«Пусть он только попробует ещё раз показаться мне на глаза, тогда я стану его худшей проблемой», пообещала себе я, предвкушая, что ему будет так же больно и мерзко, как мне, когда он насиловал меня.
Я чувствовала себя маленькой девочкой, перед которой открылась страшная тайна. Как будто мою душу окунули в бочку со смолой и сказали: теперь ты будешь с этим жить. Больше всего меня уязвляло то, что решения принимались без моего участия, и никто не давал мне права выбора.
Глава 2
В замке ворочался ключ. Мама. В руках у неё были сумки с продуктами, она тяжело дышала, наверное, от усталости.
Мама? позвала я.
О, господи, дочь! Почему ты здесь?
Он отказался от меня, развела я руками. Я вернулась.
Что? Как это? Нет! она неподдельно изумилась. Не может этого быть, ты, наверное, неправильно поняла Что случилось, расскажи?
Мы с бабушкой были в доме вдвоём, а этот, Дилан, ушёл на похороны. Приехали люди из леса и обвинили нас в том, что волки порезали их охотников. Они наставили в лесу ловушки. В лес теперь нельзя. Они угрожали, сказали, что не собираются делить земли с волками.
Ясно сказала она расстроено и выдохнула. Дочь, тебе там, правда, не место. Эти люди могут причинить тебе зло. Если с твоим мужем всё будет в порядке, он обязательно вернётся за тобой. Дай бы бог
Мама, я хочу забыть весь этот кошмар, не отдавай меня им, я не вернусь туда, мне не нужен никакой муж!
Успокойся, дочь, скоро всё наладится, вот увидишь. Пойдём, тебе надо переодеться, я вскипячу чай.
Потихоньку я пришла в себя. Вечером со смены вернулась Света. Мы сидели при свечах и раскладывали пасьянс. Никто из нас не умел гадать, поэтому кроме дальней дороги, казённого дома и короля мы ничего не увидели. Дальше играли в «большого дурака» на четыре колоды, и на время я отвлеклась от переживаний.
Страхи вернулись ко мне перед сном. Света посапывала в постели, а мне мерещились странные звуки, волчий вой вдалеке. Приснился Дилан, лицо которого по-прежнему было размытым, так как я всё ещё не могла до конца запомнить его. Мы куда-то бежали, он держал меня за руку, потом он велел мне спрятаться в какой-то большой норе, чтобы я оставалась в безопасности, а сам исчез. Надо же, как странно: во сне он казался мне таким знакомым, даже, я бы сказала, родным, а когда мы прощались, я отчётливо видела страх в его глазах: страх за меня.
Препротивный сон. Ни за что не подпущу этого типа к себе.
Утром разбудила мама. Я брезгливо стряхнула с себя остатки сна.
Дочь, мне пора на работу. Сегодня можешь устроить себе день отдыха, а я попытаюсь узнать, как нам лучше поступить с тобой.
Что ты имеешь в виду? не поняла я.
Ответ на свой вопрос я узнала вечером: мне разрешили поступить в университет! Правда, это была всего лишь столица края, а не Москва, но всё равно мечта.
«Неужели счастье решило снова вернуться в мою, чуть было не потерявшую смысл, жизнь?»ещё не до конца верила я.
Ликование окрасило мою реальность яркими красками. Я быстро забыла о прошлых кошмарах, ведь впереди медициналюбовь и увлечение всей моей жизни!
Я не сомневалась, что поступлю, но всё равно волновалась в предвкушении. Мама поехала со мной подавать документы, результаты следовало ждать к четвёртому августа.
Возобновились наши танцы у костра, ночные прогулки, жизнь обрела краски. Мы со Светой снова забирались на нашу скалу и ели чурчхелу. Только прыгать в воду с обрыва я теперь боялась. На самом деле мне было страшно вовсе не оттого, что я ударюсь об воду, а от мыслей, что снова попаду в тот кошмар, из которого только недавно вернулась.
Каждый закат, встреченный на скале, которую мы без каких-либо имущественных притязаний назвали нашей, был отличным от предыдущих. Странно: море всегда одинаковое, а солнечный свет от него отражается по-разному.
