Неблизко. Но тут дело времени. Многие знают, что вы останавливаетесь у нас.
Он осушил скудный стакан:
Вестимо, нашел шляпу, пригладил перышки.
Вьюрк и Скворцинг? Позволь им спариться, и она снесет странное яичко, верно?
Оставьте ее ему. У него крутой нрав.
Ах, Марджори, мое любопытство уже на ущербе. Пусть строят свое гнездышко. Он коснулся шляпы на голове и чуть ее скосил. Ухмыльнулся, глядя на хозяйку, тонкими губами. Возможно, я сыграю роль кукушки, позднее, когда придет Весна.
К тому времени вас повесят.
Только не Квайра. Кроме того, Глориана никого не вешает. И даже если б Закон изменился, я бы выжил. Ибо я Квайр-ловкач, Квайр-воришкаслишком многое мне еще только предстоитслишком обильна восхищенная публика, жаждущая моего шедевра. Он вложил длинный меч в ножны, нож сунул в сапог, стилет поместил за спину. А еще я Квайр-тень. Мне понадобится накидка.
Она пожала плечами, расплылась в улыбке, будто души не чаяла в злокозненном, очаровательном сыне.
Внизу. Захватите одну на бегу, вдруг владелец не заметит.
Спасибо. Он ущипнул ее руку, выказав благодарность, и она проводила его взглядомв дверь, в потемки; свет из надлестничного окна на миг отразился в его поблескивавших глазах, после чего Квайр, следуя совету, слетел вниз по ступеням. Она вслушалась: мордобой, перевернутая скамейка, истошный вопльи приготовилась утешать свежеобворованного постояльца.
* * *
Квайр нырнул в украденный мех, помчался по грязному снегу лондонских проулков, где мужчины и женщины бранились и оскальзывались, а дети катались и хихикали, то исчезая в тумане, то возникая из него, и дыхание мешалось с испарением в торговых рядах, призванных обеспечить недешевыми супами, пирогами и орехами знобимую, отчаявшуюся толпу, что текла мимо. Преследователь слишком охолодал, чтобы гнаться за Квайром долго; тот побежал по Хитроглядской улице, полузабитой сугробами, вобравшими мочу и навоз с обрамлявших ее конюшен, свернул в крытую галерею Рильке, в Тоскующий переулок близ готических стен Платонического колледжа, выскочил на площадь, где замерзший фонтан (Геркулес и Гидра) сиял розовым и зеленым, отражая фонари на стенке какой-то фешенебельной закусочной. Еще арочный пролет-другой, сквозь ватагу играющих в снежки мальчишек, в плотнеющий туман, полумглу-полудымку, прочь от топки клеевара, вон из всего сегои Квайр наконец вернулся в свои аллеи, замедляя шаг, пока не достиг шелушащейся двери пивнухи под названием «У Горя», кою большинство мужчин предпочло бы обойти. Внюхавшись в хмельную сладость, Квайр дернул дверь и нашел, что она открыта. Оставив волглый хлад за спиной, он вплыл в удушающий жар, и небритые физиономии бросали недоверчивые взгляды поверх ссутуленных плеч, поскольку не бывало у Горя клиента, не промышлявшего воровством либо попрошайничеством; жиганы и прочие злодеи высокого полета пивнухи чурались, что устраивало Квайра, ибо не врагов он находил здесь, а одних поклонников, ну или тех, кто питал к нему легкую, неопасную зависть и не стоил внимания. На том конце длинного узкого помещения развалился за стойкой сам омерзительный Горь с кувшинами пива и сидра и кошелями фартингов и полпенсов, слева же от него, опираясь на слияние бара с черной балкой, вделанной в оштукатуренную по драни стенку, неровнозубо лыбился Лудли, причем из-под кожанки, снятой им с мертвого дозорного, торчал меч.
Квайр был захвачен врасплох. Он приблизился к стойке, отмахиваясь от кружки, кою предлагал Лудли.
Уже здесь? Ты навестил нашего друга, как я просил?
Вестимо. Я только оттуда.
Квайр выпростал руку.
Документы, что спасут нас от дальнейших пряток, у тебя?
Лудли поскреб выдающийся зуб и потряс головой, в глазах тлело смущение.
Как? Мы лишились покровителя, всего разом? Квайр выдал против воли толику раздражения, а то и ужаса. Он поднял руку и приобнял Лудли за костистые плечи.
На сей раз он отказался давать письмо. Капитан, дело серьезное. Лудли пришептывал, хотя Горь, наученный тактичности опытом, отступил на дальний конец стойки и подсчитывал медь.
