Отец ехать со мной отказался наотрез. Жизнь в доме сестры, без забот и хлопот, пришлась ему по вкусу. Однажды я застала его за изучением раздела в газете с объявлением о сдаче в аренду помещения для часовой мастерской. Уж не решил ли он обосноваться в столице насовсем? Когда я спросила его прямо, он пожал плечами и сердито ответил:
Посмотрим, как сложатся обстоятельства. Я вернусь в Ольденбург через две недели. Надеюсь, удастся к этому времени раздобыть деньжат, чтобы выкупить залог у Лео. Ну а если нет он многозначительно посмотрел на меня, и я задумалась, что делать в таком случае. Надо посоветоваться с Августомесли хватит храбрости поднять эту тему
Нанимать компаньонку на время путешествия не пришлось: дядя нашел для меня спутников, знакомую семейную чету, которым требовалось навестить родственников в Шваленберге, и которые тоже рискнули воспользоваться плодами прогрессадобраться до города всего за три часа на огнедышащем железном коне.
И вот, ранним утром я прибыла на столичный вокзал. Он был невелик и скромен, небольшой деревянный павильон, однако рядом уже возводилось новое здание с изящным куполом, похожим на оранжерею.
Мои родственники реагировали на виденное по-разному. Тетка ужасалась, бурно обмахиваясь веером, ее муж вздыхал и поглядывал на меня завистливо, а отец сделался печален.
Папа, возвращайся скорей, я быстро обняла его, украдкой вдохнув знакомый запах сдобы и табака. Вот увидишь, все будет хорошо. Мы решим все наши проблемы и заживем, как раньше.
Нет, Майя, он неловко похлопал меня по спине. Как раньше уже не будет. И ты знаешь, кто в этом виноват. Наместник. Барон фон Морунген. Только он и никто другой.
Отец упорно отказывался признавать очевидное и держался за свое. Сейчас было неподходящее время разубеждать его.
Он погубит нас, Майя, продолжал отец угрюмо. Я боюсь за тебя и страдаю, когда думаю, что ты живешь под его крышей. Об этом замке говорят столько дурного
Там нет ничего дурного, поверь. Полковник добр со мной. Знаешь, мы даже подружились.
Отец тяжело вздохнул.
Я трус, вдруг вымолвил он и отвел глаза. Хороший отец поехал бы в Морунген и увез тебя оттуда и заставил бы поступить правильно. Но я испугался. Фон Морунген безжалостен и непреклонен. Знала бы ты, что о нем болтают! Что он делал в прошлом! А мое положение очень шаткое. Но я думаю, как его исправить.
Я посмотрела на него внимательно и впервые после нашей встречи отметила, что отец стал выглядеть по-другому. Он похудел, кожа висела складками на его щеках, а глаза смотрели не добродушно, а настороженно. Его жизнь изменилась. Он всегда противился новому, хотя и скрывал это и не любил казаться ретроградомхотя был им до глубины души. Но все же он искал пути как-то приспособиться к этим изменениям, пусть это давалось ему нелегко и происходило совсем не так, как мне бы хотелось.
И в эту минуту я поняла: что бы он ни делал, доброе или гадкое, и даже подлое, онмой отец, и я должна заботиться о нем, и поддерживать егонасколько это допустят моя совесть и мое терпение. Но я не могу не любить его. И он любит меня и беспокоится о моем будущем, даже если я отвергала эту своеобразную заботу.
Все уладится. Не надо верить слухам о полковнике. Я буду ждать тебя, сказала я и любовно поправила его шейный платок. Напиши, когда приедешь в Ольденбург. Мне теперь не обязательно постоянно жить в Морунгене. Я тоже вернусь домой и одного тебя больше не оставлю.
Он с сомнением покачал головой и ничего не ответил.
Прозвенел гонг. Пора было отправляться.
Я с диким восторгом и легким испугом почувствовала, как завибрировала платформа под ногами. Раздался оглушительный гудок, будущие пассажиры и провожающие на станции вздрогнули, заволновались и дружно сделали шаг назад.
Пыхтя, хрипя и грохоча, на платформу надвинулся локомотив. От его красоты и мощи захватывало дух. Людей на платформе обдало горячей волной. Пожилые супруги, с которыми мне предстояло добираться до дома, перепугавшись, повисли на плечах друг у друга, а потом никак не хотели подниматься в вагон.
Вагончики были маленькие, нарядные, и очень походили на обычные почтовые кареты, которые спешно переделали и посадили на платформы с колесами. Когда я зашла внутрь, то убедилась, что так оно и было. В салоне имелось шесть скамей, по три с каждой стороны, как в большой карете, однако окна заменили на более прочные, в медном переплете с клепками.
Паровоз свистнул напоследок и медленно тронулся. Грохот мощной машины заглушал все прочие звуки и болезненно отдавался в сердце. Ноздри щекотал запах угля и дыма.
А когда паровоз разогнался и помчался во весь дух, пассажиры дружно зажмурились и крепко уцепились руками за края сидений.