Самые мои яркие впечатления из детства были связаны с этой скалой: мы с соседскими мальчишками поспорили, что у нас хватит храбрости (безрассудства) прыгнуть (высота скалы была около пяти метров). Первой спор выиграла, конечно же, я, девочка одиннадцати лет от роду. Мне очень повезло правильно войти в воду и не удариться, после этого я уже не боялась прыгать и каждый вечер дразнила мальчишек своим мастерством.
С каждым днём я всё больше внушала себе, что события начала июля были плодом моего воображения. Спокойная весёлая жизнь со временем восстановила свой ход, на маму я больше не злилась.
Кроме беззаботного порхания в пространстве вновь обретённого смысла жизни, я, в благодарность, подрабатывала на рынке и следила, чтобы растительность в нашем огороде вовремя поливалась и пропалывалась.
В тот день я, как обычно, копалась на грядках. Мама со Светой были на работе.
Вдруг я заметила, что возле наших ворот остановился чёрный автомобиль с тонированными стёклами. Я насторожилась, ожидая, что это снова Седой приехал раздавать свои приказы, но вскоре из машины вышла девушка. Она сразу увидела меня сквозь прутья забора и окликнула, голос её был с сильным акцентом, но слова звучали вполне разборчиво:
Прошу прощения, здесь живёт Марина Волк?
Я подошла ближе, окинула девушку взглядом: это была азиатка (то ли японка, то ли китаянка), одетая в строгий тёмно-серый костюм. «Это в такую-то жару, подумала я про себя. Видимо, приехала сюда по работе».
Да, но сейчас её нет. А что вы хотели? спросила я.
Заднее стекло автомобиля опустилось, и я увидела лицо молодого мужчины (тоже азиата), он что-то сказал девушке на своём языке. Мужчина был напряжён, серьёзен, говорил, как мне показалось, грубо и одновременно взволнованно. Девушка покорно кивнула и снова обратилась ко мне:
Возможно, вы её родственница?
Я её дочь, ответила я.
Мои слова тут же были переведены господину в машине, который пристально наблюдал за нами обеими. Я поняла, что это ему что-то нужно от моей мамы, а его спутница просто выступает в роли переводчика.
Тогда передайте ей этот конверт, сказала она.
Что в нём?
Спустя полминуты она перевела мне ответ господина:
Это лично для неё. Держите и передайте ей. Другой информации у меня для вас нет.
Девушка протянула мне конверт, который оказался на удивление тонким, и села в машину. Я проверила бумагу на просвет и построила свои предположения по поводу содержимого конверта: это либо открытка, либо фотография.
Я немедленно позвонила маме и сообщила о случившемся. Мне было велено не трогать конверт до её прихода.
Таинственным содержимым послания оказалась, как я и думала, одна чёрно-белая фотография 9х12 см, на которой была изображена молодая пара: мужчина-азиат (точно такой же, как тот, которого я сегодня видела в окне машины) и женщина удивительной красоты, на руках у них был младенец. С обратной стороны снимка была подпись: «1968».
И что же это? спросила я. Это твои настоящие родители?
Даже если и так, то какой в этом смысл? равнодушно ответила она.
Может быть, они живы и хотели сказать, что любят и помнят тебя?
Дочь, не говори глупостей! Они для меня совершенно чужие. Мне даже представить трудно, что я могла бы тебя кому-то отдать.
А вдруг у них не было другого выбора?
Всё, Диана, хватит сочинять, лучше иди, займись своими делами. И забудем об этом.
Но это же сделала ещё одну попытку я, уже стоя на пороге.
Ни слова больше! громко сказала мама и махнула рукой, чтобы я, наконец, ушла.
Я ещё долго потом не могла выкинуть из головы этот случай и почему-то ждала продолжения истории, но так и не дождалась. Мне безумно хотелось разгадать тайну маминого появления в семье папы, только вот никто больше не поддерживал моих стремлений.
Мама не стала выкидывать фотокарточку, положила её в ящик своего стола. Я надеялась, что на самом деле она тоже хотела бы знать больше, но боялась признать это из-за обиды на своих биологических родителей.
Даже рассказ о том, что конверт мне передал человек, выглядевший в точности так же, как тот, что изображён на снимке, ни капли не заинтересовал маму, она решила, что это всё мои фантазии, и даже не дослушала. «Может, это его сын? Или мамины родители не стареют и до сих пор молоды? Тогда почему мама не такая?»терялась в предположениях я.