Младшие паладины и кадеты с сочувствием на него смотрелираньше он не делился этой историей, знал ее только Ринальдо Чампа, его наставник и соотечественник. Сосед Камилло, тоже мартиниканец, с сочувствием пожал его плечо, взял чашу:
Я, Эмилио Уапанка из Вилькасуамана, здесь потому, что дал такой обет, когда моя младшая сестра так тяжко заболела, что даже магией ее исцелить не получалось. Я попросил Мать и Деву о чуде, и поклялся взамен посвятить свою жизнь служению богам. Сестра через два дня выздоровела, и я пошел в Вилькасуаманскую канцелярию, подал прошение о приеме в кадеты Не пожалел об этом ни разу. Правда, трахаться хочется иной раз безумно
Кавалли взял у него опустевшую чашу, черпнул из котла и отдал кадету Карло. Все с любопытством повернулись к нему. Под этими взглядами Карло сильно смутился, дрожащими руками поднес чашу к губам, отпил, проглотил, помялся и сказал:
Я, Карло Джотти, из доминского рода Джотти, остался сиротой в десять лет. Мои родители погибли в кораблекрушении, и меня забрала к себе бабушка. Хотела, чтобы я тоже семейным делом занимался, как отец и дядья с тетками, в торговую академию отправила, а я учиться не хотел ничему, только развлекаться. И когда ей моих векселей на сорок эскудо принесли, она меня сначала выпорола, а потом в доме заперла. Хотела вообще сначала в монастырь, но потом пожалела, и устроила в Корпус. Внесла пожертвование на триста эскудопочти всё мое наследство, что после родителей осталось
Он опустил голову и быстро сунул чашу Джулио. Тот неожиданно для всех мяться не стал, смело допил, что осталось, и сказал:
Я, Джулио Пекорини, сын маркиза Пекорини, попал в Корпус потому, что родители отчаялись меня хоть к чему-то пристроить. В нашем роду издавна безделье не приветствуется. А я ничем заниматься не хотел и ничему учиться тоже. Меня было в университет определили, право изучать. Я на лекции не ходил почти, зато каждый день по веселым домам, как вот Карло. Только я векселей не на сорок эскудо надавал, а на целых сто... Вот матушка и упросила его величество меня в Корпус принять.
Все остальные тихонько захихикали, кроме Робертино и Оливио. Джулио опустил голову и протянул чашу Кавалли. Тот забрал у него чашу и передал Чампе. Мартиниканец протер ее платком и уложил в шкатулку. А Кавалли сказал:
Теперьукладывайтесь и спите.
Младшие паладины и кадеты послушно принялись укладываться на циновки, и кто-то спросил:
А как же испытание?
Это и есть испытание,Кавалли выплеснул остатки отвара из котла в огонь. Взметнулось облако густого пара, тут же Филипепи черпнул маны и выпустил ее резким ударом, разогнав этот пар по всей площадке. Пар накрыл всех и каждый успел его вдохнуть. И они заснули, едва успев умоститься на узких циновках. Старшие паладины обошли площадку, вглядываясь в лица учеников, потом и сами разложили у погасшей жаровни по циновке и улеглись на них.
Глядя в звездное небо, Кавалли задумчиво проговорил:
Что-то боюсь я вдруг кто-то из них не сможет пройти испытание духа.
С чего бы?отозвался Филипепи, ворочаясь.Смогут. Даже баран Джулио, я думаю. По-моему, он упертый, и правда как баран, ха. Упертый в хорошем смысле.
Чампа поерзал на своей циновке, вздохнул:
Ему бы к этой упертости еще сообразительности чуть побольше. Лень он, к его чести, побороть сумел, хоть и под угрозой отправки в монастырь. Но соображает он, прямо скажем, не слишком хорошо.
Филипепи снял берет, сложил и сунул за пояс, положил руку под голову:
Когда припекаетсоображает он очень неплохо. Помнишь ведь историю с лабиринтом и сидом-соблазнителем? Джудо тогда сказал, что именно Джулио первым допер, что и как делать надо.
Чампа повеселел, хихикнул:
Это да. Хотя, конечно, кровавые мозоли старинными железными панталонами он себе натер тогда такие, что два дня тренироваться потом не мог. Карло хоть сообразил поверх белья надеть Андреа, знаешь, я думаюзря ты боишься. Пройдут. Да и потомхоть кто-то на твоей памяти испытание духа провалил?
