Я качаю головой.
Ничего ты не понимаешь, мама. Я не мечтаю о любви, отнюдь. Когда папы не стало, я оказалась с жизнью один на один, потому что ты утирала хрустальные слезинки кружевным платком и не беспокоилась о том, что слугам надо платить в срок, что средства на банковском счету стремительно тают, что соря деньгами, ты приближаешь настоящий голод. Всё это легло на мои плечи, и я давно растеряла наивную веру в чудеса.
Привыкнув справляться с трудностями, научившись обеспечивать семью, я не вижу ни малейшего смысла вверять себя мужчине. Не выйду замуж? Да, благородным лордам такая как я действительно не нужна. Ну и что? Пусть будет простолюдин, лишь бы человек он был надёжный, хороший. Я выхожу не за предков мужчины, не за его кошелёк, а за него самого. Но разве маме докажешь?
Я тоскливо вздыхаю:
Мама, лорд Сирас не допустит этой свадьбы,хоть это она должна осознать?
Мама согласно кивает:
Так и есть. Поэтому тебе придётся быть крайне осмотрительной. Нельзя дать ни малейшего повода расторгнуть помолвку.
Экипаж тряхнуло на выбоине.
Скоро подъезжаем Наш дом предпоследний на Второй улице, почти на границе Центрального и Среднего районовтихое спокойное местечко.
Я неприятно усмехаюсь:
Мама, мы живём вдвоём, без охраны, без магической защиты. Скажи, когда в наш дом ворвутся подосланные бандиты, как ты собираешься спастись?
Мама уставилась на меня расширившимися от ужаса глазами:
Б-бандиты?
Ага,преувеличенно радостно кивнула я.
Мама передёрнула плечами:
Иветт! Что за ужасы ты придумываешь? Не говори, пожалуйста, таких страшных вещей. Лорд Сирас никогда до подобного не опустится! А мне теперь всю ночь будут видеться кошмары. Иветт!мама всхлипнула, вытащила накрахмаленный платок и прижала к уголку глаза.
Я снова отворачиваюсь к окну, провожу подушечкой указательного пальца по ледяному, словно изо льда сделанному, стеклу, за которым засыпает город. Жёлтый свет редких фонарей не способен разогнать даже сумерки.
Кто из нас двоих наивный? Впрочем, нет, это не наивность. Это уже вопиющая глупость и безмозглость.
Не-при-ят-но Впрочем, я давно живу своим умом и поступлю по-своему. Сегодня или завтра попрошу градоправителя уделить мне пару минут. Скажу, что нуждаюсь в деликатном совете. Что брак с его сыномбольшая ответственность, а совсем не чувствую себя готовой её принять. Что Геранд, блестящий кавалер, достоин лучшей невесты. В конце концов, что брак не должен определяться волей слепого случая. Подумать только, я стала жертвой карточной игры! Будучи азартным игроком и завсегдатаем игорного дома, папа выиграл мою помолвку в покер. Ей-ей, лучше бы он ту партию проиграл вчистую.
В одном мама права. Градоправитель при всех его недостатках не злодей. Уверена, он отпустит меня миром, если «вину» за разрыв помолвки я возьму на себя и избавлю его от необходимости выплачивать отступные.
Собираешься поступить по-своему?мама словно мысли читает.
Хм?
Я не стану тебе мешать, Иветт,вздыхает она.
Неужели?
Не верю. Упрямством я в маму пошла, а её так легко не сдвинуть. Уж если втемяшит в голову, что на дворе легендарный век всеобщего благоденствия, что все живут по закону и по совести, а преступленияне больше, чем сказочные пугалки, так и не сдвинешь.
Мама медленно кивает, а затем отводит взгляд и словно нехотя добавляет:
Но ключ от банковской ячейки и документы на неё я передам тебе только в день твоей свадьбы, Иветт.
Что?!
Ш-шантаж!подпрыгиваю я.
Вот уж не ожидала.
Нет, Иветт. Ты не так меня поняла. Если и шантаж, то не мой.
Ха?
Мама торопливо сглатывает, смотрит на меня совершенно несчастными глазами:
Ты ведь не читала оригинал завещания, нет?
Когда папы не стало, мне едва исполнилось четырнадцать. На оглашение завещания меня, естественно, никто не приглашал. Мама ездила в мэрию одна. С оформлением документов проблем не возникло, так что я тогда этой темы не касалась. Потом тоже незачем было. Оказывается, напрасно.
Мама?
Почитай. Узнаешь много интересного. И, Иветт, ты напрасно принижаешь значение репутации. Ты знаешь, что в Среднем городе Геранд без отряда стражи не появляется?
