Микаэло с благодарностью пожал его руку, встал:
Спасибо, Жоан. Ну, пойду я, спать лягу. Да и ты не засиживайся.
Микаэло ушел. Жоан опять поворошил в камине, чувствуя, что все-таки он тут не один. Медленно повернулся к креслу, в котором не так давно сидел брат, и моргнул. Там в своей излюбленной позе, вытянув ноги к камину и откинувшись на спинку, с мундштуком с дымной палочкой, сидел дедуля Мануэло в мундире старшего паладина. Жоан глянул на свои рукитеперь, похоже, он сделался своего настоящего возраста.
М-м-м дедуля, и это это и было испытание духа?
Старший паладин вынул мундштук изо рта, выпустил колечко дымка:
В каком-то смысле, Жоан. Что удивляешься? Ты-то уже прошел свое испытание и сделал окончательный выбортогда, на планинских болотах. Дева отметила тебя. А теперь это был просто мистический сон, в какой мы иной раз ходим, желая какое-нибудь откровение получить, знание особенное, опыт или что еще в таком же роде. Иногда требуется, со временем сам убедишься.
Жоан жалобно сказал:
Так я ведь всё забуду, что в этом сне о будущем узнал. В чем тогда смысл?
Как сказать,дедуля снова затянулся и опять выпустил дымок.Знание о будущемда, забудешь. Нечего человеку знать заранее свою и чужую судьбу, неправильно это. Да и всё измениться может, ты ведь только одну вероятность увидел. Так что оно и к лучшему, что забудешь. А вот чувства, переживаниянет, они-то с тобой останутся. Ну и опыт приобретенный, конечно. Ты думаешь, я тут сейчас просто так сижу, снюсь тебе? Мне Андреа написал, когда у вас будет испытание, так я и решил тоже в мистический сон сходить, с тобой увидеться, заодно поглядеть, как ты справишься. Рад за тебя.
Он метко сбил пепел с палочки в камин:
А теперь давай, укладывайся вон там, на диванчик, да засыпай уже обычным сном. Для первого раза с тебя достаточно. А я схожу с Андреа еще пообщаюсь. Давно мы с ним не виделись
И Жоан послушался, переместился на диванчик, подсунул под голову мягкий валик и провалился в обычный крепкий сон с сумбурными сновидениями.
Робертино
По запаху он понял, что за «чай» заварил им всем Кавалли. По крайней мере опознал несколько ингредиентов. Потому и ожидал чего-то подобного. Все-таки сочетание экстрактов трав, проясняющих сознание, с такими, которые вводят в крепкий сон, явно должно служить какой-то особенной цели. К тому же были и ингредиенты, которые он не сумел распознать.
Но все равно, оказавшись в реальности этого сна, Робертино не сразу осознал, что это все-таки сон, пусть и непростой.
Он очутился дома, в Кастель Сальваро, в маленькой гостиной собственных покоев. Здесь всё было так, как он помнил, только добавились обитый черным бархатом диванчик с кучкой пестрых подушек, и еще одно кресло у камина. На спинке этого кресла висела пушистая ажурная шальтакие вязали в Верхней Кесталье, в городке Азурия, из нежнейшего шейного пушка тамошних белых коз. Робертино подошел к этому креслу, взял шаль за край и поднес к лицу, вдохнув едва уловимый запах лаванды и можжевельника. Заметил свое отражение в зеркале над каминной полкой. Он был одет в кестальский кафтан своих родных гербовых цветов, и возраста был своего, настоящего. А вот прическадругая, он даже пощупал затылок, чтобы убедиться, что хвоста нет и волосы коротко острижены. По кестальским обычаям это было очень важноздесь разные прически означали разный статус, и длинные волосы кестальские мужчины могли носить только если они были паладинами, магами и наследными донами. А значит, он почему-то перестал быть паладином И вдруг Робертино сообразил, что это хоть и сон, но не простой, и здесь всёкаким-то образом настоящее. И что бы он тут ни сделалоно будет иметь значение для той, другой реальности, в которой он сейчас спит на верхней площадке старой башни.
