Я встала с постели и, повинуясь бессмысленному порыву, закрыла окно и даже задернула шторы, словно ощущая чей-то буравящий меня извне взгляд. Делать все это мне пришлось одной рукой, потому что разжать пальцы второй и выпустить зловещее послание я не могла почти физически.
Видимо, его принесли совсем рано утром, предположил Медвежонок, нахмурившись. Я могу, конечно, поспрашивать у остальных сестер, но утром они все спят, как убитые, так что
Не надо, почти помимо моей воли вырвалось у меня. Я обернулась через плечо, поймав его взгляд. Я пока не уверена, что хочу, чтобы кто-то еще знал. Ты же знаешь, с какой скоростью у нас разлетаются сплетни и потом Я оборвала саму себя, не будучи уверена, что хочу озвучивать только что пришедшую мне в голову мысль. Но он, как и всегда, уже и так знал, что я хочу сказать.
Думаешь, есть вероятность, что тебя сдал кто-то из наших? осторожно уточнил парнишка, подойдя ко мне и потянув за собой так, чтобы мы оба сели на заправленную кровать.
По его глазам, я поняла, что эта мысль просто не может уложиться у него в головеда и, чего скрывать, мне она тоже совсем не понравилась. Да, мы все здесь жили как одна большая семья, и во многом эта была заслуга Ории, которая в самом деле обращалась с девочками не как со своими наемными работницами, а как с младшими сестрами, которые нуждались в ее опеке и наставлении. Но это не отменяло того факта, что большинство омег, что обитали со мной под одной крышей, готовы были на многое пойти, чтобы изменить свою жизнь к лучшему и вырваться из этого порочного круга легких денег и принудительного секса. Среди местных завсегдатаев было не так много белых воротничков и интеллигенции, в основном услугами Дома пользовались ребята с улицы, состоящие в разных мелких бандах. Йон даже как-то говорил мне, что это была одна из причин, почему он остался здесь после того, как Ория его выходилане только из благодарности и желания как-то вернуть долг, но и потому, что это была еще одна возможность получить информацию о Сэме.
Я не хочу об этом думать, помолчав и опустив взгляд на собственные руки, ответила я. Я просто не могу.
Комнату наполнила тишина, вязкая и тяжелая, давящая на плечи. Еще несколько минут назад я чувствовала себя почти полностью счастливой, глядя в глаза любимому мужчине и ощущая его теплые крепкие руки на своей талии. А теперь мой маленький, с такой заботой выстроенный мирок штормило и буквально рвало на части силой нескольких коротких фраз на розовом ароматном листке бумаги. Я не была к этому готова. Я не была готова вернуться в тот ужас неизвестности, постоянной тревоги и паранойи, что представляла собой моя жизнь в конце прошлого ноября. Мне хотелось расплакаться от бессилияили смачно выругаться и перевернуть тут что-нибудь. Но вместо этого я сидела неподвижно, смотрела на письмо неизвестной и просто старалась дышать, концентрируясь на каждом своем вдохе и выдохе, словно они были единственным, что имело значение.
Но ведь братишке ты скажешь, правда? с легким подозрением вдруг спросил Медвежонок. Ты расскажешь ему о письме?
Из моих сжатых губ вырвался легкий болезненный звукто ли стон, то ли всхлип, и я резко замотала головой, отчего мои волосы заполоскались по плечам.
Но почему? непонимающе вскинул брови омега. Он должен знать.
Я не знаю, кто прислал это, медленно произнесла я, тщательно подбирая слова и ощущая, что от напряжения в моих сведенных пальцах бумага начинает тихо потрескивать и рваться. Я не знаю, о чем эта омега хочет поговорить со мной и какой информацией она обладает. Это может быть пустышка. Ему стоило больших усилий отказаться от своей мести и жить здесь, со мной и с вами, не рискуя собственной головой. А это Я помахала уже ненавистной мне розовой бумажкой в воздухе. Это только попусту разбередит его раны, а я не могу просто не могу видеть, как ему больно из-за этого. Нет, я поговорю с ней сама и уже тогда решу, стоит ли оно того. Может быть, это просто чья-то злая шутка. Или нас хотят опять использовать. Да о чем я вообще, конечно, нас хотят использовать! Его хотят использовать, Медвежонок. А он и так уже достаточно настрадался.
