Виторг помолчал, также держа меня в своих объятиях, а потом продолжил разрывать мое сердце на части.
Я не знаю, что именно произошло в праздник весны, но после него он отказывался посещать наш дом и никакие уговоры не действовали. Он избегал тебя. Он избегал разговоров о тебе. Он словно опустел, его глаза потухли. И на полигоне он стал словно зверь, его стали бояться. А спарринги, с ним в пару становился лишь декан Андрус, остальные были покалечены и избегали его. Сам декан стал опасаться проиграть ему в спаррингах, он стал бить точно не жалея сил. Словно изливал свою боль.
Сын снова умолк, не на долго, просто давая мне возможность проглотить неслышную истерику, подбирающуюся все ближе, окутывающую меня и поглощающую все больше и больше.
Мам, это его рубашку ты одеваешь на подушку перед сном? Я вздрогнула и попыталась высвободиться. Но Виторг лишь сильнее сжал меня в своих объятиях. А когда я прекратила сопротивляться, стал ласково гладить одной рукой успокаивая, словно это я его ребенок. Я знаю, потому что опять, каждую ночь, я слышу, как ты плачешь засыпая. А когда ты затихаешь, я прихожу погасить свет. Иногда обнимая подушку ты засыпаешь на полу, и я перелаживаю тебя на кровать. Мама, я говорю все это, потому что если ты поедешь со мной, то не как мама его друга. Так будет только хуже. Если мы едим вместе, то только если ты любишь его так же, как и он тебя. Только если ты готова принять его как мужчину, а не мальчишку, юнца, с которым дружен твой сын. Иначе я поеду сам. А ты останешься дома.
Я заплакала. Не знаю откуда опять взялись слезы, но я опять плакала. Мой сын. Мой мальчик, такой уже взрослый, настоящий мужчина, он понял и принял все раньше меня. Это я все оправдывала рубашку Алекса в своей постели одиночеством, а тоску и слезы пустой постелью. Это я боялась поверить и признать, что этот юнец за один вечер, за одну ночь, за одно утро, стал для меня большим, чем все мужчины этого мира. Это я засыпая со слезами и воспоминаниями о нем и встречаясь по ночам, в своих снах с ним, не хотела верить и признавать. А он, мой сын, он все видел, молчал и осознавал все принимая как есть.
Все будет хорошо. Слышишь? Не плачь. Он любит тебя. Ты любишь его. И все будет хорошо. Даже лучше. Только представь, как будет злиться милорд Вильям, глава рода, когда ты станешь законной женой юного и любящего, преданного тебе всем сердцем и душой мужчины. Он хохотнул, а я всхлипнула. да еще и с личного благословения королевской четы. Да, я, пожалуй, лично приглашу его на свадьбу, чтобы увидеть его лицо. А ты будешь улыбаться, сиять радостью, как и положено невесте в прекрасном платье. Я подведу тебя к алтарю и передам твою руку вложив в его. Алекс трепетно примет ее и не отпустит, уж поверь. А через девять месяцев, но не позже чем через год, вы сделаете меня счастливым дядюшкой. Только не плачь. Все будет хорошо.
В Венсию мы прибыли ранним утром. Пасмурная погода изморозью и влажным, леденящим ветром отвлекала от мыслей о предстоящей встречи. Я боялась. Я ждала. В гостинице нас встретили совсем не радушно. Словно заочно зная кто мы и всем сердцем не желая видеть нас. С нами не общались, даже на вопросы отвечали не с первого раза, нехотя и не всегда, да еще и односложно. В ратуше, без пояснений, просто выставили нас отказываясь помочь. Стражи отводили глаза и молчали. «не положено» это единственное, что мы смогли добиться от них. Даже на ярмарочной площади от нас отворачивались и отказывались говорить, ни так, ни за деньги. Три бесконечно долгих и безуспешных дня ходьбы от порога к порогу, от одного незнакомца к другому. Но мы не узнали ничего. Никто не признавал знаком ли с Алексом и его семьей, никто не говорил где он живет, где работает, где его семья и где он сам. Лишь одно мы знали точно, он ушел со службы. Утром четвертого дня я отправилась в храм. Я не знала где еще просить помощи. Кто еще мог помочь. И почему все молчат. Я просто больше не видела другого пути. Я шла к статуи Многоликого и его жены, Девы. Шла и мечтала так же стоять в храме у алтаря с Алексом. Так же держаться за руки и также идти по жизни вместе. Я упала на колени не дойдя полпути к цели. Опять появились слезы. Не знаю от куда, но с ними появилась и злость.
