Сегодня полнолуние, сказал Скали. Время оборотней.
И присел на землю подле него.
Что ты здесь делаешь? не поворачивая головы, спросил Лутый. Он сложил руки за поясницей. Сегодня не твоя очередь.
В небе мерцала круглая луна. На нее наползали дымчато-синие тучи.
Отправляйся-ка спать.
Знаешь, продолжал Скали, пока я шел к тебе, я увидел, как в лес бежала лосиха. Шерсть у нее была коричневая, а копытабудто посеребренные.
Да конечно, усмехнулся Лутый. Для тебя каждая совадевица, каждая лягушказаколдованный парень. А конь Совьон и вовсе проклятый князь. Сказок про оборотней переслушал?
Лутый хорошо видел в темноте и краем глаза разглядел, как Скали сжал губы. «По-твоему, я не знаю, зачем ты ко мне пришел?»
Славный у этой бабы конь, верно? протянул Скали после молчания.
Славный, уклончиво ответил Лутый.
Скали, призадумавшись, вскинул голову и посмотрел на него снизу вверх.
Наверное, она очень им дорожит.
Наверное.
Хороший конь, кивнул Скали. Быстрый, крепкий и даром что одноглазый. Лутый приподнял бровь и даже оглянулся на приятеля. Это ему и простить можно.
Можно и простить, развеселился юноша, но Скали ничего не заметил. Он еще с минуту сидел и смотрел в одну точку, сцепив тонкие, как у мертвеца, пальцы.
Лутый, вдруг зашептал он. Лутый, укради его. Пожалуйста, укради его для меня. Я знаю, ты можешь.
Конь Совьон огромный, дикий и норовистый. Он не подпускал к себе никого, кроме своей хозяйки, и в Черногороде откусил конюху половину ладони. Пылающий черный глаз, отрезанные губы, литые мускулы.
Я знаю, ты сумеешь
Онсумеет.
Разве тебе не хочется показать, насколько ты ловок и умен?
Сначала нужно навязаться к Совьон. Почаще ходить с ней возле ее коня, чтобы животное запомнило запах. Потом следует давать мелкие сладостисахар, яблоки. В первый раз оставить далеко на земле, потомвсе ближе и ближе к его морде. Через несколько недель покормить с руки. Если удастся, умыкнуть одну из черных рубашек Совьон, хранивших ее запах, у женщины достаточно широкие плечи, чтобы одежда пошла Лутому. Дальшедело ловкости. Выйти из «слепого пятна», крепко ухватиться за хребет.
Но пусть у Лутого только один глаз, видит он далеко.
Дурак ты. Юноша повернулся на пятках и наклонился к Скали, уперев руки в колени. Это сейчас все спокойно. А чем ближе мы к Матери-горе, тем будет страшнее. Ты просто хочешь взять и посеять раздор в лагере? У тебя что, мозги усохли?
Скали дернулся, как будто от удара.
Совьон тебе за коня глотку раздерет и будет права. Про себя не сказал. Лутый всегда сможет выкрутиться, и воронья женщина его не достанет. Утихомирь свою злобу. Потому что если я почувствую, что ты что-то замышляешь, а я почувствую, твоя голова полетит на землю раньше, чем ты успеешь моргнуть.
С-скотина, выплюнул Скали. Лутый медленно вытер влажную от его слюны щеку, ухмыльнулся и выпрямился.
Иди-ка спать. Как ты там сказал? Полнолуние, время оборотней. До шатра дойдешь или проводить?
Скали поднялся и стиснул кулаки так, что на его ладонях остались выемки от ногтей. Хотел что-то ответить, но задохнулся от ненависти и пошел прочь, качаясь, как пьяный. Худой, сухой, горячечный.
Лутый вновь посмотрел на реку и взъерошил изжелта-русые волосы.
Перед походом Тойву объезжал караван, идущий к Матери-горе, и вместе с ним была Совьон. Женщина сидела на своем огромном коне, по-хозяйски придерживая поводья одной рукой, и смотрела на воинов пронзительно-чистым, спокойным взглядом. Позже парни из каравана шипели, почему это баба разглядывала их, как торговецжеребцов на рынке.
Когда Совьон проезжала мимо Лутого, юноша был готов поклясться, она чуть прищурила синие глаза. Прихвостень Оркки Лиса. Затем женщина заметила Скали, и ее и вовсе передернуло. Ее невозмутимое, резко скривившееся лицословно безупречный лед, по которому пробежала чудовищно заметная трещина.
Зачем ты взял его? как всегда, зычно спросила Совьон у Тойву. Воины из каравана обескураженно затихли. Он и до зимы не доживет.
