Дык, нагреть не поспеем, пытаясь совладать с зевком, возразила та.
Холодную несите. Платье чистое то, которое красное.
Матушка! взмолилась девка. Оно же ж в сундуках. И невместно вам красное.
Ну да, она же вдова. Честная. Да только из вдовьих нарядов у ней это, нынешнее платье, и
Второе доставай. И почисти хорошенько, решилась Мудрослава. То, которое из адамаску. Да неси шкатулку.
Украшения-то остались, пусть бы и не раз намекала нынешняя княгиня, что ни к чему честной вдове ни бусы яхонтовые, ни жемчуга, ни венец. Что, когда б нашлась Мудрослава подарить это, глядишь, и житье её переменилось бы к лучшему.
Она бы, может, и подарила. Но гордость мешала.
И обида.
И зависть, что уж тут.
Ныне же, примеряя венчик, украшенный крупным жемчугам да синими каменьями, Мудрослава улыбнулась. Впервые, пожалуй, за прошлый год. К ней или нет, но встретит она послов честь по чести.
Первым во двор вошел Древояр. А постарел-то за прошлый год, осунулся. Болен, что ли? Не понять. Лицо темное, морщинами глубокими изрезано. Но глаза все еще яркие. Борода лопатою. Платье богато. Сам ступает неспешно, на посох опираясь. И на вершине его горит силой алатырь-камень.
Знак особого доверия.
Власти.
За ним уж и прочие держатся. Тихомир Жуковский, который и впрямь на жука похож, усача древесного. И в черное обрядился, что в панцирь. Медоуст Звягин, напротив, в золоте, сверкает, что самовар начищенный, да по сторонам головою вертит. Он молод и удивительно, что этакого, молодого, взяли.
А на лице-то читается удивление.
Не ожидал подобного?
Князя вот нет. Не поехал? Или не велели ехать?
Доброго дня, матушка, Древояр поклонился, как должно. И Мудрослава ответила поклоном же. Помнилось, что долго он с братом спорил, выступал против свадьбы её. Только братеще тот упрямец.
Но старику она рада.
И вам доброго, сама же поднесла ему водицы ледяной колодезной. Долог был путь ваш?
Долог, согласился Древояр, чашу из рук принявши. И осушил в один глоток, отер капли с усов. Однако боги смилостивились, матушка. И вот мы тут.
Рада видеть вас.
И выходит, не позабыла она за год о вежливости, о той, иной жизни, в которой приходилось встречать, что послов, что иных гостей.
А уж я-то как рад, это Древояр произнес тихо. Видеть вас, матушка, в добром-то здравии.
И вправду рад.
Это Мудрослава почувствовала. А еще некое смутное беспокойство, тревогу даже. За кого? За нее? Что такого может с нею произойти? Из того, что еще не случилось?
И государь наш кланяться велел
В этом Мудрослава изрядно сомневалась.
А еще письмо вам передать, Древояр махнул рукой, и вперед выступил Тихомир с резною шкатулочкой. На краях её каменья горели, а в центре самом нагнулся, выставив могучие рога, тур.
Знак рода.
Стоило коснуться, и отворилась беззвучно крышка, признав за Мудрославой право заглянуть внутрь.
Свиток?
И с красными печатями. Вот от брата, личная. И от думы стало быть, и вправду понадобилась.
Мудрослава свиток развернула и прочла.
Нахмурилась.
Прочла еще раз.
Он это серьезно?
Но разве возможно такое?
Мне надо подумать, сказала она, разворачиваясь, испытывая огромное желание немедля сбежать и спрятаться. Можно в подпол. Или в бочку с капустой, благо, капусты в ней не осталось, как не осталось и моченых яблок, и многого иного. Но вот так
Конечно, матушка, Древояр махнул рукой. Идите, окажите князю уважение. А я тут побеседую.
И под руку подхватил. От кого другого подобного обращения Мудрослава не потерпела бы, но Древояр всегда-то он рядом был. И когда матушка отошла, и когда батюшки не стало. Учил. Успокаивал. Советовал. Наставлял. Вытирал слезы и ругал, не без того. Но всегда-то по делу.
Вели, чтоб сбитня принесли, что ли, сказал он, глядя на дворовую девку, которая так и застыла, глаз своих с Медоуста не сводя. И виделось в них та, дурковатая бабья готовность, немедля удариться в любовь. От голоса Древоярова девица вздрогнула.
Так немашечки, сказала она.
А чего есть?
Взвар. Травяной.