Бывало. Почти в каждом наборе бывает такое, просто ты еще молодой, у тебя это первые ученики, ты с этим еще не столкнулсяКавалли вздохнул.Конечно, если кто не справитсязначит, такова судьба. Но все равно мне тревожно. Они мне как дети... Да что«как»
Это верно,Филипепи все еще крутился на циновке, устраиваясь поудобнее.Дети. Своих-то у нас нет и не будет Тебе, Ринальдо, конечно, повезло, у тебя дочка есть. А у нас только ученики.
Мартиниканец невесело улыбнулся:
Скажешь тоже«повезло». Нет, конечно, в каком-то смысле повезло. Люблю я ее... А что до «повезло» У нас ведь обычай договорных союзов ради детей не просто так до сих широко распространен. Мы все в довольно тесном родстве состоим, в старые времена не положено было брать супруга из другого царства, и даже сейчас на такое многие ревнители традиций косо посматривают. Вот старейшины и устраивают браки так, чтоб подобрать супругов из не слишком близких семей. И оставить потомствообязанность каждого мартиниканца и мартиниканки, поэтому-то даже те, кто желает стать паладином, инквизиторкой или уйти в монастырь, должны перед тем выполнить свой долг. Если союз не брачный, а договорной, как у меня было и у Тонио с Эннио, то сыновья остаются в клане мужчины, а дочери принадлежат клану женщины. Так что моя Розалинане Чампа, а Теночак. И я в ее воспитании вообще не должен был никакого участия принимать, это дело ее клана, а мне разрешили видеться с нейи то счастье.
Андреа Кавалли на это сказал:
Все равно я тебе завидую по-доброму. У меня вот только племянники... Зато много, целых пятьдва мальчика и три девочки,он повеселел.И ученики, конечно же.
Он полез в карман и достал серебряную бонбоньерку. Выковырял из нее маленькую пастилку и сунул в рот.
Пойду за ними, пригляжу. Вдруг что не так пойдет и кого-нибудь выводить придется. Все-таки они в первый раз
Чампа протянул к нему руку:
А знаешь, я пожалуй тоже. Давай и мне. Да и, может, кого из чаматланских встречу.
Получив пастилку, он ее разжевал, улегся поудобнее:
Валерио, ты сам-то? Пойдешь?
Филипепи призадумался, потом сказал:
Эх, ладно. И я пойду, хоть и не люблю я это дело вечно мне там родня является... Но пойти надо. Что-то как-то я за Ренье опасаюсь, не было в нем уверенности в себе. Ясное дело, вмешаться мы не можем, но все-таки Надо присмотреть.
Он достал свою бонбоньерку и вытряс из нее пастилку, раскусил.
Ну, парни с нами милость Девы. Спокойной ночи.
И все трое почти тут же и заснули.
Оливио
Этот сон отличался от обычных сновэто Оливио сразу понял. Странное было ощущение: всё вокруг реально и ощутимо, но в то же время ты знаешь, что спишь, и это происходит с тобой в каком-то другом плане бытия. А главноечто бы ты тут ни сделал и какие решения бы ни принялничего не отменится при пробуждении.
Оливио сидел на каменной старинной лестнице, что спускалась от южных Морских ворот Кастель Вальяверде прямо к морю. Нижние ее ступени скрывались под водой, и Оливио знал точнодальше, на глубине пятнадцати футов, они переходят в дорогу, а дорога ведет к руинам древней таллианской столицыАлданиуму, погрузившемуся в морскую пучину во время Великого Южного Землетрясения. Тогда-то и появились острова Кольяри, длинной цепью протянувшиеся вдоль Плайясольского побережьяих вынесло со дна морского, когда Алданиум превратился сначала в лагуну, а потом в залив. В ясную погоду в полдень с лодки можно было увидеть на дне Вальядинского залива и остатки дороги, и обросшие ракушками, водорослями и кораллами руины. Когда Оливио был еще подростком, он любил выйти в море на своей маленькой лодочке и подолгу смотреть в эти глубины. Мечтал, как станет моряком, знаменитым капитаном и когда-нибудь откроет какой-нибудь затерянный город или удивительный остров.
Лодочка и сейчас качалась на воде, причаленная за короткую цепь к лестнице. Оливио встал со ступеньки и пошел вниз. Заметил, что одет по плайясольской летней моде, в короткую тунику и штаны до колен с легкими сандалиями. Не одевался так уже очень давно, и тут же посмотрел на левую ладонь. Едва заметный звездообразный шрам от болта «ублюдка», полученный прошлой осенью, был на месте. И на плече тонкая ниточка шрама от Стансова ножа тоже.