Кайф в том, что мне больше не придется просыпаться в крови какого-нибудь человековолка, отвечаю я, и по моему телу пробегает дрожь. А это выигрыш для всех, тебе так не кажется?
По-моему, ты забываешь, что говоришь с вампиром, прикалывается он, все так же говоря в самое мое ухо, так что всю меня охватывает сладкий трепет. Я прислоняюсь к нему, и несколько мгновений мы просто упиваемся соприкосновением наших тел.
Но затем он шевелится, наклоняется, будто для того, чтобы поцеловать меня, и я опять застываю. И опять пытаюсь скрыть это, но Джексон замечаетеще бы. Сколько же времени понадобится моей горгулье, чтобы принять тот факт, что ее парой является вампир? И почему ей вообще могут не нравиться вампиры?
На этот раз я не пытаюсь придумать отговорку, а просто уныло улыбаюсь и одними губами произношу: Прости меня. Он не отвечает, а только качает головой, словно говоря: «Не бери в голову». Но я вижу, что это задевает его, хотя он сразу же поднимает голову и целует меня в лоб.
Можно, я провожу тебя на твой урок? спрашивает он, отстранившись.
Само собой. Я обвиваю рукой его талию и изо всех сил сжимаю ее, затем ищу в толпе учеников ярко-розовые волосы Мэйси. Мне совсем не хочется, чтобы она почувствовала себя лишней.
Но она, как всегда, уже успела пройти вперед и занята оживленной беседой с Гвен и еще одной ведьмой по пути на уроки.
Мы с Джексоном тоже идем, я беру его за руку и переплетаю его пальцы с моими. Пусть я не могу поцеловать его, но это вовсе не значит, что я не люблю его. Это не значит, что я не хочу быть с ним.
Джексон ничего не говорит, но и не возражает. И, когда я смотрю на него, до меня доходит, что сейчас на его лице играет донельзя глупая улыбка. Из-за меня.
Я та самая девушка, из-за которой принц вампиров Джексон Вега становится глуповато-смешным. Не стану врать, это приятное чувство.
Так куда же мне тебя проводить? осведомляется Джексон, когда мы выходим в другой коридор.
Не знаю. Меня вдруг перевели с базового курса химии на физику полетов, и я не понимаю почему.
В самом деле не понимаешь? Джексон поднимает одну бровь, глядя на меня с задорным блеском в глазах.
Нет, не понимаю. Я пожимаю плечами. А ты?
Точно не скажу, но думаю, это как-то связано с теми большими, красивыми крыльями, которыми обладает твое альтер эго.
Мое альтер Ооооо. У меня округляются глаза. Ты хочешь сказать, что физика полетов имеет отношение к способности летать?
Да. Он удивленно смотрит на меня. А о чем подумала ты?
Ну, не знаю. Наверное, о самолетах. Поэтому-то я так и недоумевала.
Нет, Грейс, в Кэтмире на уроках по предметам, имеющим отношение к полетам, действительно учат летать.
Я просто Это же То есть В конце концов, я просто качаю головой. Что тут можно сказать? И что мне с этим делать?
Вообще-то крыльяэто необходимое предварительное условие для того, чтобы летать, замечает Джексон, когда мы делаем еще один поворот. Как и умение пользоваться ими.
Да ну? Теперь уже я поднимаю бровь. А разве ты сам не летаешь без них?
Он смеется.
Да, кстати, у меня для тебя есть новая шутка.
Новая шутка? Я расплываюсь в улыбке. Класс. Давай, жарь.
Он смотрит на меня так страстно, что становится ясно, в каком смысле ему хочется «жарить», и что это не имеет ничего общего с теми дурацкими шутками, которые люблю я.
Какой-то части меня хочется отвести взгляд, ей неловко от интимности этого момента. Но это было бы нечестно по отношению к немупо отношению к нам обоим, так что я продолжаю смотреть ему в глаза, хотя и чувствую, как меня затопляют одновременно и жаркое смущение и волна неуверенности в себе.
Несколько мгновений мне кажется, что сейчас Джексон отдастся тем же чувствам, которые сама я даже не пытаюсь скрыть, ибо его похожие на полночное небо глаза становятся беззвездно черными, челюсть напрягается.