Вот его и неси, Древояр ткнул её посохом в бок, легонько, но напрочь выбивая из головы мечты. И к лучшему. Бояре на дворовых девках не женятся, а вот пользоваться так завсегда радые. Ей-то с того ничего не прибудет, а то еще, коль проведает кто про грех этакий, и вовсе со двора погонят.
Да уж, Древояр оглядел комнатушку и покачал головою, темные глаза его налились гневом. А говорил я, что не будет с этой женитьбы пользы. Но разве ж его переупрямишь?
Мудрослава вздохнула.
Присела на краешек скамьи.
И теперь, да? Если сама не поеду
Оно-то так, Древояр опустился на лавку, которая тяжко застонала под весом истинного боярина, заставив его нахмуриться еще больше. Оно-то, конечно, велено уговорить. Да сама понимаешь, ежель заупрямишься, то все одно поедешь. Ухтомского пошлет.
А тот на разговоры тратиться не станет. Кинет в седло и увезет, а там уж братец найдет, чем укорот дать. Вспомнилась тесная келья монастырская, в которой Мудрослава провела неделю перед свадьбою, чтоб, стало быть, подумала о выборе.
И судьбе.
И рада была. После той кельи замужество избавлением показалось. А теперь
Что ты думаешь? спросила она и девку, которая взвар принесла, отослала. Правда, та не отошла далеко, небось, подслушивать станет.
Наушничает.
Все-то тут подслушивают, подглядывают, доносят, кто князюшке, кто женушке его, кто братцу. А те, которые половчее, всем и сразу. Древояр тоже понял. Хмыкнул и бороду огладил, а после щелкнул пальцами, воздвигая стену незримую.
Так-то оно лучше что я думаю думаю, что тебе бы в мужском обличье родиться, Славушка. Тогда б мы все беды не знали. Братец-то твой, конечно, силушкою не обделен, но к ней бы ума немножечко. Да сдержанности. Да умения самому думать, без дружней помощи.
Он покачал головою.
Опасные речи, сказала Мудрослава, хотя слышать подобное было, безусловно, приятно.
Так с тобой же ж. Уж ты не донесешь.
А если донесу?
Тогда, стало быть, зря жил.
Так все плохо?
Не сказать, чтоб уж вовсе плохо. Он ведь не глупый, если так-то. Но горячий уж больно. То в гнев, то в радость. Сперва сделает, после думать начинает. И хорошо, когда поправить можно. Давече вон Саржевского едва на плаху не спровадил. Кто-то там чегой-то донес, а он и рад поверить. У Саржевского норов-то еще тот, неуживчивый хорошо, хоть сразу не казнил. Стали разбираться, так и вышло, что нет за ним вины, наговор лишь. Святояр-то повинился, замирился, шубу вон кинул горностаеву. И вроде как оно ладно вышло, да ты ж знаешь, Саржевский не таков, чтобы обиду позабыть.
Мудрослава подавила вздох.
Чудит братец.
А ведь уже двадцать годков сменял, должен был бы в разум войти.
И дружки его в уши мед льют, он и гораздый слушать.
Может, еще наладится?
Думаю. Я-то, грешным делом, отойти от дел собирался. Старомысла за тебя сватал. Думал, поженитесь, он при думе сядет да при братце твоем. Хороший мужчина. Спокойный.
И крепкий.
На Древояра чем-то похож, разве что моложе будет. Вот лица его Мудрослава не помнила, но сердце сжалось болезненно. Почему так не сложилось? Древояр-то дурного мужа не выбрал бы, такого, который в питие да пиру меры не ведает. И жили бы у Старомысла терем в Вироссе имеется.
Богатый.
Там, небось, зимою сквозь окна не дует.
Да твоему братцу напели, что надобно земли соединять, царствие виросское длить. Вот соединили. И что толку-то?
Вздохнули оба о надеждах несбывшихся.
А теперь-то что?
Теперь Древояр огладил бороду. Страшно?
Страшно, призналась Мудрослава. От него ли, старого, скрываться. И не так уж глуп братец, ежели послал единственного, пожалуй, человека, которому она верила.
И которого готова была слушать.
Сам ли додумался?
Хорошо бы.
И чего боишься?
Мудрослава призадумалась. А и вправду? Чего она боится-то?
Не знаю. Но это же Проклятые земли. И и там чудовища. Твари. Мертвецы ожившие.
И тот, кто этими мертвецами повелевает.
Вздумалось ему жену искать. На кой ляд ему жена вообще?
Оно-то, конечно, верно, да только поспрашивал я людей, которые там бывают.
А такие есть?
Есть, конечно, усмехнулся в бороду Древояр. Купцы-то туда, оказывается, частенько наведываются. И такие, которые уж давно торг ведут