Оно и в самом деле было лучшим для тайного наблюдательного пункта: высокие густые кусты шиповника около профессорской "Волги". Она стояла все так же накренившись на правый бок, смяв своей тяжестью резину на спущенном баллоне.
Друзьям везло: двор был пуст и никто не помешал им прокрасться в кусты и занять наблюдательную позицию. Неудобно было лишь то, что шиповник отчаянно кололся, но если замереть и не двигаться - разведчик должен уметь замереть и не двигаться! - то можно терпеть. Даже привыкаешь. Как к крапиве, если в ней долго лежать. Кеша однажды на спор пролежал в крапиве целый час и ничего. Чесался только потом по-страшному. А шиповник - не крапива, хотя, скорее всего, часом здесь не отделаешься.
Они лежали, молчали, вели непрерывное наблюдение в четыре глаза. Наблюдать было не за чем. Вот вышла тетка с авоськой. В авоське пустые бутылки из-под молока. Вывод: пошла в магазин. Въехал во двор на велосипеде какой-то парень в трусах и майке. Взял велосипед на плечо, вошел в профессорский подъезд. Вывод: покатался, устал, вернулся домой. А велосипед, между прочим, гоночный. Кеша даже хотел такой, но родители на этот счет имели другое мнение. Почему-то... Из того же подъезда выбежал мальчишка лет девяти с игрушечным пистолетом в ручонке. Постоял, прицелился куда-то, потом посмотрел на кусты и пошел к ним. Вывод: сейчас обнаружит наблюдательный пункт... Так и есть, обнаружил. Остановился у зеленого заборчика, уставился на разведчиков круглыми глазами.
- А чего вы здесь делаете? - спросил он, как один отрицательный герой из кинофильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".
Кеша даже не стал искать вариант ответа, бросил:
- Иди, иди отсюда...
Мальчишка не ушел, заканючил:
- Нет, правда, чего вы здесь высматриваете?
Это был уже нестандартный вопрос, и отвечать на него следовало нестандартно:
- Не уйдешь немедленно - получишь по шее.
Кеша просто попугал мальчишку. Не стал бы он, в самом деле, бить маленького, это нечестно... Но угроза подействовала. Мальчишка ушел с независимым видом: мол, я вас совсем не испугался, просто мне по делам надо.
Наблюдение продолжалось. Становилось скучно. Кроме того, шиповник все-таки кололся, потому что долго лежать неподвижно нельзя - немеет рука или нога. Или рука и нога вместе. Но тут во двор вошел новый объект наблюдения, и Кеша с Гешей мгновенно забыли о неудобствах: это был Сомов.
Сомов подошел к профессорской машине, постучал ногой по спущенному колесу, присвистнул, сказал вслух:
- Как тебя, бедолагу...
Потом поставил свой кожаный саквояж на асфальт, сложил руки рупором, крикнул:
- Федор Петрович! - Потом подождал чуть-чуть, опять крикнул: - Федор Петрович!
На третьем этаже в открытом окне появилась голова в огромных очках. Человек посмотрел сквозь очки во двор, сказал приветливо:
- Ах, это вы, Алеша... Я сейчас спускаюсь, - и исчез из окна.
Судя по очкам, это была профессорская голова. По Гешиному и Кешиному разумению, каждый порядочный профессор должен носить очки. Это солидно. Это свидетельствует о научном складе ума. А Сомова, оказывается, зовут Алешей... Смешно: взрослый дядька, а зовут Алешей. Не Алексеем Сарафановичем, к примеру, а как мальчишку - Алешей. Это уж никак не свидетельствует о его научном складе ума...
Но и профессор, когда вышел из подъезда, оказался каким-то нетипичным. Только очки у него от профессора, а все остальное от кого-то другого. Ни тебе бородки-эспаньолки, ни тебе животика, ни тебе обычной профессорской рассеянности. И молод он, не старше Кешиного отца. И одет в тренировочный костюм. Он подошел к Сомову, заулыбался, руку ему пожал.
- Жду вас, Алеша, как вечного избавителя...
Это ворюга-то - вечный избавитель!
- Принесли, Алеша?
- Как обещал, Федор Петрович.