Недалеко от колокольни торчал из земли старый колодезный журавль, с прикованной к нему деревянной бадьей, оставленной на краю каменной шахты колодца. С северной стороны к церкви прилегало небольшое кладбище, огороженное плетнем от вторжения свиней, собак и прочих нечистых тварей. Сразу же за кладбищем начинались сельские дома: где солидные, с каменными крышами, а где победнее, крытые толстым слоем соломы, издали напоминавшим плотное стеганое одеяло. Некоторые домишки выглядели явно заброшенными, судя про их прохудившимся крышам и подгнившим пеньковым веревкам, проступившим на обшарпанных глиняных стенах.
Сделав круг по деревне, Бидо так и не обнаружил какого-либо подобия таверны или постоялого двора. Народу тут и вправду жило немного: полтора десятка «дымов», наверное, наберется, если не считать заброшенные хибары. Судя по стуку наковальни, где-то на севере имелась кузница; также на западной околице Велина, недалеко от мельницы, Бидо заприметил пекарню, судя по всему, недавно отстроенную. В остальномничего примечательного: деревенские куры, барахтающиеся в теплой пыли вокруг своих курятников на высоких ножках (чтобы не забрались лисы да хорьки); степенно перешагивающие с ноги на ногу гуси да грязноватого цвета овечки, лениво пощипывающие сочную июльскую траву.
Арно уже поджидал его у ворот церкви. По лицу пуатевинца сложно было понять, удачно ли прошел разговор с приходским священником или нет.
Что сказал кюре? поинтересовался Бидо, подходя ближе.
Арно какое-то время молчал, сосредоточенно думая о чем-то, затем провел ладонью по влажной от пота лысине и неспешно ответил:
Старого кюре здесь давно уже нет. Теперь вместо него молодой паренек откуда-то из-под Безансона.* Здесь он с Крещения, то есть с начала января. А старый кюре отбыл еще прошлой осенью, в конце октября. То есть до дня Святого Мартина.
[*Город на востоке Франции]
На Мартина Зимнего велинцы должны были расплатиться с ним по повинностям, я правильно понимаю? спросил Бидо.
Да, кивнул головой Арно. Тут порядок такой. В начале октября, после дня Святого Ремигия, селяне начинают сдавать свои повинности: десятину, поземельный оброк, пошлину агриер, эспорли, лоды, ванты* и всякое такое. Прежде того кюре должен самолично проверить, сколько чего уродилосьлибо же для этого приезжают специальные подсчитыватели из епархии. Треть повинностей крестьяне отдают напрямую в руки кюреэто его пребенда. Остальные же две трети урожая вигье отвозит на соседние рынки и продает там за звонкую полновесную монету
[*Сборы, взимаемые в случае смены арендатора или сеньора]
Что еще за вигье? переспросил Бидо.
Так у них здесь называют старосту, деревенского представителя, главного переговорщика с властями. Так вот. Обратив урожай в монеты, вигье отдает их кюре, а кюре уже потом отвозит в епархию. А я получаю у нашего епископа в Париже соответствующую сумму на руки, в качестве дохода от бенефиция. Понимаешь?
Бидо кивнул:
Чего ж не понять, обычное дело.
Обычное, да не совсем. В прошлом году я должен был получить свои денежки, как обычно, в ноябре, после Мартина Зимнего. Но в епископстве сказали, что доходы из велинского бенефиция еще не поступили. Хотя уже пора было. А вскоре пришла бумага из папской канцелярии, где говорилось, что я-де подделал свою грамоту на бенефиций
А ты будто бы не подделал? усмехнулся Бидо.
Да какая разница! отмахнулся Арно. Сейчас это к делу не относится. Ты суть лови. В общем, в декабре прошлого года бенефиция меня лишили. Уже после дня оплаты. Однако ж остался висеть вопрос: куда делся мой доход за прошлый год?
Арно умолк, внимательно глядя на своего приятеля.
И куда же? спросил Бидо. Ты же сам говорил, что его старый кюре прикарманил, нет?
Я тоже так думал, но Я не знал некоторых нюансов. Я думал, что сам кюре и продает урожай на рынке, и ни про какого вигье даже слыхом не слыхивал. Новый кюре очень удивился, услышав от меня про неполученный доход. Если ему ничего не сказало церковное начальство, значит, старый кюре сполна расплатился с бенефициаромтак он думал. Иначе бы расчеты поручили ему. И тут закрался в мою душу червь сомнений: а что если не старый кюре, а деревенский вигье зажуковал мои денежки?
