Иди, Гэбриэл. Кротко произнесла Алиса, привстала на цыпочки и поцеловала его в щёку. Не волнуйся за меня.
Отец с утра ждёт тебя, уже сам не свой. Говорил Гарет, когда Гэбриэл встретился с ним у двери, и они сразу же пошли в Золотую Башню. Мы, конечно, скажем ему, что ты был в плену у Драйвера, но всего ему знать не надо. Дело не в позоре, как и я, он не оттолкнёт тебя из-за этого. Просто он очень уязвим из-за своей болезни. Он и так будет страдать, не надо усугублять его страдания. Мне подумать страшно, каким ударом для него это будет! Скажем, что Драйвер мучил тебя, истязал, но подробностей не надо.
Я понимаю. Кивнул Гэбриэл. Я больше не животное, не бойся.
Понимаешь, говорил Гарет, пока они шли по галерее, соединяющей Рыцарскую башню и главный холл, отец очень благородный и принципиальный человек. Он всегда верил, что поступать надо по закону и справедливости, верил в милосердие, совесть Только эти уроды, наши подданные, оказались тварями неблагодарными. Они понимают только террор. Что ж, будет им террор! Отец передал дела и управление герцогством мне, а я уж верну им страх и уважение! Они у меня горькими слезами умоются и молиться на отца будут. Только ему не говори о моих планах. Незачем его расстраивать. Они миновали холл и поднялись по нескольким широким ступеням к огромной двустворчатой двери, которую охраняли двое стражников с алебардами. Двери были украшены гербом Хлорингов. Гарет вновь придирчиво осмотрел брата, подмигнул:
Ничего не бойся! Я пойду первым, скажу, что ты уже здесь, и что я его обманулты здесь уже со вчерашнего дня. Когда Тиберий откроет двери, входи. И не волнуйся ни о чём. Я знаю, кто ты, это главное.
А если отец не поверит?..
Поверит. Все верят, как только видят тебя. Смелей, младший!
Ты тоже верь мне. Сказал Гэбриэл. Гарет улыбнулся и вошёл к отцу.
Гэбриэлу было очень страшно. Страшила его не утрата окружающего богатства и великолепияон не воспринимал пока его всерьёз, любовался им, но не верил в него, страшно было, обретя брата, открыв ему сердце, вдруг лишиться его. Ему было почти так же страшно, как тогда, когда он думал, что его казнят. Руки вспотели, лицо горело, сердце колотилось И тут дверь открылась, и слуга в богатой одежде сделал приглашающий жест. После полумрака лестницы Гэбриэлу показалось, что покои принца залиты ослепительным сиянием. Собрав всё своё мужество, Гэбриэл ступил в это сияние.
В Садах Мечты все их узники, разумеется, были страшно далеки от тех проблем и страстей, что бушевали снаружи, но их эхо отражалось и на их положении. С одной стороны, Хозяину было не до них, и это мигом почуяли стражники, которые теперь исполняли свои обязанности спустя рукава. А именно: вместо того, чтобы обходить время от времени коридоры и заглядывать во все помещения, они забирали к себе пару девочек из девичника, из тех, кого не купили гости, и на весь день запирались у себя, с вином и угощением. Это заметил Арес и тоже стал самым бессовестным образом пользоваться нежданной свободой, среди бела дня уединяясь в незанятых покоях для гостей, взяв с собой Трисс, если она не была занята, или Марию. В Приюте было целых три новичка, молодые, диковатые, как все, кто только-только покинул Конюшню, и голодныево всех смыслах. Такое случилось, во всяком случае, на памяти Ареса, впервые, обычно новички появлялись в Приюте не чаще раза в год, и обтесывались сами, подстраиваясь под остальных. Теперь же приходилось с ними воевать, что ни день, снова и снова доказывая, что у Приюта есть свои традиции и законы, и нарушать их нельзя. Новички всё равно их нарушали каждый божий день. После того, как Арес поколотил старшего из них, получившего имя Тор, они присмирели, и в присутствии Ареса вели себя, как полагается, но стоило вожаку покинуть Приют, как они уходили в отрыв. Гор наверняка смог бы навести порядок и в такой ситуации, но Арес был другим. Он попробовал раз, попробовал другой, столкнулся с проблемами и отступил. Ему всё это было не интересно и не нужно.