Но затем момент проходит, и я вижу, что он сделал выбор не в пользу этих чувств. Не знаю, что я сейчас испытываю: облегчение или разочарование. Возможно, понемногу и того и другого. Но когда Джексон подчеркнуто отступает назад, я не могу не признать, что так будет честнеедля нас обоих.
Шутка такая. Он ухмыляется. Зачем просить подаяние у горгульи?
Ого, шутка про горгулью? Уже?
Он смеется.
А что, слишком быстро?
Он выглядит сейчас таким довольным, что я ни в чем не смогла бы ему отказать.
Да нет, давай. Так зачем просить подаяние у горгульи?
Затем, чтобы приучить себя к отказам.
О боже. Жуть.
Он ухмыляется.
Знаю. Хочешь еще одну?
Не знаю, выдержу ли я еще одну. В моем голосе звучит скепсис.
Выдержишь. Он сжимает мою руку. Почему горгулью нельзя задолбать?
Я не хочу это знать.
Потому что она и так долбаный камень.
О господи. Я строю рожу. Это было ужасно.
Да уж.
Тебе явно нравятся подобные шутки. Я создала чудовище, дразню я его, одновременно изображая на лице ужас и прижимаясь к нему.
Но глаза Джексона мрачнеют, и из них уходит весь смех.
Я всегда был чудовищем, Грейс. Это ты сделала меня еще и человеком.
Внутри у меня все обрывается. Потому что в то время, как Джексон становится все более человечным меня мучает страх, что настоящим чудовищем Кэтмира становлюсь я сама.
Глава 23. К такому мультики меня не готовили
Слова Джексона остаются со мной весь день, трогая меня всякий раз, когда я их вспоминаю. Когда думаю о нем. Все это укрепляет мою решимость найти способ снова быть вместе с нимво всем.
Поэтому я решаю пропустить обедтем более что и Мэйси, и Джексон собирались вместо обеда пойти на самостоятельные групповые занятияи направляюсь прямиком в библиотеку, где у меня будет пара часов на то, чтобы без помех почитать про горгулий.
Про меня саму.
Это мне совершенно необходимо, поскольку мои знания о них весьма ограниченны. А когда я погуглила горгулий накануне, то получила только собрание текстов по архитектуре, и это в то время, когда мне нужно выяснить, почему я могу быть склонна к кровопролитию и амнезии.
Возможно, мне следовало бы договориться о встрече с мистером Дэймасеном и послушать, какой информацией о горгульях владеет он, поскольку мне совсем ни к чему читать многостраничные рассуждения о том, какие это хорошие водостоки.
Вообще-то, прибыв сюда, я мало что знала и про вампиров, драконов и ведьм, но о них у меня имелось хоть какое-то представлениехотя Джексон, Мэйси и Флинт все равно несколько раз взрывали мне мозг.
Но горгульи? Про них у меня в голове вообще ничего нет. Только подозрение, что им не очень-то нравятся вампиры.
Так что мои знания обо мне самой в основном сводятся к сведениям о соборе Парижской Богоматери, почерпнутым на уроках изобразительного искусства, и к тому, что я запомнила из мультсериала «Горгульи», который не раз смотрела, когда была маленькой девочкой. Мама всегда немного волновалась, когда заставала меня за просмотром этого мультика Может, это потому, что они с отцом знали, кто я.
Это ужасноподозревать, что мои родители всю жизнь скрывали от меня, кто я на самом деле, и я пытаюсь выбросить эту мысль из головы. Скверно сознавать, что ягоргулья. А догадываться, что мои родители еще и не подготовили меня к этому открытию, это вообще жесть. Это непростительно.
Вернее, было бы непростительно, если бы они были живы. Но теперь, когда они мертвы не знаю. Это тоже надо положить в папку под названием «Дерьмо, которое необязательно разгребать сейчас». Потому что от размышлений на эту тему явно не будет никакого толку.
И вместо этого я приклеиваю к лицу веселую улыбкухотя мне сейчас совсем не до весельяи иду прямиком к столу библиотекаря. К счастью, Амка на месте, и она улыбается мне так же широко, как я улыбаюсь ейно ее улыбка, похоже, искренна, что мило с ее стороны.
Грейс! Как хорошо, что ты вернулась. Она сжимает мою руку. Как ты?
Я хочу ответить как положено: «Спасибо, хорошо», но теплота и участие в ее глазах пронимают меня, хотя я этого и не хочу. Так что вместо того, чтобы соврать, я просто пожимаю плечами и говорю: