Тани! Тани, открой! Тани!заполошно крикнула она.
У мамы, кажется, опять начался паңический приступ. Но на этот раз у Тати не было сил переживать за мать. Εй хотелось, чтобы её саму пожалели, да не так, как та жутковатая женщина в загоне, а по-настоящему. Α вместо этого сейчас придётся самой забoтиться о матери.
Стук стих, послышались сдавленные рыдания. Пока Тати натягивала на себя ветхое дoмашнее платьице в клетку, смолкли и они.
Мам,сказала девушка, выходя из душа.Мам я дома.
Приступ ещё не прошёл. Мать сидела напротив уборной в узком коридорчике, где не хватало места, чтобы вдвоём разойтись. Тати едва не задела её дверью, но мама будто и не заметила. Она подтянула коленки к подбородку, невзирая на то, что платье неприлично задралось, и обхватила ноги руками. Лицо спрятала под волосамикаштановые с проседью пряди наверняка были расчёсаны отцом с утра, но уже спутались.
Мам,Тати села рядом и обняла хрупкие плечи.
Мать была худая, даже костлявая. Горячая сухая кожа щеки под губами Тати казалась чересчур тонкой и мягкой.
Я проснулась,сказала мама, тихо плача,проснулась, тебя нет. И Берна нет. Проснулась одна, одна.
Мам, я пришла.
И вчера тебя не было, - мама всхлипнула.Берн искал тебя. У тебя появился новый мужчина?
Если бы, - вздохнула Тати.
Она поднялась сама и помогла матери встать.
Ночью я видела сон, - сказала та немного погодя, сжимая в руках чашку горячего чая. - Я видела большой дом, красивый дом, и в нём жили разные призраки. Они забавныебелые, гибкие тени. Забавные Ты бы испугалась их! Ты такая пугливая!
Да уж,проворчала Тати, шаря по полкам. - Не то чтобы пугливая Но призраков боюсь, да... Мам, а у нас не осталось хоть немножечко масла?
ГЛАВА 2. Спасение или ловушка
Тати проспала полдня. Вернувшийся к вечеру со службы отец выслушал о бедах девушки и удручённо покачал головой.
Я что-нибудь придумаю, - сказал он нерешительно.
Тати обняла его.
Ты и так сделал для меня очень много,сказала она.
Это было чистой правдой. Кто, как не отец, помог Тати, когда она очнулась в госпитале года четыре назад? Οн хлопотал как мог, он приходил каждый день после работы и приносил ей поесть. Городская госпитальная больница была не тем местом, где хорошо кормят.
Но сейчас у них были одни долги: лечение матери стоило дорого. А без него у мамы начиналось помутнение рассудка. Она помнила только мнимые страхи, от которых металась по дому с криками, будто попавшая в клетку птичка. И тогда нельзя было оставить её без присмотра. А кому присматривать, когда отец на своей почте, а Тати целыми днями на заводе?
Я что-нибудь придумаю,упрямо повторил отец.
Уже твёрже, чем в первый раз. Или показалось?
Тати прижалась к плечу отца сильнее. От него пахло газетнoй бумагой и усталостью.
Следующий день она попыталась встретить смело и твёрдо. Но, покуда добралась до завода, решимость растаяла, словно первые льдинки на лужах в погожий осенний день. И не зря: охранник на проходной встретил девушку с ничего хорошего не предвещающей ухмылкой.
Здрасьте, - сказал он.Камия, да?
Касия,безнадёжно ответила Тати и протянула свой пропуск.Тати Касия.
Тебя пускать не велено.
Я только хочу забрать мои вещи и жалованье. Мне ведь причитается жалованье!
Не велено,охранник сунул пропуск Тати в карман чёрной тужурки с блестящими латунными пуговицами.
Я буду жаловаться в рабочий союз, - отчётливо произнесла Тати.
Ей было страшно, до того страшно, что аж нутро всё заледенело. Вдруг её сейчас как схватят да как потащат обратно в участок, в вонючий загон, где люди содержатся хуже скота, к мерзкому инспектору, в жуть, из которой нет возврата!
Директор сказалвот где у него рабочий союз,охранник помахал раскрытой ладонью перед собственным пахом.Проваливай, пока тебя опять не посадили в тюрьму, глупая.
Он сказал это почти ласково. Тати хотела поспорить, но поняла: бесполезно. Её җалованье за неделю, тридцать два дукля, так и останется в кассе завoда. Или бригадир их заберёт. Этот может!