Не замечал он и того, что с Ашуром происходит что-то неладное. Гор всегда отслеживал такие вещи и старался разобраться до конца, Аресу же было плевать. Он был по-своему неплохим парнем и даже по-своему порядочным и благородным, но не лидером и не вожаком. Да и Ашура недолюбливал. В итоге тот был предоставлен сам себе, один на один со своими проблемами. В чём они заключались, он сам долгое время не мог понять, но с того самого дня, как они с Локи едва не убили рыжую Чушку, с ним что-то произошло. В низу живота постоянно он чувствовал какое-то шевеление, какой-то зуд, ему казалось, что там что-то живое. Ашур холодел от ужаса и до смерти боялся, что это кто-то заметит. В Садах Мечты не церемонились с мясом, так или иначе утратившим хоть часть цены. То, что у них больше нет собственной Чухи и их не пускают в Девичник, Ашуру было только на руку, потому, что сексуальное желание пропало у него абсолютно. Ему было так страшно, что он стал взвинченным, злым, дёрганым, чуть чтокидался в драку, не желал ни с кем разговаривать, отказывался от любимой прежде игры в нарды, и то и дело скрывался или в стойле Чухи, или в нужнике, чтобы взглянуть на себяему всё время казалось, что из его мужского органа что-то, или кто-то лезет. Спасало его пока что только то, что Аресу было не до него, Янусу вообще всегда и на всё было плевать, он был сам по себе, а новички и вовсе ещё не освоились и сами до смерти боялись, что не пришлись ко двору и их погонят обратно.
И в один прекрасный день его самый жуткий страх стал явью: уединившись в очередной раз в нужнике, Ашур глянул вниз и заорал от ужаса: из него в самом деле вылезал, извиваясь, толстый серый червь.
Пока взрослые работали в поле, обрабатывая свои небольшие клочки земли, с трудом оберегаемые от болота близ далвеганского озера Коль, дети возились на лужайке под большой развесистой ветлой под присмотром девочки-подростка и старой бабки, глухой на оба уха и слепой на один глаз. Здесь, в Далвегане, и детей, и взрослых подстерегало столько опасностей, что люди как-то даже перестали бояться. Срабатывал, наверное, какой-то предохранитель; ведь жить, постоянно испытывая страх и постоянно ожидая нападения, удара, укусаневозможно. Болота, в которые медленно, но неизбежно превращалась бывшая земля фей, кишели нечистью и всяческими ядовитыми и просто злобными тварями. Изгнав фей, люди полагали, что решили все свои проблемы, так как феи, в целом создания не злые и не агрессивные, часто без объяснения причин объявляли какие-то места запретными и довольно сурово обходились с теми, кто пытался нарушить этот запрет. А самое главное, что раздражало больше всего: относились к людям с пренебрежением, без уважения, не желали сходиться с ними и не отвечали ни на любовь, ни на посулы, ни на ласку, бывали даже оскорблены вниманием, которое сами люди считали лестным. Никто и подумать не мог, что именно феи держат под контролем всю болотную нечисть и сдерживают распространение болот! Что только благодаря феям озёра не зарастают тиной, а земля не отсыревает и не превращается в топь. Впрочем, это и теперь понимали далеко не все. Большинство считало это местью фей и ненавидело всех нелюдей скопом, виня их в своих проблемах. Феи твари, и эльфы тоже твари, а уж дриады и вовсе мерзость! И в этот весенний денёк, собравшись подле старухи, дети слушали, как она, шамкая беззубым ртом, рассказывает им страшную сказку про злую фею, безжалостных эльфов и бедных сироток, которых мачеха-полукровка, обманом вышедшая замуж за их туповатого безответного папашу, выгнала в дикий и опасный лес. Женщина в чёрном полумонашеском одеянии, с постным суровым лицом, приехавшая на чёрном, как ночь, кастильском жеребце, подойдя, какое-то время тоже слушала, пренебрежительно кривя тонкие губы. Девочка постарше, первой заметив её, вскочила, и, как это было принято в этом краю, вежливо поздоровалась и спросила, не заблудилась ли незнакомая гостья.
Да, я немного сбилась с пути. Как называется эта деревня? Спросила та немного утомлённым голосом.
Коль, как озеро, сударыня.
А! Тогда я знаю, где я. Спасибо. Она взглянула на детишек. Какие милые малыши. Надеюсь, все крещёные?
Все, сударыня, кроме маленького Дика, ему ещё шести месяцев нет, у нас раньше не крестят.