Я думал, он желает, чтоб его азийца убрали.
Он называет работу топорной. Выражает великое порицание.
Квайр был согласен. Он вздохнул.
Такой она и была. Но причина в случайности, в Дозоре. Ты заплатил лиходею? Карлю?
Полуангль, как было условлено. Лудли показал расщепленную монету на ладони и ухмыльнулся. Вот его.
Ты убил Карля?
Нет. Я отыграл полуангль в кости, перед тем как покинуть покои нашего друга. Жуткий страх обуял лиходея из-за охоты Дозора, и думать головой он не мог. Я был добр с ним, капитан, как вы и хотели. Теперь он владеет всеми сарациновыми пожитками и, к гадалке не ходи, постарается заложить какое-нибудь колечко, ну или тот кортик с каменьями.
Он выдаст нас, конечно, как только его поймают, Квайр приложил ладонь к широкой челюсти. Большего я не ждал. Но без бумаг наше алибипустышка.
Горь скажет, мы были у него. Или Аттли в «Морской Коняге».
Не пойдет. Кто им поверит? Нам нужна могущественная подпись нашего покровителя. Он ни в какую ее не нацарапает?
Он разозлен. Велит вам сдаться Дозору. Потом инквизиции сира Кристофера Мартина. Вам надобно заявить о сговоре против вас, о злокозненности Карлярядового лиходея. Что-то о похищенных шляпе и плащеваших. И так далее.
И меня вышлют.
Нет. Если вы легки на подъем, наш друг пошлет сиру Кристоферу доказательство того, что вы пребывали где-то ещепо делу Королевы, и вы на свободе. Только, говорит он, действовать нужно без промедления: вы ему нужнысрочное задание. Следует очистить вас от подозрений прежде, чем вы приступите, или же его планы запутаются. Видите?
Вестимо, но, быть может, он запутывает меня.
К чему такая сложность?
К тому, что ему известно: меня трудно убить. Может, он использует ситуацию, чтобы сослать меня подальше. Но нет, его схема пахнет чем-то еще. Всякий паук плетет свою сеть, и только впоследствии плетение выдает мастера.
Значит, вы препоручите себя людям сира Кристофера?
Выбора нет, Лудли. И все же досадно тратить время, особенно если ждут срочные дела. А спать когда?
Лудли, неся кожаный кубок к искривленным губам, выразил изумление, будто никогда не воображал господина иначе нежели бодрствующим.
Глава Четвертая,В Коей Джон Ди, Доктор и Волхв, Размышляет о Природе Космоса
Зябкий свет, вступавший в высокие окна куполообразной крыши, заливал Аудиенциальный Покой блистанием. Каждое окно заключало в себе радугу цветного стекла: абстрактные узоры, усложненные и геометрические на манер снежинок. В огромной круглой комнате не имелось ни тени нигде, кроме разве только трона: портьеры укрывали дверной проем, в кой Глориана входила по церемониальным случаям. Дверца вела также в ее Покой Уединения. Филенчатые, украшенные по преимуществу пасторальными сценами в светлых цветах (салатовый, бирюзовый и юфтевый) стены, бело-серебряны, загибались, образуя крышу. Шесть дверей придавали Тронной Зале обманную шестигранность, но и между ними бывали портьерыкак непримечательной расцветки, так и гобелены. Лакеи застыли при основных дверях, высоких, двойных, разрисованных, как филенка, сквозь кои шествовал ныне досточтимый Ди, белобородый, в ученейших шапке и мантии, с чертежами под мышкой, в очках, водруженных, как инсигния, на нос, с плечами согбенными, словно под грузом знания, однако ростом почти с саму Королеву, шествовал вослед своей государыне, замечая, что та устроила частный прием, не отмеченный ничьим присутствием, кроме Уны, графини Скайской, улыбчивой и в голубом, а также лорда Монфалькона, массивного и камнеликого, казавшегося, впрочем, необычно возбужденным и явно желавшим присутствовать где-нибудь, лишь бы не здесь.
Королева Глориана расположилась на подбитом ватой златомраморном троне: абрис очерчен чистым светом свыше, лицо обрамлено высоким газовым воротником на проволоке, камзол златого бархата перемигивается всеми своими драгоценностями.
Вы принесли свои диаграммы, доктор Ди?
Тот махнул бумагами. Лорд Монфалькон быстро потер нос и перевел взгляд с Королевы на волхва. Заодно с большей частью современников он считал Ди шарлатаном, а его назначение Советником Философииженским капризом. В отношении Ди Монфалькон был агрессивно скептичен, того же, в свой черед, скепсис Канцлера почти изумлял.