Завтра меня всего побреют с утра и повезут резать. После переливания крови чувствую себя как огурец! Может быть, и бог с ней, с этой, что будет завтра! И так еще поживу!
Нет! Надо делать, учительским тоном напутствовала мужа Алла Потапова, не рассосется. Зато потом будешь и в самом деле как огурец.
Вы завтра ко мне не приходите после всего этого, Николай Николаевич почему-то всячески избегал слова «операция», я все равно буду в реанимации, и вас туда не пустят. И мобильник отберут. Есть мне будет ничего нельзя, и я абсолютно голый буду лежать под простыней Или даже без простыни Бр-р-р мне уже сейчас от одной мысли об этом холодно В любом случае, чистая одежда мне вряд ли понадобится.
Ночью, накануне операции, Светлана спала безмятежно. Поначалу ей снились красивые и милые сердцу картины из детства. Онапятилетняя. Лежит в своей детской кроватке, засыпает. Папа на днях купил магнитофон. В глубине затемненной комнаты, включив настольную лампу с темно-зеленым металлическим абажуром, он готовится к семинару в академии. Спрашивает дочь: «Тебе не будет мешать музыка? Тихо-тихо?». Та отвечает, что нет. И слышит волшебный голос из магнитофона: «Бессамо. Бессамо муччо!». Удивительный голос, таинственные словакак заклинание. Маленькая Света шепотом повторяет за певицей: «Бессамо. Бессамо муччо» Ей кажется, что это молитва какой-то огромной, бесконечной любви. Звуки музыки наполняют малышку одновременно и радостью, и глубокой грустью, обволакивают сладостным туманом, возносят куда-то вверх. И вот уже она самаоблако. И медленно, нет не летит, а плывет по небу над большим незнакомым городом, освещенном яркими огнями, ощущая пространство как вселенский океан. Немного мешают столбы линий электропередач и высокие деревьятогда ей приходится подниматься все выше и выше. Это так трудно, и сил уже нет. А там просто пустота. И холодно. И светло-серое пустое небо. Никого и ничего.
Утром она проснулась в относительно бодром настроении. Нет, если тщательно покопаться в эмоциях, то немного волновалась, конечно. Сегодня примерно в одиннадцать часов её папе начнут делать операцию. И он не будет больше так мучиться и задыхаться. Пусть он и просил не навещать его в такой сложный во всех отношениях день, они с мамой Аллой договорились подъехать в Военно-Медицинскую академию, чтобы попытаться пробиться в реанимацию. Иногда туда пускают. Вдвоем, точно, не зайти, но, может быть, получится упросить запустить их по очереди. Или, в любом случае, они попробуют встретиться с оперирующим хирургом и расспросить о подробностях.
Светлана позвонила на работу и предупредила, что появится там только после обеда. Чтобы как-то отвлечься от волнения, можно сделать небольшую уборку в квартире. Но минут через десять она засомневалась, не считается ли уборка плохой приметой в данных обстоятельствах. Вдругсчитается? На всякий случай ограничила свой хозяйственный порыв поливом комнатных растений. Заметила вдруг, что на лиане, пышно во все стороны свисающей с платяного шкафа, распустился одинокий зонтик мелких нежно-розовых цветков. Понюхала. Удивительно приятный сладковатый запах. Надо же! Чудеса! Этой лиане не меньше двадцати лет. Это столько она живет в их семье. А до этого еще, неизвестно сколько лет, обитала у свекрови. И была передана по наследству вполне взрослым растением с двухметровыми плетьми, плотно усыпанными листьями. И никто никогда не видел, чтобы эта лиана цвела.
Игорь, посмотри, наша лиана зацвела! Тут такой красивый зонтик из цветов!
А они разве цветут? донесся голос из кухни, но Игорь поленился подойти, чтобы посмотреть, как всё это выглядит.
Светлана нарисовала стрелки на верхнем веке, накрасила ресницы, губы, подушилась французскими духамисобралась! Дождавшись половины одиннадцатого, вышла из дома. Неспешно направилась к метро. Вышла на станции «Пушкинская». Чтобы как-то убить медленно текущее время, зашла в «Макдональдс» напротив Витебского вокзала. Долго выбирала, чтобы такое заказать. Потом уселась в уютном уголочке и неспешно потягивала через трубочку молочно-клубничный коктейль. Все её мысли были теперь об отце, который в это время, наверняка, уже лежал на операционном столе. «Все будет хорошо!» успокаивала она себя, и мысленно посылала отцу свои флюиды уверенности. «Все будет хорошо!»
