Где Эдвин? спросила я, старательно успокоив свой голос и взглянув на Томаса.
На этот раз я задала верный вопрос.
Его темные глаза постепенно наполнились болью, и я тоже ощутила ее, она подкралась сзади ледяным призраком и встала у моих плеч, готовая забрать причитающееся. Я поняла, что живу последние мгновениядо тех пор, пока Томас не заговорит.
Две недели назад он не вернулся из очередного вылета, проговорил он. Он не отводил глаз, его голос звучал почти по-прежнему, но эти слова требовали от него колоссальных усилий. Он топил меня заживо. Мы искали его несколько дней, но нашли только брошенные в лесу вещи. Неподалеку оттуда было пепелище, оставшееся от вражеского лагеря, там собаки нашли его последние следы. Мы искали в округе, но потом нас оттеснили к замку.
Кулаки сжались с такой силой, что ногти вонзились в кожу, и, заметив это, я усилием воли выпрямила пальцы.
Позже пришло письмо от Рик, я узнал, что ты отправилась на помощь к вашей подруге, и понадеялся, что Эдвин с тобой. Он исчез примерно в то же время. Мы подумали, что маг, сражающийся с тобой у стен, это он.
Я покачала головой.
Но он же не мог испариться, я взглянула на Томаса, чувствуя, как колотиться сердце. Он вернулся бы
Что бы ни случилось, как бы серьезно он ни был ранен, он вернулся бы к брату во что бы то ни стало, потому что знал, что Томасу не выстоять в одиночку. Но правда была в том, что он не вернулся, и у этого могла быть только одна причина. Томас этого не говорил, но я читала ответ в его глазах. Скорее всего, Эдвин остался на том пепелище. Что-то пошло не так, как всегда, что-то случилось, и он не смог выбраться.
Перед мысленным взором встало лицо Эдвина, то самое выражение, которое я любила больше всего, с легкой улыбкой и ехидным взглядом. В голове зазвучал его голос, и я представила, что больше никогда не услышу его иначе, как в воспоминаниях.
Я сопротивлялась. Собрав всю свою волю, я подавила рыдания, и спросила Томаса о том, как обстоят дела. Какие потери, какой у него план. Он объяснил мне, но позже я обнаружила, что не поняла ни слова, а спрашивать заново не стала. Мир вокруг меня перестраивался с чудовищной скоростью, реальность плавилась, и мне никак не удавалось за нее уцепиться.
Томас проводил меня в комнату, и когда дверь за ним закрылась, раздавив последний луч света от фонаря, тьма, которая терпеливо поджидала нужного момента, наконец, захлестнула меня. Призрак, карауливший за спиной, понял, что пора.
Глава 6. Обличие стихий
Эдвин погиб.
Я не знала, ни где он умер, ни как, и хуже всего было то, что, когда это произошло, я почти не думала о нем. Теперь меня не оставляла мысль, что если бы я не была так самонадеянна, если бы написала ему об Умме сразу, он примчался бы ко мне на помощь и все было бы иначе. Не случилось бы тех кошмарных недель в подземелье, мы вернулись бы в замок вместе, чтобы вдвоем встать против наших врагов. И сейчас мы спали бы рядом, дыша друг другом, посмеивались бы над бородой Томаса и немного завидовали их с Рик складной семье. Возможно, решили бы, что и нам пора остепениться
Но вместо этой теплой картины меня обступала пропасть. Я оказалась в пещере намного глубже и темнее той, где обитал клан, и из нее было не выбраться, куда бы я ни шла, что бы ни делала. Я не представляла себя без Эдвина, он был моим миром, и вместе с ним для меня погибло все остальное.
Томас отлично справлялся, и я с облегчением сложила с себя обязанности придворной советчицы. Толку от меня теперь все равно было мало, я не понимал слов, которые мне говорят, и больше не видела смысла в том, чтобы сопротивляться.
Дни я проводила в своей комнате, разбирая записи из путешествий: работа была привычной, но главноеона занимала голову, и какое-то время я могла дышать. Я работала с утра и до поздней ночи, пока глаза сами не закрывались. Книга последнее, что еще связывало меня с Эдвином, и я намеревалась сделать ее лучшим трудом из всех, что были созданы до сих пор. Отчасти я осознавала, что то, над чем я работаю, станет опаснейшей вещью в мире. Собранные воедино знания и техники, от сведений о травах до магии жизни, могут стать смертельным оружием в руках невежд, но мне было все равно. Не это ли единственное наследие, достойное его памяти?
