Но хозяинбарин, раз хочет прочищать, значит, надо прочищать. И Ярослав орудовал щупом в трубе, сдержанно матерясь каждый раз, когда что-то тяжелое, составлявшее, видимо, основу затора, срывалось с крючка.
Мама! позвал он. Мам!
Мгновение спустя в воздухе, как изображение в проявителе, проступила Ольга.
Опять подслушивала?
С чего ты взял? Никого я не подслушивала, я всё время здесь была.
Ярослав покачал головой. Она была не здесь, иначе появилась бы, не дожидаясь второго призыва.
Ей же скучно, напомнил он себе. Она пытается хоть как-то разнообразить свою свое существование.
Мам, ты же у нас медик. Тебе идея врачебной тайны знакома?
Когда Ольгу выбивали с твердых моральных позиций, она не складывала оружиянаоборот, переходила в наступление.
У меня может быть своя жизнь, или я всё время должна в твоих трубах ковыряться?
Ярослав пожал плечами и запустил в трубу руку со щупом по самое плечо. Резко дёрнул назад. Под ноги ему хлестнула жижа, потом вывалился ком мусора, основной компонент которого составляли кольца для занавесок, в которых запутались волосы кукольной головы. Ярослав поднял кукольную голову на щупона раскрыла блеклые голубые глазки и отчетливо произнесла: «Мама!»
По крайней мере, не котята, прокомментировал Ярослав.
«И не что похуже»повисло в воздухе.
Просто диву даёшься, что только люди умудряются спустить в унитаз, покачала головой Ольга.
Некоторые жизнь спускают, и ничего, Ярослав начал завинчивать трубу обратно. Ольга нетерпеливо маячила то с одной стороны, то с другой.
Ну что, так и не спросишь, как она там?
Ярослав закатил глаза. С позавчерашнего дня, когда он восстановил полотенцесушитель, матримониальные стремления матери опять переключились на Ингу.
Уверен, лучше, чем я здесь.
Я же вижу, что она тебе нравится!
Ярослав издал стонпро себя. В памяти живо встала картинка: он, шестнадцатилетний, на диване тискается с ровесницей. Дело доходит до смелых ласк, девочка начинает снимать с него рубашку. Внезапно она поднимает глаза, смотрит ему за плечо Истошно визжит.
Мама-привидение. Как я еще не стал импотентом, сам удивляюсь. А она не удивляется, что характерно
Ну вот, ты опять молчишь. Ты все время отмалчиваешься!
Ярослав собрал всю дрянь в мусорный пакет.
Это у меня хорошо получается.
* * *
Страсть к порядку, моде и элегантности Сильвестр Сиднев развил в себе нарочно и оттачивал годами до привычки, вошедшей в плоть и, кхе-кхе, кровь. До обращения он был простым рабочим парнем из Нижнего Новгорода, учился на рабфаке и верхом шикарной жизни полагал массивный стол орехового дерева и мраморную ванну с горячей водой. Пошатавшись по Европам в военные годы, он даже смог позволить себе такой шик на какое-то времяа потом женщина умней и циничней его, женщина с настоящим чувством стиля и незаемным аристократизмом в крови, объяснила ему, какое это плебейство. С тех пор Сиднев держал руку на пульсе хай-тек моды. По крайней мере, поддельного Корбюзье ему еще никто не пытался всучить, в отличие от поддельного Чиппендейла.
Нынешний кабинет без наружных окон в глубине здания он обставил в стиле хай-тек и в черно-белом цвете. От посторонних взглядов внутренность кабинета защищали белые металлические жалюзи.
Сейчас в кабинете находились двое: собственно хозяин за минималистическим столом с навороченным компьютером, и здоровенный, крепко сбитый мужик в дорогом костюменачальник службы безопасности холдинга «Сильвер» Иван Локшин.
Сиднев безучастно смотрел в монитор, время от времени пощелкивая мышкой. Висела неприятная, напряженная тишина. Наконец Сильвестр с раздражением оттолкнул мышку и откинулся на спинку кресла.
К черту, ничего не сходится, сказал он и закрыл пасьянс. Из-под нее показалось недописанное письмо к Инге. Сильвестр закрыл и его тоже, не сохраняя.
Что не сходится? насторожился Иван. Во-первых, всякое воровство в компании было в его парафии, во-вторых, ему хотелось свернуть неприятный разговор, который он начал по своей инициативе и уже успел раз пять о том пожалеть.
