– Его зовут Джордж Густав Чарлз Фердинанд Людовик Яро Тайсе… Остальные имена он скажет сам, если пожелает. Его можно найти в Айлингтонской Больнице для Роботов – он там главный профессиональный психиатр. Что же касается его титулов, то в них перечислены короны Голландии, Бельгии, Норвегии, Дании, Швеции, Японии, Китая, России, Британии, большей части Африки и обеих Америк…
– Подождите! – Гамильтон замахал руками. – Мистер Купер, что именно вы подразумеваете под коронами?
Хозяин дома в первый раз за время разговора улыбнулся.
– Это значит, что милостью Божьей и по праву наследования Его Величество является монархом и сюзереном всех этих земель.
Купер наклонился вперед и доверительно посмотрел на гостя.
– Между прочим он ведь и ваш король тоже.
Табличка на двери гласила:
ДОКТОР ДЖОРДЖ ГУСТАВ
ВЕДУЩИЙ ПРОФЕССИОНАЛ
ПСИХОЛОГИЯ РОБОТОВ И АНДРОИДОВ
Прикрепив на лацкан пиджака удостоверение исследователя‑любителя, Гамильтон остановился перед дверью Он подосадовал, что отправил Ан‑Дана в библиотеку – с ним было бы спокойнее.
Гамильтон предполагал, что Густав – такой же сумасшедший, как его «камердинер», но досье этого парня оказалось безупречным. Работал он робопсихологом и был одним из самых уважаемых специалистов в Европе. В области интеллектуальных увлечений – юриспруденции и истории – его удостоили звания профессионала – случай исключительный! Те, у кого было больше одной Работы, вызывали всеобщую зависть, а у Густава их выходило целых три.
Дверь отворил долговязый, темноволосый молодой человек. Улыбнувшись, он протянул Гамильтону руку:
– Мистер Смит? Проходите, садитесь. Я через минуту вернусь.
Гамильтон устроился в кресле напротив широкого резного стола красного дерева, а доктор Густав проследовал в свой кабинет. Оттуда донеслись обрывки указаний, даваемых доктором старому трудяге класса D. Ответы робота, состоявшие исключительно из гудков и щелчков, звучали для Гамильтона полной тарабарщиной.
Внимание социолога привлекли предметы, украшавшие стены приемной. Среди них были дипломы и кубки – трофеи спортивных побей, множество картин, причем лишь некоторые казались работой художника‑любителя.
– Прошу прощения, мистер Смит, – извинился Густав, прикрывая за собой дверь. Повесив в шкаф свой белый халат, он расположился напротив Гамильтона.
– Полагаю, вас интересует Общество Бани и Подвязки, не так ли? Фарел сообщил мне о вашем вчерашнем визите. Это ничего? Вы ведь не просили его этого не делать?
– Нет, все в порядке. – Гамильтон беспечно махнул рукой. По правде говоря, он хотел попросить Купера сохранить их разговор в тайне, но опаздывал на баскетбол, а затем у него выкраивался час на чтение – редкая удача, – и в спешке все вылетело из головы.
Сегодня он на удивление быстро закончил дела в банке и освободился пораньше.
– Так вот, о вашем ритуальном клубе. Заявление мистера Купера касательно его древности… в него просто невозможно поверить. Надеюсь вам известно, что вводить в заблуждение исследователя считается преступлением. Не могли бы вы объяснить, чем вызвано его экстравагантное поведение?
Густав понимающе кивнул.
– Я уверен, Фарел не хотел вас обманывать. Должно быть, он несколько увлекся и слегка исказил факты. Видите ли, мистер Смит, Общество Бани и Подвязки действительно зарегистрировано как ритуальный клуб около трехсот лет назад, то есть на заре Всемирной Державы.
– Понятно. У членов клуба действительно есть чем гордиться: он – один из старейших. Этим, очевидно, и объясняются слова Купера. – Гамильтон испытал разочарование.