Че-его?! Вспылил гость. Ты не о» уел?!! Перед тобой рыцарь, чельфяк ублюдочный! Встал на колени, попросил прощения, и отдал мне девку, живо!!! Он схватился за рукоять кинжала. Мария затаила дыхание. Этих двух, увы, она уже знала достаточно хорошо, чтобы сейчас её всю затрясло от ужаса. После их забав она три дня пролежала в горячечном бреду, а все её внутренности разрывались от боли. Они подвешивали её к палке, распяв руки и задрав ноги, и насиловали сами, насиловали палками, рукоятками кинжалов, бутылками, даже подсвечником Засовывали всё, что попалось под руку, лили на неё вино и уксус, поджигали ей волосы на лобке, тушили об неё лучины, мочились на неё Не смея шевельнуться, Мария зажмурилась, с трудом сдерживая крупную дрожь и едва не плача.
Пятьдесят. Золотых. Раздельно произнёс Гор. Длинные эльфийские глаза его чуть сощурились.
А за него, тихо сказал второй, Хозяин берёт пятьсот. За живого. Убьёшь или повредишь егобудешь должен три куска.
У гостя желваки заиграли по скулам, он стиснул кинжал со всей силы, так, что костяшки пальцев побелели. Но приятель был прав: убьёшь подонка, и с бароном потом не расплатишься. У него не было денег, но хотелось снова эту девку; приехать в отсутствие барона и Доктора и взять девку бесплатно показалось хорошей идеей Кто ж знал, что этот чельфяк окажется таким непробиваемым?
Противно марать о тебя честную сталь. Сказал гость злобно. Резким жестом протянул Гору горсть монет:
Вот твои деньги.
Здесь пять золотых. Не шелохнувшись, возразил Гор.
Ты ещё и считать умеешь?! Вспылил гость, но второй поторопился вмешаться:
Вот тебе ещё золотой, здоровяк, и давай, забудем, что это была ТА девка. Скажешь Хозяину, что была другая. А золотой оставь себе. По рукам?
Гор мог бы и согласиться. Но он защищал не Хозяина, а Марию. Он помнил, какой её принесли от этих гостей, называвших себя Катулл и Голубь. Хотя бы сегодня, но у неё есть шанс избежать издевательств, и Гор обязан был этот шанс ей дать.
За пять золотых эта, эта и эта. Он указал на девочек с прошлого Привоза и потому дешёвых. Выбирайте.
Ах ты, тварь! Взбеленился Катулл. Ах ты, чельфячина позорный! Ах ты, жопа затраханная! Я заплачу твоему хозяину твою цену, понял?! Заплачу! И знаешь, что я после этого с тобой сделаю?! Знаешь?! Ни хрена ты не знаешь! Но узнаешь, мать твою в жопу, ты узна-а-ешь, тварь! Пусти меня!!! Вызверился он на тихо выговаривающего ему что-то Голубя. Да плевать мне, какую!!! Бери любуюВыходя, он пнул в живот Трисс, которая была к нему ближе всего, так, что та упала, задыхаясь: он попал ей в солнечное сплетение. Мария дрогнула, не смея броситься к ней и не умея не страдать за неё.
Паскуда, одень Чуху монашкой. Приказал Гор. ТЫ! Ткнул пальцем в Марию. Подыми губастую и отведи в больничку, Паскуда потом её посмотрит. И будь с ней! Он говорил грубо, но для Марии его тон был не важенсейчас она была рада его слышать. Бросившись к Трисс, она помогла подруге подняться, молча, но с бесконечной нежностью поддерживая её и сжимая её руку. Повела в соседнее помещение, где стояли два стола, на которых Доктор осматривал пострадавших и даже оперировал их: зашивал, вынимал осколки и посторонние предметы, вправлял кости, принимал роды. На полках вдоль стен он оставил лекарства и мази, уверенный, что Паскуда сумеет их применить. За три года эта девушка наловчилась даже ассистировать ему, хоть Доктор и не допускал ни на секунду до себя мысль, чтобы Чуха могла научиться чему-то большему, нежели перевязки, накладывание примочек и компрессов. Паскуда была умной и очень сильной девушкой, сильной и духом, и телом. Роды не могли испортить её тело, Сады Мечты и Доктор не могли сломить её дух. Она на самом деле знала уже почти всё то же, что и сам Доктор, и могла бы, при желании или необходимости, лечить не хуже него и готовить многие из его знаменитых зелий. Доктор бормотал себе под нос, и Паскуда жадно ловила каждое слово, запоминая и учась. Смысл своей жизни она видела в том, чтобы тайком от Доктора облегчать страдания других девочек, давать им обезболивающее, утешать и дажепрекращать их страдания в Галерее. Взяв на себя эту рискованную миссию, Паскуда сохраняла этим свои душу и разум, оставалась живой. Ну, а чего это ей стоило, знала только она.