С тех пор Скали потерял покой. Воронья женщина уязвила егострашно, прилюдно. И он измывался, из кожи вон лез, чтобы ужалить ее в ответ. Эх, Скали-Скали, вздохнул Лутый, смотря на черную реку.
До зимы оставалось меньше трех месяцев.
Зов кровиII
Мир тогда был гораздо моложе, чем сейчас. Княжеские дети играли в саду, усыпанном, будто снегом, белыми венчиками тысячелистника. С неба лился светжелтый с красноватой примесью. Смятые лепестки падали на землю, и хрустели корни кустов. Рагне, издав по-животному яростный клич, замахнулся деревянным мечом.
Осенью ему исполнилось семь, и он уже был заносчив, драчлив и горд. Еще не родилось мальчишки, которого бы Рагне не захотел вызвать на бой. Он не мог пропустить ни одну острозубую кошку, вздумавшую шипеть ему в узкое, сплошь в синяках лицо. Его колени, локти, выглядывающие из-под рубахи плечи и живот были в вечных ссадинах и кровоподтеках. Но налившийся синяк на челюсти Рагне носил с особым достоинством. Этотот Хьялмы.
Хьялме было четырнадцать, и он не велся на заискивающие речи. Младших братьев и пальцем не трогалобычно. Но когда Рагне решил высмеять Ингола, мелкого, которому едва исполнилось пять, то отвесил оплеуху. Чтобы неповадно было. Ингол был белокурый, с пустыми чисто-голубыми глазами. Он всегда глуповато улыбался, глядел на тысячелистники в саду и до сих пор плохо ходил. Не умел разговариватьиздавал только малопонятные звуки, но тянулся ко всему миру. Блаженный. Юродивый. Дурачок.
Сармат тоже смеялся над Инголом и даже как-то подсунул ему раскаленный, украденный у нянек наперсток. Ингол обжегся и долго плакал, но Сармату было девять и ему всегда хватало хитрости не попадаться ни Хьялме, ни отцу.
Их отец всегда говорил, что Сармата нужно нещадно пороть. Но матьмать безумно его любила. И когда Сармат пришел к ней с повинной, уткнулся в ее колени, а потом и расцеловал обожженный палец Ингола, княгиня помогла ему избежать наказанияона знала, как смягчить суровый нрав мужа. И делала это каждый раз.
Поэтому Рагне ненавидел Сармата. Сдунув со лба темную, выскочившую из косы прядь, мальчик поднял деревянный меч.
Выр-родок, зашипел он. Самкак рассерженная кошка. Да чтоб тебя змеи жрали!
Рагне сделал выпад мечом, но тот лишь едва задел Сармата у ключицы. Сармат же вывернулся и чуть не сбил его ногой. Рыжие волосы упали ему на лицо, рассыпались по плечам.
Ярхоодиннадцать. Подбородок у него был почти такой же, как у Рагне, только гораздо массивнееотцовский. Стянутые в косицу светло-каштановые волосы, раздавшиеся плечи, сильные руки. Одной он держал Рагне за грудки, второйСармата за шкирку.
Самого тебя сожрут! рявкнул Сармат, и Ярхо ощутимо тряхнул обоих. Скоро и Рагне, и Сармат возмужают, но никогда не перегонят его ни в силе, ни в росте и ширине плеч.
Хмурое, тяжелое лицо Ярхо выдавало только одно желание: столкнуть братьев головами, а потом забросить в кусты.
Плешивая крыса! Кончик деревянного меча мазнул Сармата по щеке.
Свинья! Вытянутая пятка ударила Рагне в колено.
«Подзаборная девка! Слабак! Крыса! Выродок! Трус, дай только до тебя добраться!»
Что же вы опять творите?
Их светлая княгиня-мать шла по садовой дорожке. Подле нее были две служанки, наполовину скрытые от княжичей круглыми кустами.
Матушка! Ярхо вскинул голову, и Сармат, улучив момент, дернулся и упал на землю. Он утер рукавом рот, разбитый Рагне еще до того, как их растащили. Сармат знал, что матери тяжело видеть его кровь. Он снова выдохнул: Матушка
Княгиня Ингерда нахмурила рыжие брови. Ее голова была обернута белым платком, завязанным за шеей. От богатого венца вниз стекали цепи-рясны.
Что они творят, Ярхо? спросила княгиня, глядя в почти юношеское лицо сына. Из-за чего они дерутся?
Я не знаю, признался тот и, потупив глаза, выпустил Рагне. Мальчик сполз на траву, вытирая распухший нос, а Сармат уже вскочил на ноги и бросился к матери.
Знала бы ты, что он сказал, буркнул Рагне, подбирая меч.
А княгиня Ингерда запустила пальцы в рыжие-рыжие, как и у нее самой, волосы Сармата.