Жив-здоров? И ладно, и унеслась. Чему я был очень рад. Право, хорошо, что я надоел ей настолько, что даже выгода, что получала от нашего совместного существования, перестала притягивать её ко мне.
И Орсег, и Вералга тоже навестили меня в свою очередь, и никто из них ничего не знал об Аяе. И всех это беспокоило. У Орсега вообще возникла злобная мысль, что Арик убил Аяю. Он бесновался и обещал прикончить моего брата, когда доберётся до него, на что я сказал, чтобы остудить его:
Ты забываешь, что Аяю нельзя убить. Если бы он что-то с ней сделал, все звери, птицы, всякая букашка знали бы об этом. Нет, Орсег, смертью тут и не пахнет, поверь мне, я знаю Вечную и Её мир, как никто.
«Как никто»скривился Орсег, сидевший на краю борта корабля, что шёл к Риму.
Твой брат был Ангелом Смерти, кто может знать её лучше него?
Поверь мне, Орсег, его служба у Неё, вовсе не сблизила их и не открыла ему тайн Мира мёртвых. Напротив
Да мне плевать, с кем близок твой брат, и что ему открыто! злясь, рыкнул Орсег.
Признаться и мне плевать на то Впрочем, я не собираюсь обсуждать с тобой моего брата, отрезал я.
Значит, мне можно его убить?
Я пожал плечами.
Убей. Я умру тоже, мы связаны жизнью и смертьюхолодно сказал я. Но Не думаю, что ему может быть хуже, чем теперь.
Орсег посмотрел на меня.
Мне плевать на это, но я очень рад. Твой братец ничем не заслужил того счастья, которым владел а вообще, надоели вы мне, байкальцы до смерти.
Аяя тоже байкалка, напомнил я.
И Аяя надоела, выдохнул Орсег. Во как, он провёл пальцем по горлу, а вот не живётся без мыслей о ней Ладно, убивать Ария не стану и не из-за тебя.
Я засмеялся:
Вот спасибо! Пожалел.
Никого из вас мне не жаль.
Никто твоей жалости или сочувствия и не ждёт. Мы все, предвечные, друг другу только вынужденные союзники.
На это Орсег ничего не ответил, лишь поиграл чёрными бровями.
Ладно, увидимся, Эрбин. Ты мне не друг, конечно, но враг ли?
Этот вопрос мало занимает меня, Морской повелитель. Я знаю только одно: дружить всегда лучше, чем враждовать.
У меня нет врагов, заносясь, сказал Орсег и бросился назад в свои владения.
Ну да, у нас всех нет врагов, мы сами себе самые большие враги, подумал я. Что Мировасор, в своём безумии погубивший столько людей. Что натворил Арик, что катается ныне по полу, беснуясь в бесплодной попытке успокоить самого себя. Что когда-то натворил я, и в давние времена юности Аяи, за что не могу простить себя, наверное, поэтому я не был твёрже, когда боролся за неё, поэтому заранее считал себя поигравшим, потому что вначале пошёл не по тому пути
Пора найти правильный путь
Рыбу и Дамэ найти было несложно, мы все теперь точно знали, кто где живёт. Дамэ был знаменитый свободный гладиатор. В результате своей ловкости очень богатый, за прошедшие два века, он не постарел, вынужден был отрастить бороду, как я делал некогда, чтобы скрыть неувядающую молодость. Впрочем, переехать несколько раз из одной провинции в другую им уже пришлось, чтобы по кругу снова вернуться в Рим. Но и здесь они жили уже почти двадцать лет
Какими судьбами, Эрбин? радуясь, спросила Рыба.
У них был большой и красивый дом, окружённый садом, слугами правила Рыба, и порядок у неё в дому и в хозяйстве, не зря я некогда взял её к себе в служанки. Поручил ведь за Аяей следить ох, как давно то было!
Я не стал рассказывать всего, что узнал в долине Ария и Аяи, они и сами уже знали немного, что всечто Аяя ушла из долины, что Арий ныне там обретается один.
Ну странно это, но, стало быть, так и надоть ей-то, небось, виднеенемного грустно поговорила Рыба, но мне показалось, грусть её была не об оставленном Арии и их разладе, а о себе и о том, что Аяя совсем забыла их как близких. А ты, Эрбин? С нами останешься? А то мы, знашь, как, старая дева да красавец, люди, иногда Бог знает, што про нас болтают.
С вами коли не погоните. Но я хочу Аяю найти. Она одна и, боюсь, может попасть в беду. Или уже в беде. Вот такие мои мысли о грядущем.