Ещё, как бы дико это не показалось бы, ей помогала выжить любовь. Паскуда любила, ещё раз доказывая собой, что любовь превыше всего, даже превыше веры и надежды, поскольку ни верить здесь было не во что, ни надеяться не на что. Она любила Ареса, и жизнь её состояла из часов и суток ожидания, и минут ликующего счастья, когда Арес приходил в Девичник. Паскуда верила, что он хороший, что ему не доставляет никакого удовольствия мучить девочек, и что если бы он мог и не боялся Доктора и Гора, он был бы совсем другими кстати, как ни странно, не ошибалась. Она не ревновала, нетона исподволь любовалась им и мечтала, чтобы его ранили, а Доктора не оказалось бы на месте, и тогда она ухаживала бы за ним Так что даже здесь, даже в этом кошмарном месте, среди грязи и жестокости, жили и Любовь, и Мечта.
Паскуда занималась выбранной девочкой: причесала её, накапала в глаза белладонны, чтобы придать блеск потухшему взгляду, намазала тело ароматной мазью. Настороженно глянув на Гора, дала ей выпить немного макового молока, чтобы девушка не чувствовала боли и не понимала, что с нею делают. А Мария, тоже пугливо поглядывая на Гора, который демонстративно повернулся к ним спиной, ласкала и утешала Трисс.
А Гор краем глаза видел их. Знал. И страдал от этого знания страшно. Да, сегодня он Марию отстоял; и даже дал им с Трисс несколько минут утешения. А дальше-то что?! Он обводил глазами помещение и словно видел его впервые, представляя, что сказала бы о нём Алиса. Что она сказала бы о барельефах, о стойлах, о несчастных девочках, вынужденных стоять целый день на коленях и ждать, когда они кому-то понадобятся? И Гора охватывали отвращение и бессильная ярость. Разбить бы всё это, сжечь, отпустив девчонок и мальчишек на свободу
И убить Хэ и Доктора.
От этой мысли все волоски на теле Гора встали дыбом, а во внутренностях образовался ледяной клубок. Схватить бы Доктора за загривок и колотить рожей о член вон того вервольфа, пока эта рожа не превратится в месиво костей, мозгов, крови и обломков зубов! Гор когда-то видел это в Галерее и чуть не сошёл с ума потом: ему и днём, и ночью мерещился огромный круглый глаз, торчащий из этого месива в неположенном природой месте. Представляя, как визжит и захлёбывается собственной кровью Доктор, Гор чувствовал возбуждение, почти, как при сексе. Руки сами собой сжимались в кулаки, зубы стискивались сильнее и сильнее. Бить, бить, бить!!! И слышать хруст костей, и видеть его мозги и кровь Чёрт!!! Гор хватанул воздух, словно тонул, тряхнул головой, сгоняя дурман и кровавую муть. Нет, убить он хотел и прежде, и кидался на Хозяина с яростью отчаявшегося волчонка, но впервые захотел не от отчаяния и не в состоянии аффекта, а в здравом уме и твёрдой памяти, трезво, почти хладнокровно. Человеческая часть его существа ещё не понимала своих желаний и чувств, ещё металась в смятении, а эльфийская половина уже хладнокровно и расчётливо решала, насколько это реально и как, если что, это осуществить? «Хозяинапочти невозможно. Шепнул разум. А Клизмулегко. Пообещать ему секс, сказать, что приду ночью. Из Приюта уйти ночью, когда все уснут, чтобы не спалили. Убить погань, скинуть в колодец, и пусть Хэ хоть сто лет ищет, ничего не найдёт и не узнает! Мы спали в Приюте, девчонки снаружи заперты все».
Возбуждение накатило с новой силой, и Гор обернулся к Марии. Паскуда уже приготовила «Урсулинку», и стражник увёл её к гостям; а Паскуда занялась Трисс, которая тихо стонала и не могла разогнуться. Гор позвал Марию к себетащить этот животный порыв к Алисе, подвергать её такой яростной страсти Гор боялся. И всё это досталось Марии, но в этот раз девушка была не против. Не хотела, нет, и удовольствия, конечно, не испытывала, но и насилием сейчас это не было. Мария по-прежнему считала Гора врагом и ненавидела его, но сегодня он поступил по отношению к ней и Трисс как-то даже благородно. Потому Мария почувствовала потребность ему угодить, отблагодарить единственным, чем могла.