Дни бежали медленно, но непреклонно движениями легкими, словно на картине, окутанной паутиной, незаметно теряясь в сумерках. Отсутствие событийтоже событие.
Сколько прошло дней, он не считал. Не думал об этом. Что могло изменить знание? Традиция, обыденность. Завтрак, прогулка, библиотека. Обед, библиотека.
Сегодня его посетил маг. Из тех, кто приходил в самый первый день. Протянул конверт, и страх почувствовался в тени, скрывающей лицо, в неуловимой дрожи замершей руки.
Страх окутывал их всех темным облаком. Они все боялись, но не его.
Письмо королевы. Нежные слова. И в то же время не оставляющие сомнений.
Строки, хранящие знакомые с детства воспоминания. Она говорила Нет, смеялась. И шептала на ухо жаркие фразы. Обещания.
«Мой возлюбленный муж».
Одна эта фраза заставила Регана почувствовать себя величайшим мерзавцем.
Он не любил свою жену. Это понимание пришло к нему не сейчас, ни в этот момент. Но именно сейчас он понял, что согласился со своими мыслями. Да, не любил. Но он принес клятву.
«Сейчас я должна покинуть вас и мою страну, которую люблю, так же, как и вас».
Реган читал и с каждой фразой чувствовал, как силы, спящие в летаргии равнодушия, начинали оживать. Дочитав, он коснулся ее имени, застывшем в белом пространстве бумажного листа.
«Наша встреча состоится вскоре. Может быть, через день-два».
Его тоже ждала длинная дорога. Но сначала ему придется решить все проблемы здесь. Слишком долго он ждал, надеялся непонятно на что. Пытался скрыться от собственных страхов. Собственных чувств.
В этот раз он ощутил, почувствовал изменение реальности. Смещение пространства. Некоторое время Реган раздумывал, как следует поступить. И может ли он принять решение, не зная всего.
Он даже не знал, хочет ли принимать решение. Но ведь он уже решил. Или кто-то решил за него. Как все не вовремя.
Реган нашел в себе силы обернуться. Все-таки он мужчина.
Девона стояла, прислонившись к стене. Одна рука была прижата к губам, другая покоилась на рукояти ножа. Раньше он не видел у нее оружия. Впрочем, часто ли они встречались в последнее время? Единожды.
Ее появление в этот раз оказалось совсем не таким неожиданным. Теперь ей больше шел этот цвет волос. Или она сама изменилась, научилась одеваться настолько гармонично, насколько это было возможно. Или просто научилась быть собой. Жить в этом мире.
Научилась жить здесь? Что ей сказать? Что он женат? Разве эти слова не оправдания? Фиона, прости.
Теперь ты приходишь, когда хочешь?
Она покачала головой.
А плакать не надо. Первый раз вижу, что ты плачешь. Странно, в книгах об этом не пишут. Ты приходишь ко мне? Сюда? Как это возможно?
Я летаю. Научилась летать. Я же дракон, пусть и без крыльев. Это так необыкновенно, мчаться сквозь тьму.
В комнате потеплело, и мелькание белых звездочек стихло. Теперь между ними было только слабое сияние свечи.
Изображение дракона на платье сжимало в своих лапах цветущую ветвь, и белые слезы серебра стекали прямо по складкам к ее босым ногам.
Это сделать проще-простого, прикосновение самая обыкновенная в мире вещь.
Какая нежная и теплая у нее кожа.
Сколько прошло времени? Сколько дней унес ветер?
Мне было так плохо. Реган, мне было плохо.
«Мой возлюбленный муж»
Нет, нет, нет.
Сколько сил нужно было, чтобы просто разжать руки. Сколько сил, чтобы отвернуться и не смотреть в глаза. И прошептать еще раз.
Нет.
Кажется, теперь он касался ледяной статуи. Прав ли он? Должен ли поступать так, как поступал. Должен ли он страдать? И может ли он заставлять страдать других?
Время прошло, и она исчезла так же незаметно, как и появилась, на несколько мгновений оставив после себя знакомый аромат. Но холод остался.
* * *
Некоторое время Дана молча сидела в кресле. В кресле, которое кто-то заботливо поставил прямо у камина, там, где должно быть теплее всего. Вот только огонь в черной пасти уже давно погас, и из темноты тянуло мартовской стужей. Слезы проложили две сверкающие дорожки на щеках. Слезы прожили свою робкую и короткую жизнь и остались далеким воспоминанием на давно высохших губах.
