Однажды он пригласил меня к себепосмотреть, как вспыхивают и гаснут вечерние огни городаон жил в мансарде старого дома в Челси, и из его окна был виден Гудзон. В тот вечер он покорил меня дивными песнями и собственноручно приготовленным галантином из судака. Он подал его в специальном блюде и нарисовал на нем сердечко из горчицы. В тот вечер я у него осталась
И теперь вместо занятий науками и волшебством я проводила все свободное время с нимто в его маленькой мансарде, то в моей квартире у океана. Я накупила новых блузок и кучу красивого белья, чего уже давно не делала.
***
Рамиро показал мне фотографии Адысвоей первой любвиизящной брюнетки с раскосыми зелеными глазами. Она жила в Греции, и он собирался к ней в гости. Зная о моем увлечении фотографией, Рамиро, немного стесняясь, попросил меня сфотографировать и егоон хотел послать снимки Аде. Я старалась как могла, но Рамиро был недоволен: за время вынужденной неподвижности он набрал вес и лицо его обрюзгло. Сама Ада мало изменилась, а поскольку она помнила его стройным юношей, то он боялся ее разочаровать. От фотошопа Рамиро отказалсяведь ему вскоре предстояла реальная встреча с Адой.
Тогда я попыталась воздействовать на Аду на расстоянии. Это была совсем невинная попыткакак я, самонадеянная и глупая недоучка, тогда полагала. Я всего лишь пожелала, чтобы Ада не разочаровалась в Рамиро, и чтобы он показался ей достаточно привлекательным. Теперь-то я уже знаю, что нельзя желать наспех, не изучив всех обстоятельств, а уж тем болеебраться за дела, которые не планируешь доводить до логического конца. Но в тот момент я хотела только, чтобы он не отлынивал от процедур и лечебной гимнастики.
И у меня все получилось. Ада написала, что Рамиро нравится ей сейчас гораздо больше, чем в юностией-де всегда были по нраву серьезные и солидные мужчины. И вдохновленный Рамиро с еще большим усердием делал лечебную гимнастику и выполнял предписания врача.
Рамиро был женат на довольно сварливой женщинеона была старше его, и он немного ее побаивался. Я редко с ней сталкивалась она была хозяйкой агентства по уборке квартир и уходила на работу очень рано. Выгуливать собак она не желала. А сам Рамиро был агентом по продаже автомобилей, но вынужденная неподвижность заставила его вспомнить свое давнее увлечениеживопись. Когда-то давно он учился в художественной школе, и книжный шкаф в его гостиной был заполнен альбомами великих художников. Сейчас он рисовал все дни напролет. Некоторые свои картинки он продавал в качестве дизайна для брелков, постеров, футболок и пивных кружек. Рамиро получал за это сущие гроши, но радовался как ребенок, когда вещички с его дизайном покупали. Жена этой радости не разделяла, я же всегда интересовалась новыми рисунками и поздравляла его с очередной продажей. Некоторые картинки были «некоммерческими» как он говорил, для себяон показывал их мне прежде, чем послать Аде.
Рамиро все сетовал, что они с Адой расстались много лет назад, и свято верил, что его жизнь была бы куда лучше, если бы он не послушал свою дорогую мамочку, которая когда-то воспротивилась его женитьбе на прекрасной гречанке и не поддержала его решение учиться живописи. Он полагал, что судьба вновь дает ему возможность все исправить. И упустить такой шанс нельзя.
***
Знание геометрии, которым Чак удивил меня при первой встрече, он получил в высшей мореходной школе. До недавнего времени он был капитаном корабля, объездил мир и жизнь его была полна и богата впечатлениями. И вдруг все рухнулоего втянули в операции по незаконной перевозке грузов. Чак был условно осужден, заплатил огромные штрафы и лишился права работать во флотеа в этом была вся его жизнь. В том же году он развелся с женой, оставил ей и двум сыновьям-школьникам дом в пригороде, а сам снял мансарду в Челси. Вдобавок ко всему, в тот же год умер его отец, к которому он был очень привязан.