Томас давно позаботился о том, чтобы сделать стены крепче и выше, армия внутри была достаточна, так что ничто не угрожало моей работе, и этого было достаточно. Осада меня больше не волновала. Постепенно комната стала похожа на башню Эдвина, ее наполняли бумаги, жаровни, грязные емкости и едкие запахи, остающиеся после опытов. Мои соседи умудрились отыскать места в переполненном дворце, лишь бы жить подальше от моей комнаты.
Иногда заходила Умма. Она вроде бы обжилась в замке, помогала с делами, даже нашла друзей. По крайней мере я не замечала, чтобы ей было одиноко без меня: повидаться она приходила скорее для успокоения собственной совести.
Ты тревожишь меня, Одри, сказала она, когда пришла в очередной раз. Пристроившись на табуретке в углу, она наблюдала за тем, как я испытываю приемы с магией света, выведанные у одной колдуньи с востока. Ты совсем не выходишь отсюда, и выглядишь, уж извини, как помешанная с каждой неделей все хуже!
Наконец, мне удалось выбить верную искру и направить ее усилием души. Хлопок, вспышка, и в комнате встал призрак оленя. Животное двигалось так, будто находилось где-то в лесу, оно точило рога о кору невидимого дерева.
Я отступила, довольно разглядывая свою работу.
Это иллюзия? спросила Умма.
Нет. Он живой, ответила я, делая записи. Но его тело находится очень далеко отсюда.
И ты можешь увидеть кого угодно?
Мои губы тронула самодовольная улыбка: нет, я могла не только увидеть. Сосредоточившись, я создала множество новых искр, и они взорвались, окутав нас с Уммой фигурами из желтого света. Моя комната обратилась в кухню, повсюду суетились женщины, и каждый призрак имел свой голос. Слова звучали отдаленно, но достаточно четко. Они обсуждали ужин. Можно было разглядеть черты лиц, одежда чуть более смазана, а предметы, которые занимали служанок, представали мутными силуэтами.
Это безобидная игрушка в сравнении с тем, что умела Лючия, произнесла я, припоминая эту потрясающую женщину. Мы с Эдвином сомневались, что говорили с ее настоящей версией: вполне может быть, это была очередная иллюзия. Она могла дурачить нескольких таких лопухов по всему свету, прогуливаясь в десяти местах разом.
Ты не думала, что эти «игрушки» могут помочь королю Томасу? вдруг спросила Умму. Я думаю, ты должна предложить ему свою помощь.
Я пожала плечами. Любой предлог вытащить меня из комнаты воспринимался как бесполезная жалость: я не собиралась останавливаться ни на минуту, пока могу продолжать, и чтобы я вышла, нужны причины посерьезнее чем «ой, что-то ты бледная».
Со стороны Уммы было хитро сыграть на моих чувствах к Томасу, но это была не первая ее попытка вытащить меня наружу и я не восприняла ее слова всерьез.
Если ему понадобится помощь, он попросит меня о ней, ответила я. Он знает, где меня найти.
Он боится тебя беспокоить. Все думают, ты убита горем и
Ее слова слились с шумом ветра на улице, я вернулась к работе.
Иногда я приглашала к себе Сирила. Он так и не уехал из замка, я не задумывалась, почему, наверное, ему некуда было идти или понравилась жизнь при королевском дворе. Он, в отличие от Уммы, не пытался обо мне заботиться, и был не против сыграть роль подопытного в обмен на знания.
Ты уже закончила главу о свете? Мне не терпится прочитать! он потянулся к рукописи, но я ударила его по рукам слабой молнией. С тех пор, как я написала о них, это была моя излюбленная форма энергии. Пусть куда более своенравная, чем привычное пламя, но зато точная и стремительная.
Позже! А пока не дергайся и дыши глубже.
Еще сладких снов мне пожелай, фыркнул он, послушно укладываясь на мою кровать. Надеюсь, ты меня не угробишь
Постараюсь.
Кровать окружали зажженные свечи, я подходила к ним по очереди, устанавливая каналы между пламенем и душой Сирила. Как только потоки энергии от его тела к пламени образовали нужный узор, я стала гасить свечи, вместе со светом обрезая и потоки, придавая им новую форму. Сирил лишь морщился, когда пламя гасло, но как только я закончила, его тряхнуло с такой силой, что я действительно испугалась. Он вскочил на кровати, словно ошпаренная кошка.