Цифры кое-какие. Чепуха, не признаваться же подчиненному, что он раскладывал пасьянс, загадавписать Инге или не писать, и что «косынка» четырежды не сошлась. Вместо этого он вернулся к вопросу, который так некстати для себя поднял Иван:
Так вернемся к нашим баранам. Вы что, белены объелись? Один человек, смешно сказать, избивает в фарш трёх вампиров, и они приходят жаловаться на него тебеа ты не находишь ничего лучше, как пожаловаться мне. А что будет дальше, Иван? Их начнут пенсионерки обижать? А ты мне на это жаловаться? Тебе не кажется, что это смешно?
Иван ослабил галстук, мрачно ответил:
С пенсионерками вы договор не заключали.
Ах, вот оно что.
Больше комментариев не было, и Локшин, расхрабрившись, осторожно пошел в наступление:
Знаете, ребята не в восторге, что теперь по городу ходит охотник, которого нельзя трогать.
Сильвестр обернулся, пристально посмотрел на Ивана. Тот сглотнул, но взгляда не отвел.
Иван, я скажу так: вампирам, которые не могут решить подобную проблему самостоятельно и не нарушить договор, в моём клане делать нечего. Так им и передай.
Иван кивнул и повернулся, по неистребимой привычке, через левое плечо.
* * *
Совсем недавно это была приличная квартира, пусть и в «хрущевке», зато в отличном состоянии, не без признаков достатка. Но с некоторых пор «однушка» претерпела некоторые изменения. Сейчас одно из окон комнаты загораживал шкаф, а щели между ним и окном забили подушки и одеяла; другое окно вообще заложили кирпичами разного цвета и конфигурации, позаимствованными с разных строек. Кругом лежал толстый налет пыли, с потолка по углам свисала паутина, в ковёр затоптан мусор, на полу лежмя лежал шкаф-пенал дверцей кверху, в углу валялись вынутые из него полки. На разложенном диване кто-то спал в наглухо закрытом спальнике, из-под дивана торчали ноги в берцах. Обои во многих местах пузырились и отставали, и хозяева пытались поправить дело постерами хэви-металл команд и фильмов о вампирах. Единственный угол в комнате, выглядящий хоть сколько-нибудь жилым, занимал стол с включенным компьютером и двумя ноутбуками.
Всё это Иван, только что по-хозяйски открывший дверь квартирки собственным ключом, обозревал с отвращением кадрового армейца. Сплюнув на пол, он решительно подошел к шкафу и от души пнул в боковину:
Мороз и солнце, день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный!
Он снова пнул шкаф, продолжая громко декламировать:
Пора, красавица! Проснись!
Затем Иван повернулся к дивану, наклонился и выдернул из-под него за берцы тощего вампира в драных джинсах и худи.
Открой сомкнуты негой взоры! возобновил Иван декламацию и одним движением скинул с дивана спальный мешок. На встречу северной авроры звездою севера явись!
С грохотом откинулась дверца шкафа, и в нем, словно в гробу, сел, зевая, прилизанный гламурный юноша с длинноватым носом, одетый в черные джинсы и стильную красную рубашку. Он зажал ладонями уши и застонал:
Ну хва-атит Хватит!!! Сколько можно!
Спальник, словно кокон бабочки, разошелся и в образовавшуюся дыру высунул голову третий обитатель комнатыбыковатого вида толстый парень. Его обратили совсем недавно, и он еще не успел сбросить вес и избавиться от следов войны с прыщами.
Прилизанного звали Геной. Имен двух его прихлебателей Иван не помнил. Они были не своиСильвестр никогда не стал бы обращать такую шелупонь; наследство залетной гастролерши, с которой Сиднев разделался. По мнению Ивана, их следовало бы оприходовать так же, как и ее, но Сиднев не любил расходовать зря даже такой бросовый материал. И веревочка в дороге пригодится. Тем более, что воли к сопротивлению они не проявили и легли под нового мастера тут же. Сиднев использовал их для мелких поручений и ждал, пока они созреют для поручений хотя бы средней степени важности. Ждать, по опыту Ивана, пришлось бы лет десять даже с более качественными исходниками, а тут было вообще беспросветно. Но Сильвестр свою волю объявил, и Иван не спорил. Не стоит спорить с тем, у кого в руках ключи к твоему бессмертию.