Халмир занялся моими вещами и палаткой, а я заслонялась по лагерю. И чем больше я двигалась, тем страшнее мне становилось. Не знаю, что это за приступ, но каждый раз, когда взгляд мой падал на что-то красное: чью-то рубашку, кусок ткани или вышивку, мне казалось, что это кровь. Всюду кровь.
Заметив хозяина, впервые я не поспешила скрыться от него прочь, а наоборот бросилась к нему, пытаясь объяснить, что что-то происходит, что все плохо, что видела какую-то тень среди кустов. Но он был вместе с несколькими помощниками и только отмахнулся от меня. Подбежал Халмир, схватил меня за плечи и оттащил прочь от занятых делом людей, чтобы не мешалась под ногами.
Меня поспешили засунуть в свежепоставленную палатку, но я не желала сидеть внутри. Слонялась по лагерю и пыталась найти хоть кого-то, кто воспримет меня всерьез, но всем только мешала. В конце концов я все же нарвалась на то, что на меня пожаловались хозяину, и тот приказал мне идти в палатку и не покидать ее.
Слезы бессилия текли из моих глаз.
Глава 8
Я не смогла заставить себя поесть, не стала раздеваться и ложиться спать. Халмиру тоже не позволила, заставила его зайти в свою комнату и сидела, вцепившись в его локоть. Старик сперва пытался меня успокоить, уговорить, но потом, очевидно, смирился. И вроде бы все было нормально: ночь опустилась на пустыню, постепенно затих лагерь. Все отдыхали после долгого изматывающего перехода и радовались близости воды. Никто не считал это место небезопасным.
Вся обстановка должна была умиротворить меня и успокоить, но с каждым часом я напрягалась все больше. Меня с ума сводила невозможность выйти из шатра, хотя я понимала, что снаружи было бы еще хужея бы все время видела бы пятна крови в каждой красной или бордовой тряпке, это свело бы меня с ума. Но разум говорил одно, а какое-то странное чутьесовсем иное.
Полный боли крик разорвал тишину спящего лагеря уже после полуночи. Я встряхнула Халмира, который умудрился задремать сидя рядом. А потом тишина ночи наполнилась криками, стонами, руганью и звоном металла о металл. Халмир, которому выходить не запрещали, тихонько выглянул из нашего шатра, а потом практически на четвереньках заполз обратно. Он был явно в ужасе, повторял какие-то слова, пытаясь мне что-то объяснить. Потом пальцами изобразил клыки, торчащие из-под нижней губы. И я поняла: орки, вот что значило то слово, которое он все время повторял.
Мне хотелось бежать вон из шатра, а вот Халмир наоборот пытался найти место, где бы спрятаться внутри, и меня призывал к тому же. Да только в моем шатре не было ничего из крупных вещей: никакого сундука или тюка приличных размеров. Только скатанный в рулон тонкий матрас, за которым невозможно спрятаться, но Халмир был готов закопаться и под него. Меня же паника тянула прочь из этого ненадежного укрытия, только приказ хозяина не позволял выйти.
А потом неожиданно я почувствовала, как ошейник на моей шее вдруг будто ослаб. Причем, раньше я его не замечала, а тут вдруг ощутилаон будто потяжелел, но одновременно перестал плотно охватывал горло. И когда я в очередной раз подошла к выходу из шатра, не почувствовала никакого предупреждающего онемения в конечностях. Рискнула сделать еще шаг и ничего не почувствовала. Будто запрет на выход был снят.
Я бросила панический взгляд на Халмира, который свалил все вещи в одну кучу и пытался спрятаться за ней, скрутившись в позе креветки, и бросилась прочь из палатки.
Ярко сияла над лагерем зеленая луна, освещая бой людей и орков. Последних было намного меньше, чем караванщиков, но те явно проигрывали. Часть вообще не сопротивлялась, имеющие оружие сражалисьих я про себя обычно называла охранниками. Но даже три-четыре человека, нападающих разом, не могли справиться с одним орком. Те с ухмылками безумцев, сверкая острыми клыками отбивались ото всех атак нападающих, и складывалось впечатление, что им нравится происходящее.
Оказавшись сразу посреди боя, я запаниковала. Мне бы рвануть обратно в палатку, до которой это сумасшествие еще не добралось, отсидеться подле Халмира в тепле и при свете масляной лампы, но тут прямо мне под ноги свалился один из защитников каравана с раной поперек груди. Вскрикнув, я отпрыгнула в сторону, крылья затрепетали, поднимая меня над местом сражения.