И как это можно узнать? спросил Бидо. Ты же не сеньор здесь, чтобы хватать селян за грудки и волочь их на конюшню.
Как любил говорить прежний парижский прево, в любом самом тайном деле наверняка отыщется человек, который что-то слышал, что-то видел, что-то знает или догадывается. И наша задачаиз него эти сведения добыть. Пока радует хотя бы то, что молодой кюре ничего не знает про папскую грамоту и считает меня законным получателем дохода за прошлый год. И дай Бог ему и далее пребывать в неведении.
А самого вигье ты видел? Кто он такой?
Кюре сказал, что какой-то местный богатей, держит на откупе мельницуту, что мы видели на ручьеи хлебопекарню. А знаешь, брат Бидо, что я думаю? неожиданно ухмыльнулся Арно. Не попроситься ли нам к нему на постой?
Можно попробовать, кивнул головой Бидо. Только кем мы назовемся?
А назовемся как естьсеньор Арно де Серволь и магистр искусств Бидо Дюбуа. Вполне возможно, он запомнил меня в лицо с того раза, как я был здесь с оказией.
Надеешься, что, увидев тебя, он бухнется оземь и тут же во всем покается?
Кто знает Либо так, либо чем-то выдаст себя. Главноеввязаться в драку, а там видно будет. Только у меня к тебе просьба
Да я уж догадываюсь, какая, опустил взгляд Бидо.
Ты же знаешь, я всегда отдавал свои долги! едва ли не с возмущением воскликнул Арно. И на этот раз отдам, с лихвою! Нужно лишь сделать последнее усилие, когда до цели уже совсем рукой подать.
Сколько тебе нужно? вздыхая, спросил Бидо.
Сколько у тебя осталось?
Девяносто два денье, меньше восьми су.
Хм если ужаться, должно хватить.
Тебе нужно всё? испуганно моргнул Бидо.
Бидо, дружище, клянусь тебе семейным гербом де Серволей: самое большее через неделю я отдам всё, что брал, плюс вдвое сверх того.
Но зачем тебе столько, целых восемь су?
Хороший арбалет стоит от шести до семи су. В нашем случае может обойтись дешевле, но вряд ли намного. Плюс болты, по два денье за восемь штук. Кроме того, нужно немного отложить на едувдруг с охотой не заладится. Ну и несколько денье на постой.
Бидо неопределенно кивнул.
Так ты выручишь меня? с надеждой спросил Арно.
А что мне остается? обреченно выдохнул Бидо. Не бросать же вас, бедолаг, на полпути.
Арно собирался было рассыпаться в благодарностях, но внезапно передумалсделав шаг вперед, он лишь молча обнял старого друга. «Еще не хватало, чтобы Бидо увидел меня с глазами на мокром месте! Неужели старею? Да черта лысого! А ну соберись, раскисшая квашня!»
***
Нет, ему не показалось. Весь вчерашний день колокола городских церквей звонили без умолку, и едва ли не каждый раззаунывным погребальным звоном. Вот и сегодня Ивара разбудил большой колокол собора Сент-Андреправда, на этот раз созывавший прихожан на утреннюю воскресную службу.
Из-за стенки донеслось тихое бубнение. «Опять еврей Машо читает свои мидраши. А, может, и вправду спросить его про младенцев? Что значит «ему есть, что рассказать», на что это намекал Дамиан, этот любитель говорить загадками?»
Ивар поднялся, наскоро обрызгал лицо и шею прохладной водой из рукомойника, промакнул капли рукавом рубахи. Затем достал из деревянного коробазащита от мышей и крысполкраюхи пшеничного хлеба «шуан»: белоснежного на изломе, с тонкой ароматной корочкой. «Хлеб каноников», как его здесь называли. Выше шуана ценились только мучные лепешки фогассыиз самой чистой муки, самого тонкого просеивания. Странно, но в Бордо весь хлеб почему-то выпекали подсоленным. И дорогие фогассы, и дешевые барсалоры. Ржаного хлеба городские пекарни не производили: запрещено кутюмами. Да и кому он нужен? Нищим разве что, ну или мясо обложить на траншуаре, чтобы сок не стекал на платье.
«А молока вчера я так и не купил! Хорошо хоть, что сосед уже проснулся».
Старик-еврей держал двух дойных коров, не считая третьей стельной. Каждое утро его искалеченная внучка, или кем там она ему приходится, выгоняла пастись их за ворота Дижо, на Еврейскую гору. А по вечерам продавала парное молоко соседям по кварталу.