Было от чего! Невозможно представить движение с такой скоростью! Мир за окнами мчался, как на заведенной паровой карусели. Выскакивали дома, полянки, деревьяи убегали прочь. Неподвижными оставались лишь облака в небе На переездах лошади фыркали и шарахались от проносящегося чудовища, а пешеходы радостно махали.
Мало-помалу страх отступил, и фантастическое путешествие захватило так, что все три часа до Шваленберга я просидела, широко раскрыв рот и глаза.
Да, пожалуй, это и впрямь удивительное изобретение! И не такое ужасное, как думалось.
Я представила, какой миленький уютный вокзальчик построят у нас в Ольденбурге небольшое каменное здание с остроконечной крышей с изогнутыми коньками, а на окнахузорные решетки. Я видела подобное на одной из станций, которые мы проезжали. На платформеполосатый шлагбаум и красная сигнальная будка с медным гонгом на цепи. А рядом будет стоять станционный служащий в красивом мундире с блестящими пуговицами. Почему-то в роли станционного служащего мне представился старый возчик, отец Риты. Его роскошные усы надолго запомнятся проезжающим. А Риту я представила в нарядном платье, с корзиной на локте, продающей пассажирам цветы. Ой, это вряд ли. Скорее она захочет помогать угольщикам и людям, заправляющим воду в баки.
Когда на вокзал будет прибывать поезд, это станет важным событием для жителей города. Они будут надевать лучшие наряды и выходить гулять на платформу.
Нет, железная дорога не испортит Ольденбург. А вокзал станет его украшением.
От момента, когда я взошла по крутым ступенькам в вагон, до момента, когда я оказалась на вокзале в Шваленберге, прошло лишь два с половиной часаи целая жизнь. Удивительная машина словно промчала меня из прошлого в будущее, показав его чудеса.
Вокзал здесь был еще меньше столичного, но недалеко от платформы играл оркестр, а разносчики со своим товаром уже уверенно захватили окрестности.
От дорожных впечатлений у меня немного подрагивали ноги, но все же я выполнила то, что задумала еще в момент отправления. Ускользнула от своих спутников, прошла к локомотиву и обратилась к усатому машинисту, который открыл дверь, собираясь спуститься на платформу.
Господин машинист, я ослепительно улыбнулась ему. Большое спасибо за незабываемую поездку! Это настоящее волшебство! Вы позволите посмотреть, как все устроено у вас в кабине? Можно мне подняться к вам?
От удивления машинист чуть не уронил свой промасленный картуз. Подергав ус черными от угольной пыли пальцами, он дал согласие.
Я подобрала юбки, храбро поднялась по узкой лесенке и обнаружила, что кабина локомотива походила на котельную. Десять минут я провела за увлекательным исследованием. Познакомилась с помощником машиниста и кочегаром, удивилась, как стойко они переносят жар от топки. Изучила рычаги управления, медное колесо, с помощью которого машинист подавал воду в бак, составила примерно представление о том, как тут все работает, и навсегда влюбилась в это удивительное изобретение.
Вот Август поразится, когда я расскажу о своем приключении!
Однако хватит развлекаться: надо поспеть на почтовую карету до Ольденбурга. Еще два часа, и я буду дома.
Последний отрезок пути предстояло проделать в одиночестве. Мои спутники, пожилая пара, остались в Шваленберге, однако они помогли мне добраться до почтовой станции и проследили, чтобы я устроилась в карете со всеми удобствами.
После сумасшедшей скорости паровоза казалось, что карета едет мучительно медленно. Я непрерывно поглядывала на циферблат часов, считала деревья за окном. Это не лошади, это черепахи какие-то!
Но вскоре спохватилась: зачем торопить время? До встречи с Августом осталось все ничего, но я к ней не готова! Столько всего случилось и нужно подумать, как все будет дальше.
На душе заскребли кошки. Предстоящая встреча с Железным Полковником одновременно радовала и печалила. Когда в жизни случалось плохое, и мир казался темным, я пыталась объяснить себе причину огорчения, разложить ее по полочкам. И тогда становилось легче.
В этот раз не было необходимости искать причину горестейони были мне хорошо известны. Первое, благополучие и здоровье полковника. Второете задачи, что поставил передо мной мэтр Кланц. Найти недостающие записи Жакемара, уговорить полковника встретиться с Кланцем и принять его помощь. А третье
Никуда моя влюбленность не делась за эту неделю. Глупая влюбленность, что и говорить первая, бестолковая, ни на чем не основанная. Мой избранник не был ни романтичным, ни ласковым, да и доброта не была его главным качеством. Расстались мы сухо и холодно. Если Август и привязан ко мне, то неглубоко. Ему, конечно, приятно, что юная девчонка смотрит на него восторженными глазами и беспокоится о нем.
Я выполню то, о чем попросил меня мэтр Кланц. Постараюсь найти слова, чтобы примирить Августа с человеком, который так сильно изменил его судьбу и его самого. Обыщу замок и найду то, что поможет восстановить работу механического сердца, чтобы Железный Полковник мог и дальше жить счастливой, полной жизнью. Но когда все закончится, когда будут найдены ответы на все вопросы, когда минует любая опасность, я уйду и выброшу из головы недели, проведенные в замке Морунген.