Не смейте! Слышите! Не смейте отбирать его у меня! Не отдам! Не сдамся!
Я уронила лицо в ладошки, злилась, паниковала, боялась, плакала. Мне никто не мешал. Было слишком рано. Служители еще не пришли. А редкие посетители были заняты своими проблемами.
Я просто не хочу без него, смогу, но не хочу. Я опять посмотрела на статуи. Я люблю его.
Последние слова я уже шептала. Просто не могла остановиться. Стояла посреди храма на коленях, то плача, то смеясь и шептала одни и те же слова: «Я люблю его, люблю.» Сколько так прошло временине знаю. Просто через цветные витражи уже светило солнце. Просто служитель храма поднял меня с колен и вывел из храма в сад усадив на пустующую скамейку.
Сегодня светит солнце. Яркое и редкое в это время года солнце. Если это не ответ Безликого и Девы на вашу молитву, то я уже и не знаю, что может быть вам ответом.
Он ушел. Я еще долго сидела на скамейке. Вокруг голые и безликие деревья. Солнце ярко светило, но совсем не грея. Я замерзла. Но продолжала сидеть обнимая себя руками. Мальчонка лет шестисеми, я заметила не сразу. Слишком погрязла в своих мыслях и печали. А он, грязный, в штопаной одежде и сереньком не по размеру большом пальто сидел рядом и смотрел на меня.
Леди кого-то ищет? Спросил сияя беззубой улыбкой.
Да. Леди ищет. Ищет того, кого не стоило отпускать.
А зачем тогда отпустили?
Потому что глупая леди струсила.
А кого леди ищет, может я знаю и помогу?
Милорда Алекса, ранее служившего в страже, Александра
Этого? Удивленно перебил мальчонка. Так сходите к нему домой. Чего плакать как девчонка? Ой, вы же и есть девчонка. Вы что, не знаете где он живет? Вас провести?
Да! Восторженно вскрикнула я и обняла грязнулю. Он выкрутился из моих объятий и так по-мальчишески брезгливо посмотрел на меня отодвигаясь подальше от меня на скамейке. Толи решил, что леди сошла сума, толи как любой мальчишка его возраста, считает себя слишком взрослым для нежностей. И принял решение держать дистанцию. Да и думаю, заплаканное, опухшее лицо, растрепанные волосы и горящие надеждой глаза не придали ему уверенности в моей разумности. Но этот мальчонка, для меня он словно посланник богов, он дал мне надежду, он раскрыл крылья за моей спиной. Я шла не запоминая дороги, вообще не смотря по сторонам, боялась потерять мальчонку из виду. Нервно хихикала в предвкушении и ожидании такой важной для меня встречи с дорогим сердцу человеком. Я не видела никого и ничего кроме ребенка впереди. И поплатилась. Только оказавшись на пороге дома, я оглянулась и заметила заколоченные окна. А мальчонка постучал в дверь и мигом исчез. Дверь мгновенно открылась. Огромный мужик занимал весь дверной проем. Высокий, широкий в плечах, чисто, но небрежно одетый. Седая голова еще хранила воспоминания темными прядками волос. Через все лицо у него был шрам, широкий, не ровный и уродливый, а еще устрашающий. Он рассекал лоб и правую бровь, уродовал нос и левую щеку. И по подбородку уходил вниз на шею и глубже, скрываясь за воротником рубашки. Но ни это напугало меня. Его взгляд. Злой, ненавидящий, жестокий.
Нравлюсь?
Я сделала шаг назад и уперлась спиной в два плеча принадлежащих разным людям. Оборачиваться не стала, да страшно, но по сути не важно кто сзади. Передо мной стоит сам ужас во плоти. Он важен сейчас и опасен. Он радостно ухмыльнулся, ему доставляло удовольствие наблюдать за моей реакцией на него. Нравился мой страх, хотя нет, это был не страхужас. Это и придало мне сил и уверенности.
Добрый день милорд. Это юное создание, что постучало и сбежало, я обернулась указывая направление где уже давно скрылся мальчишка, заодно оценивая тех, кто стоял за мнойс ангельской внешностью, привел меня на ваш порог, утверждая, что здесь проживает милорд
Договорить я не успела. Мой ужас со шрамом через все лицо схватил меня за шею и сдавил. Не убивая, а придушившая, частично лишая воздуха и не давая мне даже шанса пошевелиться. Те двое, что стояли сзади, вывернули и связали мне руки за спиной.