Наша, как ты выразилась, помойка, холодно сказал Гарет, снилась мне каждую ночь. Я люблю наш Остров.
А я ненавижу! Холодная, тупая, отсталая, унылая дыра!!! Настоящие европейцы над нами только смеются! Знаешь, что они про нас говорят?!
Знаю. Гарет бросил нож на стол, промокнул губы салфеткой. Что мысброд, сбившийся в кучу со всей Европы. И врут, что мы живём в убогих халупах, спим с овцами и собаками, трахаемсяпрости, кузина, с эльфами и троллями и жрём свиную требуху с отрубями.
И ничего это не враньё! Я ехала с Тиберием в Хефлинуэлл, и мы по дороге в таких помойках останавливались, что там ещё хуже!!! И они вовсе нас не презирают, и вовсе не травят, это пропаганда тех, кто пытается нас рассорить, кому это выгодно! При тётином дворе есть европейские послы, они признают, что тётяобразец европейской культуры, и её дворец Гарет, она меня постоянно зовёт к себе. Говорит, что ко мне сватается пол Европы, и граф Тулузскийв их числе. Тулузаэто же почти что Бургундия!
Тулузаэто французская провинция. После Альбигойских войн она потеряла и власть, и престиж, и значимость. Нам только и осталось, что породниться с изгоями.
При чём тутГаби надула губы. Мне вообще до политики дела нет! Что плохого в том, что я мечтаю о тёплом юге, о красивой жизни, красивых людях, о цивилизации?! Тётя пишет, что я красивая и юная, и могу выбирать то, что хочется, а не то, что придётся!!!
Я бы тоже хотел, но не могу. У Гарета совсем испортилось настроение. А королева-то с письмами этими хороша, а?!
Что?! Ну, что?! Обиделась Габи, ломая печенье длинными изящными пальцами. Она хочет мне добра, она одна только и хочет его мне!!! Да дядя, бедный дядя, он вообще о себе не думает, Габи в самом деле любила его высочество, и Гарет многое готов был ей за это простить, заботится обо всех, а о нёмникто Гарет, я так его жалею! Я так хочу ему помочь! Зачем вы поссорились?.. Ведь все, кроме тебя, понимают, что
Габи! Гарет резко встал, толкнув стол, и тот опасно качнулся, посуда зазвенела, вино плеснуло на скатерть. Ни слова о моём брате, ясно?! И Габи, встретив его пытающий красным взгляд, поёжилась. Иначе поссоримся и с тобой!..
Глава пятая: Анвалон
На рассвете Гор проснулся, по старой привычке, за пару минут до удара колокола. Ему было тепло и хорошо. Алиса сладко спала, свернувшись клубочком в его объятиях, бесшумно, её дыхание он чувствовал телом, но не слышал. Нежно погладил её волосы, чуть влажные у виска. Девушка поёжилась, что-то сладко мурлыкнула сквозь сон, губы изогнула прелестная сонная улыбка. Какой она была прекрасной! Гор смотрел на неё и не мог насытиться созерцанием. У неё был слегка крупноватый носик, но при том такой характерный и такой симпатичный! Его легкое несовершенство только усиливало прелесть её лица. А какие у неё были губы! У Гора всё сжималось и теплело в груди, когда он смотрел на них, такие яркие и свежие, такие нежные и пухлые, так невероятно изогнутые, с такими прелестными ямочками в уголках, чуть приподнятых вверх! Когда они приоткрывалисьвот так, как сейчас, и показывали краешки белых зубов, немного неровных, но при том таких красивых, округлых, таких женственных, Гор не мог уже ни отвести взгляд, ни оторваться от неё. Её красота что-то такое делала с ним, что ничего важнее и желаннее для него уже не оставалось. Но он любил не только её красоту. За это короткое время Гор был очарован и её искренностью и непосредственностью, её пылкостью и наивностью, её нежностью к нему, и чем-то ещё, чем-то неуловимым и необъяснимым, что юноша чувствовал всем сердцем и даже всем телом, но о чём не смог бы рассказать, чего сам не совсем понимално что покорило его и завладело всем его существом. Это неуловимое что-то и было Алисой, её душой. Чем-то таким, что возникло из небытия один-единственный раз и никогда уже не повторится и не вернётся; искра её жизни, её сути, неповторимая и уникальная. Гор был прост, но не примитивен, и думал об этом, любуясь Алисой, и эти тонкие и сложные мысли и чувства и мучили, и радовали его.