Так я решила и так будет. Надо только примириться с этим решением. Настроить себя
Наконец, деревья стали выше, пошли корабельные сосны и непроходимые заросли. Начался Бурый Лес: мы подъезжали.
Кучер проиграл залихватскую мелодию на горне, карета остановилась на знакомой площади и я, сгорая от нетерпения, первой выскочила на брусчатку и огляделась.
Вот и Ольденбург, такой милый, скучный и привычный! За время, что я отсутствовала, дома будто стали ниже и тусклее. Но как же приятно видеть знакомые лица!
Знакомые лица посматривали на меня с удивлением. Почтмейстерша, госпожа Вернике, помахала издалека и натянуто улыбнулась. Нагруженный покупками аптекарь прищурил подслеповатые глаза, а его дочь, с которой я училась в школе, встала столбом и открыла рот, разглядывая меня, как диво дивное. Кажется, горожане не чаяли увидеть дочку часовщика живой, после того как она, очертя голову, отправилась в замок Морунген заботиться о местном чудовищенаместнике Августе фон Морунген.
Майя, моя дорогая, золотая Майя! воскликнул знакомый голос за спиной и я, мысленно застонав, повернулась к Лео Цингеру.
Увидев его, я вытаращила глаза от удивления. Лео преобразился. Он сменил кричащий полосатый костюм на приличный черный сюртук, расстался с лазоревым шейным платком, рыжие волосы больше не заливал лаком, а причесывал на прямой пробор. Даже прыщей на его физиономии стало меньше. О, и ногти аккуратно подстрижены. Впрочем, нет, кое-что не изменилось. Одеколон он не сменил. Разило от него, как от парфюмерной фабрики, где от жары разом испортились все ингредиенты. А в руке у негобукет лилий в золоченой бумаге. Неужели опять свататься собрался? Буду надеяться, что в этот раз не ко мне.
Здравствуй, Лео, сказала я без улыбки. Ты кого-то встречаешь?
Тебя, огорошил Лео и преданно моргнул. Ваша кухарка сказала, что ждет твоего возвращения сегодня и разрешила встретить тебя на станции. И я помчался со всех ног!
Он сказал это очень громко, и в душе я прокляла его, потому что на нас стали обращать внимание. Вышел на улицу бакалейщик с кружкой кофе в руке, прислонился к забору и приготовился наблюдать, почтовый возница замешкался у козел и подмигнул мне, госпожа Вернике неодобрительно покачала головой.
Словно на сцене в театре стоишь.
Лео протянул букет, я мотнула головой:
Лео, не обижайся, но я не люблю лилии. Зря ты опять ездил в теплицы графа Марча и потратил два золотых.
Лео на миг опешил и поморгал, переваривая мой отказ.
Ничего страшного! Прости, неожиданно легко согласился он, подумал, повернулся и вручил букет почтмейстерше, которая как раз получала от возницы мешок с посылками. Госпожа Вернике остолбенела, лошадь потянулась мордой к букету. Бакалейщик громко позвал жену посмотреть, что будет дальше. Аптекарь и его дочь сели на ближайшую скамью, чтобы наслаждаться представлением из первых рядов.
Тем временем Лео ловко выхватил у меня саквояж из рук. Я попробовала отобрать его, но Лео не уступал.
Да что тебе нужно? спросила я в сердцах.
Майя, послушай, Лео опустил саквояж на землю и замялся. Его робость удивила еще больше, чем строгий черный костюм.
Давай поговорим. Я прекрасно понимаю, почему ты плохо относишься ко мне. Я вел себя отвратительно, признался он и опустил голову.
Ничего, успокоила я его. Главное, ты это осознал. До свидания, Лео, мне пора.
Я сделала попытку схватить саквояж, но Лео мягко протянул руку, показывая, что еще не закончил и мне придется его выслушать до конца.
Сейчас, когда я вспоминаю, как навязывался тебе в мужья, мне становится очень стыдно.
Главное, не повторяй своей ошибки.
Знаешь, почему я насмешничал и грубил тебе? Меня много дразнили в детстве. Я не прощал обидчикам и мстил им по-своему. У меня не было силы в руках, но была моя хитрость и мой острый ум, и острый язык. Гадкий язык. А ты всегда была такой правильной, хорошей дочь богатого часовщика, конкурента и друга моего отца. Он всегда ставил его и тебя мне в пример, ты знала? Это ужасно бесило. Но ты никогда, никогда на меня не смотрела. Как будто я пустое место. Я боялся, что теперь и ты будешь смеяться надо мной. Тщеславие, будь оно неладно оно заставляет вести меня вот так. Я поставил себе цель: стать успешнее, чем твой отец. Получить тебя. Сделать своей любой ценой.
Лео, я все понимаю и сочувствую, но тебе уже не пятнадцать лет, верно? ответила я раздражением. А я не школьная директриса и не пастор, кому нужны такие признания.
Но я действительно люблю тебя, настойчиво сказал Лео и посмотрел на меня страдающими глазами. Точнее, он очень попытался сделать их страдающими. Все как полагается: брови подняты домиком, веки с белесыми ресницами трагически подрагивают.