Так Грядущее, оно да Ты ведашь, что из вашего Ивуса ныне Бога сделали, поклоняются. Цельна выросла религия. Во как! И не подумали бы никада, что такое чудо случиться.
Новая религия? удивился я.
Христианекивнул Дамэ.
Почему христиане последователи Ивуса? Или
Да, они теперь называют его СпасителемХристом, потому они христианекивнула Рыба.
Надо же вот бы не подумалпробормотал я.
Так из неприметного семени вырастает целое дерево, улыбнулся Дамэ.
Ну я не сказал бы, что Ивус был таким уж неприметным семенемсказал я.
Пока я двигался сюда, на запад, много раз по дороге слышал о христианах и том, как Рим недоволен этой новой религией, распространяющейся по свету, по их империи, но я не мог и подумать, что это последователи Ивуса. Это же надо вырос целый культ Интересно другое: не явись Арик в образе Ивуса после его смерти, поверили бы люди в чудо? Разглядели бы, что за Свет нёс в себе Ивус, и который Арик постарался усилить, как мог? Заметили бы жертву Ивуса, как он рассчитывал? Возможно может быть, среди его последователей и нашлись бы те, кто написал бы о нём, кто рассказывал бы о нём другим.
Но разве думал Ивус о новой религии или чём-то подобном? Я уверен, что нет. Он был настолько высок и чист, что ни о каком поклонении себе даже не помышлял, он был настолько же далёк от этого, как и от всех людей в своём стремлении их побудить к Добру. Подивился бы теперь я слышал, на какие жертвы идут его последователи, какие злые гонения им устраивают римляне. Сколько их погибло уже
Мог ли подумать Ивус, что за ним потянется вереница последователей? И ручьи, а может, и реки их крови? Разве этого он хотел? Он служил только Добру и Свету, но в его лучах выросли не только прекрасные цветы его идей, но и бурьян и репьи толкователей, лжецов, глупцов и хитрецов, способных использовать в своих целях всё и всех, даже Ивуса, его чистоту и наивную веру в людей, что желают Добра и Света и готовы ради этого пожертвовать всем, даже жизнями. Н-да, извратить можно, что угодно, не произойдёт ли это с идеями Ивуса?
Но теперь мне недосуг было думать ни об Ивусе, ни о несчастных христианах
Аяю искать должно, сказал я.
НадотьИть куды делася-то? То ж надоть такое были исделать, пропасть! Не исхитил снова никто? всплеснула большими руками Рыба. А, ты тоже не ведашь?
Не ведаю, Рыба, сказал я. Поразмыслить надо сообща. И в том, быть может, Дамэ, ты поможешь?
Я? удивился Дамэ. Почему я?
Я выразительно посмотрел на него. Дамэ побледнел немного, садясь в резное кресло. На руках его, украшенных браслетами, виднелись многочисленные шрамы, свидетели его многочисленных гладиаторских боёв, что он провёл. Сколько? Тысячи, наверное Как Орсег сказал о нём? Он воин. Верно, он и создан был как воин. Я спросил его позднее, как ему удалось побеждать в стольких боях, столько лет подряд. Он печально усмехнулся: «Я слишком боюсь смерти, Эрбин. Для меня нет Того света Так что, ничего не остаётся, как стараться выжить, во что бы то ни стало».
А сейчас он произнёс, бледнея:
Ты думаешь это Он Это Сам Зла Родитель?
Я думаю, больше некому, сказал я и рассказал, почему я так решил.
И Дамэ и Рыба слушали меня, потом переглянулись.
А может то ошибка? Ну не слышит тебя Селенга-царица? Ну не передают твои птички ей посланий?
Дак не мои птички-то, её. И мне они отвечают. А лгать они не умеют, не люди и не Лукавый. Стало быть, её ищут. А всё вотщенайти не могут
Они подняли глаза на меня и смотрели оба, хмурясь, ончёрными глазами, Рыбаблекло-серыми, будто разбавленными водой
Мы сидели во внутреннем дворе их дома, скорее это был даже сад, устроенный, как продолжение внутренних помещений, чтобы в жаркую погоду можно было проводить здесь время в прохладе и тени. Вот и сей день, хотя и было пасмурно, но довольно жарко. Красивая рабыня с перевитыми золотыми шнурами золотистыми волосами, принесла нам вина и фруктов на подносе. Рыба отпустила её мановением руки, научилась повелевать, однако.
Он прячет её где-то, сказал я.