Возможно, она даже произнесла это вслух, потому что незнакомая женщина, сидевшая неподалеку, переспросила:
Что? Вы что-то мне сказали?
Света улыбнулась, но не успела ничего ответить, потому что заиграл привычный рингтон её мобильного телефона. Звонила Алла Потапова.
Алло! Мам, привет! Ты уже в больнице? Я скоро буду. Через пять минут! Я тут совсем рядом. В Макдональдсе напротив Витебского вокзала, не беря паузы, Светлана поспешила вывалить как можно больше информации, которую считала сейчас самой важной и нужной. Сейчас только допью свой коктейль. Кстати, он очень вкусный. Я всегда беру клубничный. Ты успела позавтракать? Тебе принести что-нибудь из Макдональдсагамбургер, коктейль или кофе? Давай, что-нибудь принесу?
Светочка! Папы больше неттихий голос Аллы Потаповой с трудом прорвался сквозь нелепую болтовню её дочери.
Ему уже сделали операцию, еще же рано? Светлана задала свой безнадежно дурацкий вопрос с уточнением, потому что несколько мгновений не могла вникнуть в смысл услышанных слов. И наконец, в образовавшуюся в диалоге паузу переспросила:
Как нет?
Его неткаким-то чужим голосом, словно по слогам, произнесла Алла, изо всех сил избегая более прямой и жуткой формулировки.
Я бегу! шепотом прохрипела Светлана в трубку и стремглав помчалась в больницу.
Ей почему-то казалось, что, если она сейчас прибежит быстро-быстро, то обязательно сможет все изменить. Конечно, это какая-то ошибка! С ним не могло ничего произойти! Врачи что-то напутали. В этот день назначено несколько операций. Это случилось не с ним! Они там на операционных столах все так похожи! Ошибка! Недоразумение!
Алла Потапова ждала дочь у входа в кардиологическое отделение. Она была как-то неестественно спокойна.
Я уже говорила с врачом. Они начали операцию на час раньше. Все сделали. Довольно быстро и, как им показалось, хорошо. Все сосуды прошли, прочистили, стенты поставили. Три, нет, кажется, пять! Все, вроде, получилось. Стали зашивать, а у него разорвалась артерия. Хирург еще раз зашил. Она опять разорвалась! В клочья! Несостоятельность тканей Да!
Пусть они еще раз попробуют, заскулила Светлана, схватив, как в детстве, мать за рукав. Пусть еще раз Пусть пробуют, пока не зашьют. Давай пойдем и их попросим! Заставим! Надо же что-то делать!
Поздно. Его уже нет.
Через несколько минут Светлана и Алла в сопровождении старшей медсестры вошли в палату, где еще каких-то три недели назад отмечали день рождения Николая Потапова. Женщины всячески избегали встречаться с сочувствующими взглядами больничных соседей и, словно в полусне, принялись вытаскивать из тумбочки вещи человека, которые ему больше никогда не понадобятся: носки, трусы, электробритву, радиоприемник, часы, старенький мобильник.
Сестра-хозяйка откуда-то принесла большой полиэтиленовый пакет с верхней одеждой. «Какой бред! думала Светлана. Вещивот они. С ними ничего не случилось, а моего папы больше нет». Машинально взяла с тумбочки и стала перелистывать папин ежедневник, он повсюду брал его с собой. Там все было расписано на два месяца вперед: кому позвонить, когда кого поздравить с днем рождения, с кем встретиться, что сделать. Дочь и жена, нет, теперь уже в одночасье вдова, сложили в большой полиэтиленовый пакет все вперемешку и, не сказав никому ни слова, вышли из палаты.
Потом Света с мамой приехали домой к Потаповым, и Алла достала из кухонного буфета бутылку водки, стоявшую всеми забытой неизвестно, с каких времен. Мать и дочь почти ни о чем не разговаривали между собой, просто пили водку. Опьянение не наступало, словно это была обычная вода из-под крана. Может быть, конечно, водка и выдохлась. Хотя вряд ли.
Иногда их молчаливые посиделки прерывались телефонными звонками. Звонили какие-то друзья и пара человек с работы. Многим было известно, что на этот день была назначена операция, и теперь знакомые спрашивали, как все прошло. Алла вполне спокойно отвечала, что Николая больше нет, принимала соболезнования, и по-деловому записывала номера телефонов звонивших, чтобы потом известить их о дате похорон.