Мне нужно идти, солнышко. Шепнул он, целуя её ушко там, где прядь её рыжих волос образовывала изящный и трогательный завиток. Алиса потянулась, сладкая и тёплая со сна:
Вы вернётесь?..
Даже если меня того убьют за это.
Нет! Алиса распахнула глаза и жарко обняла и поцеловала его И Гор задержался-таки на несколько минут.
Отправляясь в Девичник, Гор чувствовал себя на седьмом небе. Ну, и что, что он ещё не на свободе?.. Зато у него только что был великолепный секс с Алисой, такой, какой никому здесь и во сне не снился, он скоро окажется на свободе, и заберёт Алису, и кажется себе самому героем. Смакуя про себя всё, что говорила ему о нём же Алиса, и напевая так же про себя «Господина Горных дорог», он исполнял свои ежедневные обязанности, и в то же время был с Алисой. Алисе он объяснял, что и зачем делает, не забывая похвастать, до чего сильно изменился при нём порядок в Приюте и на Конюшне, Алисе мысленно представлял своих парней, когда навестил их и принёс еду на день. Тех впечатлил его довольный вид, и Арес с завистливой усмешкой спросил:
Всех девок, поди, ночью отодрал?
А тебе завидно?! Фыркнул Гор. Всех-не всех, но пожаловаться не на что. А вы на хрена свою-то угробили, придурки?.. Вы ж сами её выбрали, сами настояли, хоть я и отговаривал. Вот и радуйтесь теперь, самостоятельные вы мои. Гор потрепал по волосам Локи, и тот с психом отдёрнул рыжую голову, а Гор, насвистывая «Господина горных дорог», пошёл прочь. Осмотрел пацанов в Конюшне, одного отвёл к Паскуде, чтобы та наложила примочек на синяки и посмотрела огромный кровоподтёк. И всё время был с Алисой. Окружающие были какими-то ненужными, ненастоящими, настоящей была она одна, и Гор, что бы ни делал, продолжал вести свой внутренний диалог с нею, рассказывая ей то, что не успел сказать, дополняя и уточняя то, что успел, и заново обдумывая то, что она сказала о нём.
Девушкам сегодня он принёс еды немного больше, бессовестно обобрав Приют. Ему всё не давало покоя воспоминание о том, как жадно бросалась на его подачки Паскуда, и Гор в этот раз поставил перед беременными девушками отполовиненную у Приюта еду. Здесь были не только варёные овощи, но и немного жареной курицы, и глиняный горшок с простоквашей.
Жрите. Сказал Гор, как ему казалось, по-прежнему холодно, но вышло грубоиз-за того, что ему теперь приходилось лгать и притворяться. Девушки, испуганно сжавшись, старались не смотреть на едуим, бедняжкам, давно уже привычно было только одно: что их ненавидят и бьют. Причём бьют не за что-то, а просто так. И когда притворяются добренькими, бьют потом особенно страшно. У них настолько изменилось сознание, что они почти не понимали, что именно им говорят, кроме простых команд. Потому, что всё, что говорилось, было прелюдией к жестокости и побоям, якобы добрые слова и жалость оборачивались издевательством, и после первой страшной душевной боликогда девушки, поверив, какие-то минуты страстно надеялись, что их в самом деле пожалели и спасут, они просто перестали воспринимать эти речи и слышать их. И чтобы им просто так предложили еду, да ещё и мясо?! А есть хотелось! Паскуда первой рискнула и нерешительно потянулась за цыплячьей ножкой.
Валяй, жри. Поторопил Гор. Скоро посуду заберу! И поспешил к гостям.
Сегодня в Девичник ввалились двое молодых полупьяных мужчин в красных, с золотом, маскахсиние носили содомиты, красныелюбители девочек, и черныеэлита гостей, завсегдатаи Галереи, убийцы.
Эй, ты, дубина, глумливо обратился старший из них к Гору, Ты-то хоть разговаривать умеешь?.. Нам нужна вон та девка, он указал на Марию, и одень её монашкой. Урсулинкой. Они оба противно захихикали, толкая друг друга, словно в требовании именно урсулинки было что-то очень забавное, понятное только им двоим.
Пятьдесят золотых. Сказал холодно Гор.
Деньги я отдам твоему хозяину. Давай, дубина, наряжай свою девку, подмывай её, чего там вы с ними делаете! Время дорого! Шевели своей траханой жопой!
Пятьдесят золотых. Повторил Гор, не двинувшись с места и не переменившись в лице. Но внутренне примерился: у гостя был кинжал, у второготоже.