Но прежде Эшли успел оценить общую обстановку. Бой разбился на отдельные схватки, и зеленокожие теснили гидальго, не давая тем сбиться вместе и обороняться. Дикари налетали на людей, сбивали их с ног, валили на землю, рубили своими жуткими секирами. Зеленокожие были невероятно сильны, как о них говорила молва. Эшли видел, как один из них легко поднял гидальго левой рукой и сломал тому шею. Солдат конвульсивно дёрнулся и повис безвольной куклой.
А ещё Эшли краем глаза увидел, как сражается Кастельянос. Это был смертоносный танец, настоящая поэзия убийства. Он легко переступал ногами, словно в быстрой тарантелле, наносил стремительные выпады шпагой и дагой, неизменно попадая в уязвимые места противников. Он подрезал сухожилия на ногах, вонзал клинки в бычьи шеи врагов, наотмашь бил их по глазам. Враги налетали на него, но всё без толку. Кастельянос не принимал боя, уклонялся от их секир и тут же контратаковал, нанося удары в не защищённые бронёй места.
Новый враг Эшли оказался крупнее предыдущего, да ещё и на его кирасу из варёной кожи были нашиты пожелтевшие кости. Кому они прежде принадлежали, Эшли предпочитал не задумываться. Враг был самоуверен и полагался только на свою невероятную силу, что его и сгубило. Эшли несколько раз обидно ранил его в руки и ноги, заставив в ярости ринуться в атаку. Рисколом легко ушёл в сторону, а оказавшись за спиной врага, отточенным выпадом вонзил ему шпагу в основание черепа. Зеленокожий сделал ещё пару шагов, сам освободив оружие рисколома, и повалился замертво.
Их было ещё несколькомогучих врагов, полагающихся только на свою силу, на натиск и на превосходящие размеры. У одного или двух секиры были обагрены свежей кровью, и Эшли сражался с ними особенно яростно, стараясь прикончить как можно скорее.
Но вот бой закончилсякак всегда внезапно. Просто пропали враги, которых надо убивать. Руками, и без того словно налитыми свинцом, теперь вообще нельзя было пошевелить. Усталые ноги отказывались держать рисколома. Однако он сделал над собой невероятное усилие и выпрямился, оглядывая поле боя, в которое превратилась поляна среди безымянного урочища.
Отряд потерял не так много людей, и оставшиеся, несмотря на усталость после яростной схватки, готовились как можно скорее продолжить путь. Задерживаться здесь ни у кого желания не было. Те, кто смыслил в медицине, осматривали раненых товарищей, наскоро перевязывали их. Над теми же, кто уже не видит света Господа, Кастельянос читал короткие и простые солдатские отходные молитвы. Как и у всех кабо в армии его величество Карлоса IV, у него было такое дозволение, дарованное кардинальской буллой, выпущенной в незапамятные времена Реконкисты, когда все солдаты были приравнены к рыцарям Господа.
Грузите тела на мулов, завершив последнюю молитву, приказал Кастельянос. И тех, кто не может идти, тоже.
Никто не хотел оставлять мертвецов зеленокожим дикарям-людоедам. С мулов сняли все припасы, распределив их между солдатами, которые смогут идти сами. А на спины животным погрузили трупы, а также посадили тех гидальго, кто пострадал слишком сильно и никак не смог бы продолжить путь пешком.
Намного медленнее, чем прежде, отряд продолжил движение. Солдаты подобрали пистолеты, кто брал свой, а кто-то того, кому оружие уже не было нужно. Подняли мушкеты, которым оказалось всё нипочём, и они были готовы к стрельбе. Сарки не торопили солдат, не стали настаивать и на то, чтобы бросить убитых. Ведь среди них были и двое их родичей, погибших под ударами жутких секир зеленокожих.
По пути едва переставляющий ноги Эшли каким-то образом сумел догнать довольно резво шагающего предводителя сарков. Тот увидел рисколома и замедлился, дав себя догнать.
Нам стоит ждать новых нападений? спросил Эшли, стараясь скрыть тяжёлое дыхание и усталую хрипотцу в голосе.
Да, лаконично ответил Алькорта. Вечером, на привале. Они попытаются взять нас, когда мы будем валиться с ног от усталости. Рано или поздно придётся остановиться и разбить лагерь. Без отдыха мы рухнем на землю ещё до полуночии тогда зеленошкурые возьмут нас голыми руками.
К ним подошёл Кастельянос, по которому вообще нельзя было сказать, вымотан ли он переходом и боем. Он шагал тяжелее, нежели прежде, однако ног не волочил, как многие солдаты.