Он оглянулся. В гостиной никого не было, но все равно чувствовалось чье-то присутствие. Робертино вышел в короткий коридорчик, куда выходили еще четыре двери. За одной из них была маленькая мыльня с сортиром, за тремя другимижилые комнаты. Он толкнул одну из дверейза ней оказалось что-то вроде кабинета со шкафами, полными медицинских книг, заваленным бумагами столом и отдельным столиком с большим гномьим микроскопом и парой ящичков с пробирками и предметными стеклами. Он подошел к письменному столу и раскрыл толстую книгу для записей. Его почерком там были записаны наблюдения за ходом беременности и подробное описание родов с последующим наложением швов на разрывы, как внутренние, так и наружные. Последние записи касались уже развития ребенка и восстановления роженицы. Женщина, о которой шла речь, в этих записях называлась «моя донья». Возможно, она фигурировала и под другими именами, но Робертино не стал перечитывать все заметки. Другие бумаги на столе были посвящены исследованию сердечной болезни отца и методам ее лечения, как обычным, так и магическим. Робертино аккуратно сложил бумаги обратно, закрыл книгу и вышел из кабинета. Чувствовал себя странно: он зналэто его кабинет, его записи, судя по датамза целый год, причем год будущий. Но при этом всё было для него словно внове, как будто он попал в чужое помещение.
Открыл дверь, за которой должна была быть его спальня.
Там и была спальня, только обстановка в ней оказалась другая. Другой ковер на полу, другие занавеси на окнах, и другая кроватьнамного больше, чем он помнил. Он подошел, раздвинул балдахин и замер, охваченный целой бурей эмоций.
На свежих простынях, укрытая до пояса атласным одеялом, лежала в дремоте молодая женщина с кожей цвета топленого молока, с длинными каштановыми косами. Ее глаза были прикрыты, а на пухлых губах застыла безмятежная улыбка. Она лежала на боку, придерживая рукой голенькую смугленькую девочку не старше двух месяцев от роду, которая жадно присосалась к ее небольшой округлой груди.
Робертино сел на край постели, протянул рукупогладить эти нежные плечи дремлющей женщины, коснуться пальцами головки младенца, покрытой легким темным пушком и застыл.
Прошептал:
Но разве это возможно?
Возможно. Ты ведь желаешь этого, Роберто,с другой стороны кроватного балдахина появилась его мать.Я-то знаю... Прямо сейчас ты можешь сделать такой выборотказаться от обетов, вернуться домой и жениться на той, которую так любишь. Она согласитсяты нравишься ей, а любовь к ней придет сама Ты сможешь сделаться доном Альбино, стать отцом и прожить счастливую жизнь рядом с теми, кто тебе дорог.
Робертино задумался, глядя на дремлющую Луису. Сердце бешено колотилось, а горло перехватило так, что он не мог вдохнуть. Он чувствовали правда, сейчас он может сделать окончательный выбор, без всяких последствий или все-таки с последствиями?
Мама Я ведь посвященныйпо вашему обету. Что будет, если я сейчас откажусь от посвящения? Мои дети должны будут выполнить обещанное вместо меня? Как пришлось мневместо вас?
Она молчала, не глядя на него, и Робертино понялон прав.
Значит, все-таки должны будут,с грустью сказал он. Закрыл лицо руками, чувствуя, как подступают к глазам слезы.Какой тяжкий выбор. Отказаться от своих обетов, но обречь на них кого-то из своих детей. Или не отказыватьсяи прожить жизнь в служении, не зная любви и радости отцовства Матушка. Вы сами я знаю, какой выбор сделали выно я не хочу, чтобы кто-то платил за меня. Простите меня за такие слова. Но я не могу. Пусть Луиса найдет свое счастье с другим, и ее дети сами выберут свой путь.
Прости меня, сынок,донья Маргарита отвела его руки от лица и поцеловала в лоб.Прости меня.
Я не виню вас, мама. Иначе бы меня ведь не было вообще,Робертино посмотрел в ее темные кольярские глаза.Я люблю вас и с радостью исполню ваш обет потому что теперь это и мой обет тоже.
Она кивнула, отступила за балдахин. Робертино снова посмотрел на спящую Луису, тяжело вздохнул, встал с постели и покинул спальню.
Когда он вошел в гостиную, первое, что увиделсобственное отражение в каминном зеркале. Оно отразило молодого паладина в отлично сидящем мундире, с аккуратной паладинской прической и очень грустным синим взглядом. Робертино посмотрел на кресла у каминаих по-прежнему было два, но азурийской шали на спинке одного из них уже не было, зато в этом кресле явно кто-то сидел. Робертино подошел, и совсем не удивился, увидев в нем своего наставника, старшего паладина Андреа Кавалли.