго, с удивительной женщиной, одной из основательниц известной дельтапланерной школы. Первый раз мы пересеклись на Юце, я был еще совсем зеленым новичком, толькотолько научившимся висеть в динамике. Приземлились почти одновременно, оттащили дельты в сторонку, чтоб освободить площадку. Там такой удачный пятачок, защищенный от ветра, не приходится постоянно аппарат контролировать. И стали вместе разбирать крылья. Естественно, разговорились. Татьяна дала несколько советов, мы ведь перед этим почти час у одного склона крутились. То, что я учлет, было очевидно: и по тому как летаю, и по амуницииучебный крыл, учебная подвесь. Впрочем, никогда не игнорировал советы более опытных пилотов, даже когда начал вполне уверенно летать. А потом она както так внезапно спросила, нравится ли мне летать. Что я мог тогда наговорить? Да еще адреналин не отпустил. Она выслушала мою восторженную ахинею, а потом сказала: «Летатьэто единственное, ради чего стоит жить».
Я замолчал на некоторое время, вслушиваясь в ритм нашей группы, потом добавил:
Тогда я еще не знал, что врачи поставили ей диагноз «неоперабельный рак» и отвели полгода. Она прожила целый год и посвятила этот год полетам, поджал губы, пытаясь изобразить улыбку, вот такой вот смысл.
Мы продолжили топать, каждый в своих мыслях.
И тут внезапно, как нечаянная зубная боль, наконецто дошло, что зацепило меня в речи Руслава. Я поднажал и пошел рядом с парнем, благо местность позволяла.
Рус, погоди. Мне показалось, или ты на самом деле хочешь сам, я подчеркнул последнее слово, подниматься за травой?
Почему сам? тот пожал плечами. Пойдем вместе. Подстрахуем друг друга. Всяко получится быстрее, да и надежнее. У меня веревка есть, можем в связке.
Удивленно взглянул на равномерно шагающего парня: да какая на фиг связка?! Он сорветсямне его не удержать Впрочем, о чем я думаю? Это же исключено!
Пока еще не веря в происходящее, уточнил:
Ты предлагаешь подниматься вместе?