Пришла. Всего один взгляд на нее и сердце перестает биться, подпрыгивает, казалось бы, к самому горлу и замирает мертвым куском плоти. Оно невероятно радо видеть ее, чувствовать, осязать и биться только для нее одной.
«Я люблю тебя, Равана! Прости меня!»
Мне хочется прокричать ей это, но что я получу взамен? Горькую усмешку, недоверие и чистый скепсис? Ну еще бы, а чего еще можно ждать от такого, как я? Лесть, ложь, увещевание, только бы выйти сухим из водыЯ жалок и смешон.
И я смотрю на нее, только молча запоминая любимые черты, напитываю себя ее образом, так, чтобы ни одна деталь не осталась незамеченнойхотя бы это я могу. Хотя бы это мне позволено.
Она не проходит в камеру, стоит за чертой нано-ограждения и смотрит на меня без каких-либо эмоций. Просто смотрит, равнодушно, отрешенно, как на какое-то подопытное насекомое.
И будто бы не было никогда, между нами, огня, той страсти, что сжигала нас дотла, того единения, что мы достигли в объятиях друг друга. Для меня та ночь стала откровением во всех смыслах. А для нее? Что если для нее это был всего лишь эпизод, необходимая разрядка перед боем? Что если, ее тот отклик и страсть, являются лишь плодом моего больного и повернутого на ней воображения? Святой Космос, тогда это дно!
И я понимаюона все знает. Всю неприглядную, уродливую правду обо мне и моем поступке. И она вынесла мне приговор без суда и следствия, ибо как можно оправдать то, что я совершил
Я медленно, чтобы не спугнуть ее, встаю с койки и двигаюсь к ней, останавливаясь всего в шаге от любимой девушки. Вот оното место, где я всегда должен был быть, рядом с ней. Ее опора и поддержка, а не сволочь, что испортила ей жизнь.
Всего шаг и нано-преграда, между нами, а на самом деле огромная, непроходимая пропасть, длинною в целых пять с половиной лет. И я сам, своими собственными руками вырыл эту яму.
Ты украл моего дракона. Зачем?ее голос абсолютно механический, как у робота. Лицо лишь маска, за которой не разглядеть ни одной эмоциине человек, а каменное изваяние.
Выдыхаю с отчаянием. Ну зачем ты спрашиваешь меня об этом, девочка? Я уже и сам не знаю зачем и для чего!
Равана, послушай
Ответ,перебивает она меня,мне нужен ответ на мой вопрос.
Я лишь смотрю на нее умоляюще и беспомощноя не понимаю, как можно ответить так, чтобы не потерять ее навсегда.
Зачем?подгоняет она меня.
Я растерялся, был на эмоциях
Зачем?
В панике тру ладонью лицо, вздыхаю, набираю полную грудь воздуха ине могу! Я не могу сказать своей любимой женщине, что когда-то ее не любил, не ценил и не хотел. Потому, что это бред какой-то, нельзя такое произносить, это преступление, еще одно в, итак, уже раздутую, копилку моих косяков.
Я не знаю! Я был слеп, глуп и туп, Равана, я
Зачем, Ас? Хоть раз ответь мне правду, к чему сейчас вся эта демагогия? Я это, я топросто ответь мне зачем ты это сделал? Я хочу знать, я хочу услышать это от тебя лично, я имею на это право,ее ледяное спокойствие выкручивает мне руки и развязывает язык, я не могу ей отказать, как бы не было мне стыдно и больно. Но она права, она имеет право требовать с меня все. Все, что пожелает.
Затем, что я не хотел тогда быть с тобой,вот, я это сказал, смог, выдавил из себя. Но какой ценой?
Не хотел,повторяет за мной, будто смакуя каждый звук на языке,а спустя пять с половиной лет вдруг резко захотел, да?разочарованно хмыкает и поджимает губы. Да именно так все это и выглядит: убого и уныло.
Не резко,вцепляюсь я кулаками в волосы и задыхаюсь от отчаяния. Все, пиздец! Что бы я сейчас ей не сказал, все повернется против меня. Абсолютно!
Святой Космос, это какой-то сюр!
Что ж, спасибо за честность,и развернулась, чтобы уйти.
Нет! Постой!я было кинулся к ней, но понял, что не смогу преодолеть преграду нано-ограждения, ибо она расплавит мое тело в кисель за считанные секунды.
Хочешь еще что-то сказать мне?взгляд усталый и потухший. Ей больше не интересен, ни я, ни мои откровения, она все, что нужно, уже услышала.
