Алхимик отворил дверь спальни, при этом сделал безмолвный жест. Пропустил девушку вперед, а после пошел за ней, хлопнув немного дверью. Они оказались в длинном мрачном коридоре. Справа, в самом начале него, была настежь раскрыта дверь, через которую еле просматривался путь. Он вел на задний двор. Нельзя было рассмотреть с этого ракурса, но там была еще одна небольшая комнатушка. Это было то самое место, где нога Элизабет практически никогда не ступала. А если и ступала, то только на несколько секунд, чтобы позвать мужа.
Это была территория Некромантуса, и она существовала только для него. Здесь были все его установки, котлы и много разной всячины. Жена и половины не понимала для чего все это, но особо и не желала понять. Вообще Эли не очень любила эту комнату, и все что в ней находилось. Причина была самой простой. Алхимик постоянно отравлял себя различными парами и неизвестно еще чем. Но понимала, что мужу нравилось это дело, и благодаря этой комнате, Некромантус приносил хорошие деньги.
Алхимия очень многогранная наука, и каждый к ней подходил по-своему. Некромантус, в первую очередь, искал не путь к бессмертию или открытию чего-то нового, что являлось одним из самых важных желаний для любого алхимика. Он хотел создавать то, что будет спасать жизни. Его не интересовало, как из других металлов получить золото, и стать самым богатым благодаря этому. Это слишком банально для него и глупо. Поэтому его направленность алхимии была более склонна к медицине, правда немного нетрадиционной. Не имело значения, главное, что помогало нуждающимся больным. Но, тем не менее, еще со школьных парт к нему привязалось прозвище алхимик, и по сей деньэто так.
Элизабет и Некромантус не спеша делали шаг за шагом по темному коридору, зная, спешить лучше не стоит. Иначе можно за что-нибудь зацепиться. Здесь не было ни одного окна, и только стены, облагороженные в светлый тон, хоть как-то разбавляли мрачность вокруг. Позади, осталось две двери. Одна из которых, была их спальня, а вторая настежь раскрытая, вела на задний двор. Но рассмотреть ту самую рабочую комнату отсюда было невозможно. Узкий коридорчик уходил резко в сторону. Впрочем, ни Элизабет, ни Некромантусу, это не нужно. Собственный дом они знали наизусть. Они жили здесь многие годы.
Двое шли дальше по коридору все теми же неспешными шагами. Справа возле стены был узкий длинный шкаф с зеркалами. Мало того, что он еще больше сужал, итак, узкий коридор, вдобавок оставлял много синяков и ссадин среди ночи. Особенно, когда Некромантус в сонном состоянии ходил мимо него на кухню попить водички. Не говоря о злых словах, льющихся из его уст, когда полусон нарушается от боли. Конечно, с этим можно было что-то сделать, и шкаф мог оказаться где угодно, но не здесь, вот только сам Некромантус не захотел ничего менять. Почему? Даже Некромантус не знал ответа.
Почти в самом конце коридора было разветвление в две стороны, здесь и появлялись проблески дневного света. Двери в эти две комнаты, как правило, ни Эли, ни Некромантус не закрывали, этим самым видели свет в конце пути. Дверь слева вела в зал, а правая на кухню. Была еще одна дверь в конце коридора, это вход в дом.
План этого дома был необычным. После входной двери толком не было никакой прихожей. А если ее считать, то она сразу переходила в длинный коридор. Где-то в двух метрах от входной двери, слева, была стена, которая резко обрывалась дверью в кухню. Так же и с правой стороны, где дверь вела в зал.
Дом Элизабет и Некромантуса был небольшим, но больше им и не надо было. Они жили вдвоем, и пока о пополнении в семейство не думали, поэтому их все устраивало. Некромантус всегда говорил, придет час, они соберутся и покинут этот дом, а вместе с ним и этот поселок навсегда. Но пока время не пришло.
Отворив дверь на кухню, Некромантус толком не осматриваясь вокруг, сразу прошел к столу и принял сидячее положение на ближайшем стуле, оказавшись напротив печки у стены. В его голове каждое утро срабатывал один и тот же рефлекс. Первый из них происходил после ужаса ночи, схватываясь в холодном поту, а второй, когда он оказывался здесь, и все вокруг снова становилось где-то за пределами реальности.