Я испуганной молью рванулась прочь, но, куда ни глянь, везде люди сражались с орками и проигрывали. Некоторые из караванщиков имели при себе какие-то амулеты, и запускали в противников то камнями, то сгустками воздуха, а то и вовсе огненными шарами. Орки отвечали оружием, непомерной физической силой и изредка магией земли. Сперва мне показалось, что они просто кидают или пинают камни, но потом я поняла, что они к ним не прикасаются, а булыжники тем временем прицельно попадали людям в головы, вырубая.
Я то летела, то бежала по разоренному лагерю в панике, пытаясь сообразить, что мне нужно делать. «Бежать отсюда, бежать,» билось в голове, но рвануть в пустыню в одиночествеэто форменное самоубийство, я не смогу там выжить. К тому же, я ведь рабыня.
Неожиданно я споткнулась и кубарем полетела со склона небольшого холма. Остановилась только врезавшись во что-то мягкое. И мокрое. Я подняла руку, и в отблесках костра, увидела на ней кровь. Взвизгнула испуганно, поняв, что упала на чье-то мертвое тело. Дернулась, пытаясь отползти, но взгляд зацепился за лежащую на песке полную руку, унизанную золотыми кольцами. Замерла, не веря. В голове не укладывалось происходящее, над головой пролетел, шипя, огненный шар и врезался в одну из палаток. А я замерла, мне не верилось, нужно было обязательно увидеть своими глазами, поэтому я подползла выше к голове покойника. В неровном свете зеленой луны и отблесках пожара я смогла разглядеть лицо своего хозяина. Распахнутые глаза его смотрели в небо, будто выражая удивление, что такое могло случиться.
Вот почему я смогла выйти из палаткион умер.
Я истерически захихикала.
Свободна! Я свободна! Я могу бежать куда угодно!
Резкий рывок за крылья вбок и вверх, меня подняли за них над землей, словно котенка за шкирку. Огромный орк держал меня на одной вытянутой руке, разглядывая, словно диковинную зверушку. А потом, подумав, обхватив меня свободной рукой за горло.
/\/\/\
Перед глазами потемнело от боли и нехватки кислорода. Я когтями царапала его ручищу, пытаясь вырваться из захвата, но ничего не помогало. Ощущение, будто у него кожа не мягкая, как у человека, а словно бы дубленая. Наконец, когда я уже попрощалась с жизнью, он что-то рыкнул на своем языкезвучание слов сильно отличалось от того, как говорили караванщики, было больше рычащих, щелкающих и шипящих звуков.
«Занятно. Шаман будет рад такому подарку, он любит диковинки», пронеслось в голове, а потом я рухнула на землю. Пока я судорожно откашливалась, пытаясь восстановить дыхание, орк достал где-то веревку и быстро связал мои руки, а потом привязал к креплению стоящей рядом палатки. И опять ринулся в бой.
Я проводила его удивленным взглядом. Бой продолжался, но больше мне негде было спрятаться, я не могла убежать, только скрутиться в маленький комочек и надеяться, что меня не убьют случайно. Сопротивление караванщиков было уже почти полностью сломлено, но на окраинах лагеря все еще остались сопротивляющиеся. Кажется, небольшой отряд пытался пробиться к верблюдам, чтобы сбежать. Кому-то это даже удалось, но я не была уверена, что сбежавшие выживут, ведь все вещи, палатки, запасы еды и воды остались в лагере. Впрочем, учитывая, что мы на берегу реки, возможно, они смогут дойти вдоль воды до ближайшего человеческого жилья. Им лучше знать, как выжить в этих условиях.
Меня несколько раз едва не затоптали, один раз в песок неподалеку врезался огненный шар. Хорошо, что он не попал в палатку, к которой я была привязана, не представляю, что бы тогда было.
Бой окончился еще до рассвета, а я, хоть ничего и не делала, чувствовала себя очень уставшей. Я успела поплакать, успокоиться, снова расплакаться, упиваясь жалостью к себе в голове всплывали страшные образы того, что орки могут делать с такими прекрасными пленницами, как я. Обычно я не смотрела такого кино, предпочитая легкие комедии, но тут в голове всплывали десятки образов один страшнее другого про войну и смерть. Даже не знаю, где я этого нахваталась, но, когда захватчики проходили мимо, я дергалась и сжималась сильнее, надеясь, что обо мне забудут.