Равана, прошу, дай мне шанс! Нам! Я покажу тебе, что научился ценить, любить и уважать. Я другой, нет больше убогих целей и бессмысленных ориентиров! Только ты! Пожалуйста!и я чувствую, как впервые в жизни, от отчаяния и безнадеги, от бессилия и душевной боли, на мои глаза наворачиваются слезы. Но мне было плевать, я хотел получить свой шанс любой ценой. Один на миллион, но он у меня будет!
Шанс? Дать тебе шанс?она не смотрит больше на меня, только остановилась и замерла в пол оборота от меня,Такой же шанс, Ассатан, какой и ты дал мне в ту самую ночь? Такой шанс тебе нужен? М-м-м?
Равана,с тоской, переходящую в агонию, выдыхаю я.
Верни мне моего дракона, это все, что мне от тебя нужно. Никаких шансов ты не заслужил. На этом прощай.
Равана!взревел я.
Но она ушла, не обернувшись, не сказав больше ни слова, не ставя никаких запятых, а только жирную и твердую точку.
Глава 28
Порою так просто... убить человека,
Ни выстрелом в спину, ни острым ножом...
Цинично расправиться, сделать калекой,
На сердце оставив смертельный ожог.
И вот, ты стоишь, а внутри всю колотит,
Словно город болеет и ты вместе с ним.
Твой убийца, должно быть, сейчас на свободе,
Смеётся с друзьями...Он кем-то любим.
Оттолкнуться бы в небо, выпрямив плечи,
Драконом сапфировым в светлую даль.
Просто верить, что время, однажды излечит,
Поставит заплаты, прогонит печаль.
Я хочу побежать вместе с утренним снегом,
Бежать, чтоб звенела внутри пустота.
С ветрами так долго носиться по свету,
Будто я беспризорница и сирота...
Так долго бродить по бескрайнему югу,
По тропам скользить, выбиваясь из сил.
И спрашивать...спрашивать...спрашивать вьюгу-
А сколько ещё ты таких же убил?
Ellefantine.
Сейчас, оглядываясь назад, уже не так страшно. Именно страшнои это единственное слово, хоть сколько-нибудь, способное описать мое состояние в первые дни моего пребывания здесь.
На Земле.
Понимание приходит не сразу, а как-то дымкой пробивается в детское, еще не оформившееся сознание, осторожно, неспешно, чтобы сразу не напугать, не раздавить на скорости, не превратить в жалкую отбивную. Так и случилось, но только в первый раз. Потом со мной уже никто не церемонился. Или я уже на подсознании своей сломленной души знала, что, раз ничего хорошего меня не ждет, то и миндальничать не стоит.
В первой жизни меня звали Моисеева Нина. Мы жили на окраине маленького провинциального городка на западе Омской области вместе с мамой и еще тремя ее детьми, я была самой старшей в семье, поэтому, как вы понимаете, легко мне не приходилось: принеси, подай, иди на фиг, не мешай, а еще убери, приготовь, за младшими детьми присмотри и так далее и тому подобное по списку. Моя биологическая мать Людмила была запойной алкоголичкой и наркоманкой. Последнее было не часто, но случалось, так как, наркотикиэто дорого, а у нас, порой, и на кусок хлеба не хватало.
Антисанитария, тараканы и, практически, постоянный голодэто были вечные спутники той моей жизни.
Наша семья хоть и стояла на учете у надзорных органов, но эффекта от этого не имела, кроме пары пачек протухшей гречки с червями раз в месяц, да поношенной одежды не по размеру с такой же периодичностью. Вот и вся государственная помощь.
Надо ли говорить, что я была в ауте, когда окончательно осознала кто я и куда попала? Это был полнейший ступор и шок, мне было девять, и я была раздавлена. Раз и ты больше не Нина, а Равана Малигос, некогда сапфировая драконица. Но кому до этого есть дело? Разве что психиатрической больнице?
Три года каторги и свинской жизни, казались мне адом, но то был не он. Самая жара началась, когда в нашу, так называемую семью, пришел отчим. Нового отца семейства звали Алексей Арефьев, бывший, как здесь говорят, зэк, не раз отсидевший и такой же опустившийся, как и Людмила Моисеева. Вот такая парочкагусь и гагарочка. Теперь они бухали вместе, по-черному, а когда мать отрубалась, папа Леша протягивал ко мне свои длинные, волосатые, грязные руки и стремились они залезть в мои старые, поношенные, застиранные до дыр, трусы. Я отбивалась, как могла, кричала и звала на помощь, но понимала, что рано или поздно, но он своего добьётся и, таки, изнасилует меня. Мать на мои жалобы меня один раз, но основательно, избила черенком от швабры и больше сетовать на судьбу я не смела. Только пряталась по соседям, когда они смачно пили, вот и все, что мне оставалось.