Я подняла на него умоляющие глаза и сложила руки в молитвенном жесте.
Пожалуйста, обещай, что ничего ему не скажешь. Еще не сейчас.
Но если это ловушка? беспомощно протянул омега, глядя на меня с нескрываемой тревогой. Если это Сэм или еще кто-то из его круга. Или Церковь?
Я так не думаю, подумав пару секунд и немного успокоившись, покачала головой я. Если бы Красная Лилия хотела нас вернуть и знала, где мы живем, они не стали бы церемониться. Просто нагрянули бы сюда со своими автоматами и выволокли нас силой. Им нет смысла так шифроваться. И то же самое с церковниками. Наши враги слишком могущественны, чтобы у них была хоть какая-то необходимость заманивать меня в ловушку, приглашая встретиться в одном из самых пафосных и многолюдных ресторанов Восточного города. Это просто не имеет смысла.
Странно, что она вообще обратилась именно к тебе, заметил парнишка. Ведь это братишка Йон у нас повязан с Красной Лилией и именно ему это должно было быть в первую очередь интересно и важно.
Я понятия не имею, почему она так сделала, но я ей заочно за это благодарна, вздохнула я, в последний раз пробежавшись глазами по ровным строчкам письма и решительно скомкав его, намереваясь позже сжечь где-нибудь на заднем дворе. У написавшей его омеги был очень красивый почерк, такой изящный и ровный. Кто вообще пишет послания от руки в наше время? Кому и зачем я могла понадобиться? Действительно ли та, кто прислал мне это письмо, могла помочь Йону в его мести? И если так, хотела ли я этого? Готова ли была поставить под удар все, что у нас было, чтобы мой альфа рискнул своей жизнью ради мести за прошлое, которое, кажется, ему наконец-то почти удалось отпустить и забыть? Может быть, проще было сделать вид, что я и вовсе не получала никакого письма? Но не кончится ли это тем, что отправившая его появится у нас на пороге и тогда не будет ни единой возможности уберечь Йона от всего этого? Слишком много вопросов, ответы на которые мне категорически не нравились.
Я опасалась, что мое внезапное желание поехать в центр одной ему не понравится и что он просто меня не отпустит, но альфа только пожал плечами и напомнил, чтобы я надела маску и спрятала волосы перед тем, как спускаться в метро. В Доме в очередной раз что-то сломалось, и он был по горло занятвозможно, поэтому не уделил моим словам и намерениям какого-то особого внимания. Впрочем, я была только рада. Меня изводила необходимость хранить от него секреты, но я убеждала себя, что не произойдет ничего страшного, если я скажу ему обо всем, когда уже буду точно знать, стоит ли игра свеч. И все же, когда мы попрощалисьпривычным крепким объятием, во время которого я доверху наполнилась его запахом, уткнувшись носом в ароматическую железу у него на шее, я ощутила легкий укол совести. Вполне буквальный, к слову, поскольку кольнуло точно в области метки, сейчас не столь заметной среди розовых бутонов и соцветий весенней сакуры.
Я знаю, что тебе это не нравится, пробормотала я позже, обращаясь к ней и стараясь говорить не слишком громко, чтобы не привлекать внимание прохожих. Мне тоже. Будь у меня больше времени подумать, я бы, возможно, поступила иначе. Наверное. Не знаю. Великий Зверь, неужели это вообще никогда не закончится?
Удивительно, как легко мне оказалось забыть о Красной Лилии и обо всем, что тогда случилось. Чем больше времени проходило, тем менее отчетливыми становились те события, словно медленно исчезающий рисунок на прибрежном песке. Наше заключение в клетках, то, что со мной произошло в притоне Мартиши, даже ранение и болезнь Йоная не хотела помнить об этом, я отказывалась концентрироваться на том, что тогда произошло, потому что я слишком любила все, что было после. После той заброшенной церквушки и пламенного признания моего альфы, после затопившего меня жаркой волной облегчения при мысли, что теперь я принадлежу ему не только в собственной голове, что он готов признать меня своей во всех смыслах этого слова, после того, как между нами наконец не осталось никаких недосказанностей.