Да, я понимала, что Чак нарушал закон не из-за куска хлебаон был обеспеченным человеком, однако допускала, что бывают настолько заманчивые вещи, против которых трудно устоять людям с авантюрными наклонностями. Да и кто я такая, в конце концов, чтобы осуждать других? Разве мое волшебство не требовало нарушений законов? Подробности дела мне не были известнывполне возможно, что его подставили. Во всяком случае, я преисполнилась глубочайшего уважения к человеку, который вместо того, чтобы впасть в депрессию или запить и скатиться на дно, стал сочинять песни. «Как удивительно все сложилось, думала яесли бы ему жизнь не подложила свинью, этих песен никогда бы не было».
Между тем число посетителей бара росло с каждым днем. Многие специально приходили послушать Чака, и меня это очень радовалоего талант заслуживал большей аудитории.
Через несколько лет, говорила я, ты станешь знаменитым. У тебя будет много поклонников и поклонниц всех возрастов, в том числе красивых и юных.
Главное, чтобы остались старые дорогие друзья, отвечал он. Я однажды уже потерял всех друзей. Конечно, иметь друга-капитана было куда престижнее, чем певца из бара. Надеюсь, у нас с тобой впереди много прекрасных лет, а уж интересного будетне счесть!
В баре он работал только несколько вечеров в неделю, все остальное время был свободен, но проводил время в обществе, как мне казалось, малоинтересных людей: спорил о политике с дворником, играл в шахматы с продавцом газетного ларька, пил пиво с соседомпожилым пуэрториканцем, который знал всего несколько английских слов. Все это меня удивляло безмерно: я знала, что творческому человеку необходимо уединение и концентрация. Но Чак, казалось, уединения избегал. Он и со мной проводил столько времени, что я не понимала, когда он сочиняет песни.
Знаешь, где Эдгар По написал своего гениального «Ворона»? как-то сказал он в ответ на мое очередное «Почему?» На огромной бочке пива, в кабачке низкого пошиба. А местные пьянчужки одобрительно хлопали его по спине. Им, в противоположность журнальным критикам, нравились его стихи. А с кем проводил время Иисус? С мытарями, рыбаками и блудницами».
Несколько раз я пыталась рассказать Чаку о своих занятиях, но он слушал вполуха и посмеивалсяволшебство не представлялось ему чем-то серьезным. Рамиро же, напротив, живо интересовался моими успехами и сам просил рассказывать ему о волшебстве и обо всем, что было с ним связано. Так получилось, что я рассказала ему и про Чакаведь он же делился воспоминаниями об Аде.
В отношениях с Чаком мне следовало сразу установить какие-то рамки и границы. Он мог прийти в любой момент, расположиться поудобнее и часами рассказывать: о детстве, о странах, где побывал, об удивительных людях, встретившихся на пути, и я слушала его, забыв обо всем. И занятия мои страдали все больше
***
К весне Рамиро уже был достаточно здоров, чтобы самому выгуливать собак. Он проводил много времени в парке и выглядел куда лучше, чем в момент нашего знакомстваисчезли мешки под глазами, появился легкий загар. Он купил подарки для Ады и заказал билет на самолет в Афины, а жене сказал, что едет по делам бизнеса. Он был почти счастлив, но все же беспокоился, что далек от того стройного юноши, которым Ада его помнила. Предполагалось, что я буду присматривать за собаками во время его отсутствия, а по его возвращенииискать другую подработку.
***
Чак с удовольствием готовил и потчевал меня своей стряпней, но сам всегда отказывался от моего угощения. Он рассказывал мне свои истории и пел песни, но когда я говорила что-нибудь, он, даже если и слушал, то позднее оказывалось, что ничего не помнил из моих рассказов! Когда я собиралась уходить, Чак всегда просил: «Останься, пожалуйста. Хочешь, я спою тебе песни, которые еще никто не слышал? В баре я исполняю, в основном, те, что нравятся обычным слушателям, а вот эти, кроме тебя, никому не покажу»
И я оставалась. И теперь вместо своих мыслей я думала его мысли, вместо того, чтобы настраиваться на свои каналы, я пыталась понять, каким образом он настраивается на свои и создает такое количество ярких песенных сюжетов и чарующих мелодий за короткое время. Его талант, казалось, не имел границ. Не скрою, мне тоже хотелось этому научиться. Мои же собственные каналы, тем временем, слабели. Я несколько раз пыталась объяснить Чаку, что не могу проводить столько времени с ним, потому что занятия волшебством важны для меня. Но он либо пропускал мои слова мимо ушей, либо отпускал шутки по этому поводу, иногда довольно бестактные.