Устроим ложный привал, заявил он. Я поговорил с парочкой товарищей, они не против быть приманкой.
И что их ждёт? не удержался от вопроса Эшли, хотя на самом деле понимал, каким будет ответ.
Их смерть будет быстрее, нежели та, что ждёт их сейчас. Их раны очень плохи, и даже будь мы в городе, закончились бы ампутацией. Они не хотят сгорать от разъедающей язвы, а если очень повезётостаться калеками.
Что надо сделать? Эшли решил, что раз уж начал задавать вопросы, стоит продолжать.
Соберём весь порох, который есть, и устроим зеленокожим большой сюрприз.
При этих словах Кастельянос хищно усмехнулся, и усмешка его не сулила дикарям ничего хорошего. В ней не было ни грана веселья, а лишь кровожадность, не уступающая той, что горела в мелких глазках зеленокожих варваров, и желание отомстить им за убитых и умирающих товарищей.
Разведчик глядел на спящих людей. Они повалились друг на друга, стараясь согреться собственным теплом и теплом товарищей. Эти люди не были мясом, как другие, хотя и не такие злые, как чёрные горцы, вытеснившие народ в совсем уж негостеприимные долины и угнавшие его скот. Горцы, конечно, не могли сравниться в силе с воинами народа, но они брали хитростью и подлостью, а их оружие было сделано бородатыми карликами, скрывающимися в недрах гор.
Разведчик глядел на спящих людей и видел, что кто-то ворочается во сне, пытаясь устроиться поудобнее, сохранив при этом крохи тепла. Эти люди были слабее горцев, зато у них было много гром-палок, которыми они отлично умели пользоваться. Драка в лесистом урочище, где воины народа устроили засаду на людей, могла бы сложиться удачнее, если бы в первый же миг невидимый гром, оставляющий в телах чёрные шарики, не поразил столь многих воинов сразу. В единый миг погибло больше десятка могучих бойцов, возглавлявших атаку, всегда бывших первыми в драке.
Разведчик глядел на спящих людей и не видел рядом с ними мулов с поклажей. Однако этому он не придал значения. Он трижды громко и достоверно ухнул совой, что получалось у него очень хорошо, давая воинам сигнал к атаке. Сам разведчик в драку не полезне дорос ещё до воина, и его топорик никак не мог сравниться с боевой секирой. Это и спасло ему жизнь.
Киприано Мера знал, что умирает. Он жалел только о том, что поутру расстался с остатками вчерашнего ужина, очистив желудок. Он всегда так делал, ведь однажды это спасло ему жизнь. Тогда ещё совсем молодой Мера согнулся в приступе рвоты перед боем, и его стошнило едва ли не прямо на сапоги шагавшего перед их строем Великого капитана. Тот остановился, покачался с пятки на носок, а после хлопнул разогнувшего спину солдата и сказал, что тот поступил верно.
Пустой желудок перед боем может спасти вам жизнь вон в тех палатках. Великий капитан указал генеральским жезлом на госпитальные шатры. Хотя я на вашем месте постарался бы туда вовсе не попадать.
Отпустив эту шутку, одну из тех, за которые его так любили солдаты, он направился дальше.
В том бою Мера схлопотал ранение в живот, и угодил-таки в госпитальную палатку, но каким-то чудом выжил. С тех пор он перед схватками, которых в его жизни было немало, всегда оставлял желудок пустым. Вот только сегодня это его не спаслоудар секиры с зазубренным лезвием, перепачканным в чьей-то крови, разворотил ему брюхо так, что едва кишки наружу не полезли. Его наскоро перевязали, однако вскоре он почуял скверный запах, идущий от раны. Когда же вечером повязки сняли, выглядела она просто чудовищно, обещая Киприано Мере мучительную смерть, которая ещё и придёт нескоро. Он будет умирать несколько дней, в жуткой агонии, которую не раз видел за свою солдатскую жизнь, и греховные мысли о самоубийстве будут преследовать его. Поэтому Мера даже с облегчением принял свою участь.
Он видел выглядывающего из-за кустов зеленокожего. Тот долго пялился на поляну, где устроили мину. Всё это время Мера и другие ещё живые солдаты, кто лежал сейчас вместе с трупами павших товарищей, отчаянно молились, чтобы варвар не почуял подвоха и запаха тлеющих фитилей. Молитву Мера прерывал лишь для того, чтобы дунуть на фитиль, не давая скрытому в ладони красному огоньку угаснуть. Другой фитиль Мера сжимал в левой руке: как только придёт время, он крепко прижмёт их друг к другу, отправляя красный огонёк в короткое путешествие, которое закончится очень громко.