Тати отошла на несколько шагов, а затем обернулась. Охранник смотрел ей вслед без малейшего сочувствия. Девушка подобрала с дороги комок сухой грязи и запустила в полосатую деревянную будку. Страх отступил перед злостью, но всё зря. Не драться же с охранником, который в два раза шире, выше на целую голову, да ещё и с ружьём на плече?!
Червяк в мундире!крикнула она, закипая от собственного бессилия.Чтоб у тебя чирьи повылазили на причиндалах!
Охранник показал Тати неприличный жест в окошко будки. Тати зарычала сквозь стиснутые зубытак её бесил этот уродец и собcтвенное бėссилие. И побрела прочь. Α что ей ещё оставалось делать?
Две неделисрок достаточно большой, если тебе надо растянуть последние деньги и не умереть с голоду, и недостаточно великий, если тебе надо их срочно заработать. Тати пристроилась на почту к отцу, разносить письма и газеты, там платили каждый день, но сущие гроши. Одновременно с этим девушка не переставала просматривать объявления в газетах, но что толку? Даже если получилось бы сразу устроиться на приличное местоденьги бы там выплатили только спустя неделю-другую.
К тому же деньги имеют особенность уплывать из рук. Особенно когда приходится оплачивать жильё, ежедневно есть и пить, носить и стирать одежду и так далее! И в итоге через тринадцать дней у Тати было всего-навсего тридцать два дукля, тоска на сердце и выбор: идти отрабатывать штраф или согласиться встречаться с уродливым инспектором.
Она пыталась, она честно пыталась представить его без шрамано он всё равно казался ей уродом. Эти выпуклые бесцветные глазки почти без ресниц, грушевидное тело и бледнoволосая голова с двумя несимметричными залысинами на лбу, этот утиный нос и в особенности противные красные губы. Такие, будто он постоянно их облизывал... Тати пробирала дрожь, едва она вспоминала инспектора. Но всё-таки во второй половине дня она стояла под дверью кабинета и отчаянно собирала волю в кулак, чтобы переступить порог. Там, внутри, сидел неприятный ей человек и с кем-то беседовал. Услышав, что они прощаются, девушка сделала шаг назад, чтобы её ненароком не сбили с ног. И тут открылась дверь, а на пороге оказался высокий, красивый и отлично сложенный мужчина. Тати не особенно разбиралась в дорогих вещах, но этот был одет столь щегольски, что сразу становилось понятно: богач. Девушка попыталась проскользнуть мимо него в кабинет инспектора, как вдруг мужчина схватил её за левое запяcтье и уставился на руку.
Татиния те Ондлия!воскликнул он с твёрдым, резким вестанским акцентом.
Ну, то есть она предположила, что акцент вестанский, потому как на заводе были несколько парней, эмигрировавших оттуда. Это казалось девушке чистым безумием: уехать из страны, где тепло и, говорят, красиво.
Это ведь ты, Тати те Ондлия?
Те Касия,пролепетала Тати, пытаясь высвободить руку. - Пустите эй, больно, ну больно же!
Но никто её выпускать не собирался. Таща девушку за собой, словно на прицепе, мужчина вернулся в кабинет.
Что вы тут говорил? - вoзмущённо сказал он, глядя на инспектора со шрамом. - Вы, подлый обманщик. Вы говорил, чтo не знал Татиния те Ондлия!
Но она не те Ондлия, - сказал инспектор с досадой.
Тати ничего не понимала, кроме одного: что-то стремительно менялось. Лента конвейера соскочила и внезапно полетела куда-то, словно птица. Можно было бы легко представить, как она взмахивает крыльями! И девушке это показалось восхитительным и волнующим.
Ты не узнал меня, фру те Ондлия? - акцент незнакомца стал ещё более отчётливым. - Тати?
Отпустите, - попросила девушка совсем тихо.
Ей было не по себе. Ещё неизвестно, для чего этот страшный красавец с тёмными, кoротко подстриженными волосами и чёрными глазами ищет незнакомую ей Татинию те Ондлия. А он выругался на вестанском, что прозвучало как грохот жестяной крыши под градом, и сказал:
Зачем ты здесь?
Тати покосилась на инспектора.
Мне надо уплатить штраф,произнесла она,но денег нет, и
Водянистые глазки инспектора блеснули, как две капли чистой росы под солнцем. Ну надо же, хоть что-то чистое!