Элизабет без удивления, и даже не испытывая обиду, от того, что ее муж так быстро изменился, когда оказался на кухне, и вся его внимательность куда-то испарилась, просто пошла к печке. Кухня у них была большая и просторная. Здесь было, где разгуляться, и пройтись. Слева у окна стоял небольшой прямоугольный стол с тремя стульями. Они стояли на каждой из сторон, кроме той, что была у окна. Печка занимала центральную часть и являлась особой частью Эли. Здесь она любила проводить время, когда у нее оно было.
С левой стороны от печи стоял стол для приготовления. На нем стояла хлебница, и разных размеров доски для нарезки. С правой стороны от печки стояли шкафы, которые вдоль стены переходили на другую сторону, и шли по всей стенке, упираясь в угол. Круг комнаты замыкался на входной двери. И вроде бы на кухне всего было в достатке, а все же оставалось много места, где можно было разойтись не только вдвоем, без проблем. Поэтому центр был пустым и просторным.
Некромантус, прикованный взглядом к столу, ничего не видел вокруг себя. Сейчас это не имело значения, так как утро на кухне начиналось с того, что он брал кусочек пергамента в руки, и принимался его в очередной раз изучать. Так происходило последние две недели. Некромантус всматривался в этот кусок скомканного, с первого взгляда неприметного, грязного листочка, пытаясь понять, что в нем хранится.
«Какова его ценность?» Задавал сам себе вопрос Некромантус, но пока внятного ответа его мозг не мог выдать.
Было видно по краям пергамента, неаккуратные, рваные участки. Алхимик провел указательным пальцем по верхнему краю, чувствуя, как неровности сначала цеплялись за шершавую подушечку, а после скользили, еле касаясь, и наоборот, пока палец не дошел до самого конца. Некромантус осмелился предположить, что этот потертый старый клочок листка когда-то принадлежал книге древнего писания. В этом видел смысл Некромантус, так как символика, изображенная внутри, частично ему была знакома, и ее древо уходило далеко в прошлое.
Некромантус приблизился настолько близко к куску пергамента лицом, чтобы видеть его максимально точно, и ничего не упустить из виду. Вдруг, найдет то, чего еще не обнаружил?
Чернила в пергаменте были тусклыми и теряли детализацию в некоторых местах, но в целом это не мешало понять общую картину. Сам пергамент был выцветшим и покрыт небольшими трещинами. Пока Некромантус продолжал внимательно изучать листок, в его голове крутилась мысль, и она его с одной стороны пугала, а с другой смешила.
«Вдруг этот клочок пергамента имеет какую-то особую силу?»
Кошмары у Некромантуса появились в тот самый вечер, когда он нашел этот клочок листка. Хотя не совсем так. Было еще кое-что, и оно было в сотни раз ужаснее сна. Просто парень пытался это выкинуть из своей памяти, и вообще не думать, и не вспоминать больше никогда. Некромантус боялся этих воспоминаний, особенно дома. Пусть Элизабет мысли и не умеет читать, но в глазах мужа может прочитать тайну. А если он раскроет жене всю правду, парень не представляет, что будет.
Поэтому Некромантус старался не думать, и тем более не говорить при жене об этом. Он вообще старался делать вид, будто его мысли только зациклены на пергаменте, чтобы Элизабет ничего не заподозрила. Но это тяжело было сделать. Некромантус не любил врать и что-либо скрывать от любимой. Ведь сам прекрасно знал, рано или поздно истина всплывет.
Этим временем Элизабет стояла возле печки и вовсе не видела мужа, который сидел позади за ее спиной. Эли сейчас была занята дровами, пытаясь их зажечь. И пока это не произошло, смотрела только перед собой. После того как огонь хорошо разгорелся, девушка оторвалась от печи и принялась подготавливать на столе пишу для завтрака. В кухне была тишина, лишь только треск дров в печке, немного разбавлял молчание утра.
Некромантус продолжал быть безмолвной, застывшей статуей. Глаза его не отрывались от пергамента, внимательно изучали дальше все содержимое. Казалось, так и будет продолжаться эта тишина, но первой сдалась Элизабет. Когда она повернулась в сторону мужа и увидела этот каменный вид выражения лица, захотела вернуть его к обычному состоянию.