Знаю. А также знаю, что пару месяцев назад Геранд в одиночку сунулся к дочери то ли пекаря, то ли горшечника. Девочка высокого порыва не оценила, встретила оконного гостя вазой и визгом. Соседи с радостью примчались на выручку, и отхватил тогда Геранд от кого шваброй, от кого ухватом, а от когогнилой картофелиной по физиономии.
Тебя же, Иветт, любят, иначе как «нашей юной леди» и не зовут. Если ты станешь его женой, то ради тебя горожане станут относиться к Геранду с большим терпением.
Хорошо, я попрошу горожан следующий раз кидаться не тухлыми яйцами, а отравленными дротиками.
Иветт!
Экипаж остановился.
Извозчик слез с облучка, почтительно открыл для нас с мамой дверцу, даже поклонился.
В салон пахнуло промозглой сыростью. Дождь так и не прекратился, и перед крыльцом образовалась лужа, которая теперь вряд ли просохнет к утру. Капли сыпятся из тучи будто горох из прохудившегося мешка.
О зонте мечтать не приходится, и я выхожу из экипажа первой. Ключ норовит выскользнуть из замёрзших пальцев и утопиться в луже, но мне удаётся удержать его, отпереть дверь. Мы с мамой прощаемся с извозчиком, входим в дом.
Элька!повышает голос мама.
Из всех слуг у нас осталась только кухарка и её нерадивая племянница, которую в другом доме за нерасторопность просто не будут терпеть. И раз в три дня бывает приходящая служанка
Госпожа,Элька появляется минуты через три, хотя должна бы ждать у дверей, как только экипаж подъехал к дому.
Я уже успела сбросить накидку, расшнуровать уличные туфли, переобуться.
Оставив Эльку помогать маме, я бросаю, чтобы принесла мне горячий чай и устремляюсь в рабочий кабинет. Пока не прочту завещание думать ни о чём не смогу. Оригинал хранится в потайной нише за натюрмортом вместе с другими важными документами. В отдельной картонной папочке. Траурной. Раньше я завещания избегала. По странному совпадению составленное отцом накануне гибели, оно мне казалось голосом мертвеца, и я суеверно боялась. Умом понимала, что это обычный документ, бумага, исписанная чернилами и заверенная печатью. Но всё равно ничего не могла с собой поделать, и боялась, что, открыв и прочитав, потревожу смертный покой отца.
Мне было четырнадцать тогда
С тех пор страх никуда не исчез, но сейчас я чувствую себя как никогда готовой встретиться с призраком.
Глава 4
Кабинет встречает меня тишиной и щекочущей нос пылью. Ни Эльку, ни приходящую служанку я к документам не подпускаю, прибираюсь сама. Давненько я с пылью не воевала Я зажигаю светильники, плотно задёргиваю толстую гардинуслучайные зрители с улицы мне не нужны. И подхожу к двери, прислушиваюсьЭлька всё ещё возится внизу, чай быстро не принесёт, залезть в тайник не помешает.
Я прикрываю дверь, подхожу к натюрморту, с которого на меня скалится череп с кровавым маком в левой глазнице и карточным веером вместо воротника. У папы своеобразный вкус. Был Сдвинув натюрморт, я нажимаю на левый верхний кирпич, и ниша беззвучно открывает свой зев. Внутри стоит деревянный ящик. Я его вынимаю, переставляю на стол, а нишу закрываю и завешиваю натюрмортом.
Руки слегка подрагивают, когда я открываю грубо сколоченную крышку. Сердце срывается в галоп. Я колеблюсь, детский страх напоминает о себе. Хватит! Я рывком вытаскиваю папки и со дна ящика достаю ту самую: тонкую, чёрную, без подписей.
Я возвращаю остальные папки в ящик, а ящик отставляю на тумбочку за столом, чтобы с прихода не бросался в глазанезачем Эльке его видеть. На столе остаётся только траурная папка, и я медленно её открываю.
Госпожа!
Дверь ударяется о стену, я вздрагиваю.
Элька!
Простите, госпожа!вины в голосе не слышится. Знает, что не накажу. Поначалу я пыталась воспитывать, но быстро поняла тщетность затеи. Эльку не переделать.
Чай?
С кексом,гордо добавляет Элька.
Спасибо.
Элька ставит передо мной поднос. Я дожидаюсь, когда она уйдёт и обхватываю ладонями горячий чайникгреюсь. Знаю, что неприлично, но ведь никто не увидит. Пальцы слегка покалывает, и я с удовольствием жмурюсь. Минутная отсрочка радует, но я себя пересиливаю, отпускаю чайник и раскрываю папку.