Дана улыбалась в мельтешении теней от одинокой и почти испустившей дух свечи. «Скоро ее тепло тоже умрет, и оставит меня один на один с драконом».
Серебряные искры сияли вокруг, вздрагивая в такт слабым, еле слышным ударам. Их становилось все больше, и больше. Серебро жило своей жизнью, поднимаясь и расцветая выше и сильнее.
«Так бывает. Тем более, так бывает у таких, как я». Зеркало на стене затянуло фантастическими узорами. Белее белого, нежнее нежного.
За окном метель обнимала распустившиеся почки вербы. Серо-желтая надежда на будущее умирала беззвучно. Белое на черномтакой цвет сегодня будет править балом вокруг в завывании ветра и потрескивании мороза. Люди спасались в темных проемах домов, проклиная внезапную, совсем не весеннюю стужу, отогревали друг друга, протягивали ладони к пламени очагов. Пытались отогреть души крепкими напитками и неуверенными улыбками. Счастливцы.
«Un vieux saule bossu penche sa tête en douce Vers leau du lac enfermée sous la glace»
Откуда это?
«Одна верба круто над землей склонилась, где синее озеро подо льдом укрылось» Кажется, она читала совсем недавно. Красиво.
Дышать стало тяжело, и руки заледенели. Совсем. Сестры-хранительницы метались в безумном танце, пытаясь понять угрозу. Бесполезно. Хотелось только спать. Закрыть глаза и не видеть ни того мира, ни этого.
Сердце билось так гулко, и, кажется, стоило протянуть руку и можно было коснуться сверкающей стены. Стена росла так быстро и так охотно. Дана сотворила это ледяное дитя.
Как же она устала. Устала. Надо было отдохнуть, только голоса мешали. Голоса бились, как стая птиц о стекло. И этот голос сильнее всех. Знакомый голос не давал погрузиться в небесное сияние. Но погрузиться в горечь ей никто не был в силах помешать.
Дана!
Стена вокруг нее затрещала, зашаталась и не выдержала, рассыпалась безобразными бесформенными ледяными глыбами. Холод из окон с лопнувшими разводами ворвался ликующим вихрем, обнимая свою хозяйку сотнями жадных рук. Она не заслужила этот белый танец. Не совершила ничего. Пока. Дракон на груди начал с радостью просыпаться, и пламя, исходящее от амулета, обожгло тысячами раскаленных спиц.
Дар прижал ее к груди, и она услышала, как его сердце билось так же сильно, как и ее. Ее страж.
Издалека доносились встревоженные голоса, заботливые, нежные руки начали снимать заледеневшую одежду, а она все прислушивалась к близким и таким далеким ударам. Ритм стих, и Девона почувствовала, что ее сердце тоже стало биться спокойнее. Он спас ее еще раз.
«Мой страж»
Дана начала согреваться. Теперь она могла позволить себе совсем забыться и разрешить дышать так, что не сможет услышать даже он. Можно было заснуть в его объятиях самым сладким сном из всех возможных.
Вот только кинжал с драконом. Она стискивала рукоять и не могла разжать ладонь, словно примерзшую к рукояти. И все же удержалась на этот раз. Смогла. Не навредила никому. Даже себе.
Глава 8. То, что мы не замечаем. То, что что решает все
Некоторое время посланники молчали, спокойно ожидая пока подадут кофе. В их взглядах Дана не смогла различить даже малейшего интереса. Ей стало немного грустно от того, что никто не обратил внимания ни на картину, ни на портреты у нее за спиной. Никто не обратил внимания на символы, которые украшали ее платье.
Двоица прибыла в сопровождении почти двух десятков охранников, секретарей из посольства республики Карфаген и представителей банка. Вся разноцветная толпа прихлебателей осталась стоять снаружи, расположившись у входа в ее кабинет. Солдат с кривыми мечами и курчавыми бородами вообще не впустили в здание, и они восприняли это очень нервно. Ну и пусть. Иберы из ждущих с удовольствием понаблюдают, как они в своих полу панцирях будут обливаться потом на солнце.
В кабинет она допустила только эту двоицу в сопровождении одного банкира. Того, которому доверяла. Чуть-чуть. В конце концов, именно она представляла здесь административную власть. А эти южане, кем бы они не являлись на самом деле, пришли без предупреждения. И, судя по всему, они не являлись официальными лицами.
Дана внутренне не могла не поаплодировать своему решению. Хотя она только усложнила задачу. Впрочем, сейчас Дана не очень понимала, какова эта задача. И Арнольд не предупредил ее о возможности появления странной двоицы у нее в академии.