Молодой человек, облюбовав массивный валун ярдах в пяти от условного фронтира, третий день подряд восседал на булыжнике, словно на троне, ожидая подзадержавшихся в пути товарищей.
В первый день «вахты» вечно скучающие караульные еще как-то пытались доставать Льва расспросами, но из-за неразговорчивости германца (по документам) это занятие им быстро прискучило, и полицейские, махнув на молчаливого боша рукой, оставили его в покое. А на второй день ожидания (переночевав в городе, Лев с рассветом вновь заявился к посту) сочли его новой достопримечательностью и даже поделились обедом. И только на третий день, после бесконечных (и уже порядком надоевших) пари с самим собой о том, кто же из друзей прибудет первым, тоскливое ожидание наконец-то закончилось.
За ним бежал беспризорный, продолжал скалиться молодой человек, переводя радостный взгляд с капитана, ведущего в поводу понурую, всю в пыли лошадку, на полицейского, пытавшегося что-то втолковать измученному дорогой путнику.
Арсенин, не особо вслушиваясь в сбивчивую скороговорку, устало отмахнулся, но, пройдя пару шагов, видимо, озаренный какой-то идеей, остановился и вернулся к будке. Озадачив караульных длиннющей инструкцией и конкретными указаниями, капитан подтвердил вескость своих слов фунтовой купюрой, презентованной старшему полицейскому, после чего подошел к приплясывающему от нетерпения Троцкому.
Это вы сейчас о ком, юноша? Арсенин, ловко увернувшись от объятий товарища, добродушно улыбнулся. О моем Росинанте, служителе закона или о себе?
Да так, Лев, крепко пожав протянутую руку, решил не утруждаться объяснениями, к слову пришлось. С прибытием, Всеслав Романович! и, переводя разговор на другую тему, полюбопытствовал:
А чего вы там караульным втолковывали, да еще и проспонсировали их?
Про что я сделал? удивленно приподнял бровь капитан, с недоумением глядя на Троцкого.
Ну денежкой одарили сверх положенного, чуть помявшись, промямлил Лев, внутренне досадуя на допущенную оплошность. Въездную пошлину внесли, а потом аж целый фунтэ-э-э подарили.
А-а-а, в этом смысле, протянул Арсенин, скармливая кобыле кусок хлеба. Это я наказ дал, чтоб, когда наша удалая троица появится, их направили в капитан перевел взгляд на Троцкого, где вы остановились, Лев?
Как и договаривались, пожал плечами молодой человек, пожитки оставил и ночевал в «Пеликаньем береге». Вполне себе нормальный отельчик. Не «Хилтон», конечно, но на верных три звезды спокойно тянет
Туда их и отправили, Арсенин машинально закончил начатую фразу и, понимая, что слышит что-то непривычное, озадаченно встрепенулся.
Кто тянет? Куда? капитан, недоуменно почесав в затылке, воззрился на Троцкого. Какие звезды? Определенно, Лев, после вашего самостоятельного вояжа я решительно вас не узнаю. Всего-то на неделю оставил одногои такие перемены? Или вы в госпитале таких манер нахватались? поправляя упряжь, Арсенин кинул на собеседника подозрительный взгляд и вновь почесал затылок. Мало мне ваших, прямо-таки скажем, странных изречений, так теперь еще и хилтон какой-то. В первый раз про такую ночлежку слышу.
Продолжая бурчать вполголоса, Арсенин взмахом руки позвал за собой Троцкого и неторопливо направился к виднеющимся вдалеке приземистым домишкам. Видя, что Лев маячит сбоку, бросил через плечо:
А что, Лев, ключ от нумера
Где деньги лежат? не удержавшись, перебил его Троцкий, состроив донельзя невинную физиономию.
Какие деньги? замер на месте капитан, оторопело уставившись на товарища. Вы что, и деньгами уже разжиться успели? И каков капитал?
А-а-а! Какой там капитал, небрежно махнул рукой Троцкий. Так, мелочишко на молочишко
Я спросилсколько?!
Двести фунтов, Лев, изображая всем видом ангельскую добродетель, невинно захлопал ресницами.
На молочишко, говорите?! Арсенин встал поперек дороги и, уперев руки в бока, гневно уставился на Троцкого. Да на такую мелочишку полгода безбедно жить можно! Или вы сейчас мне всё объясните, с трудом сдерживая накопившееся раздражение, гневно выдохнул капитан, или я В общемлучше не злите.
Да всё в порядке, Всеслав Романович, спеша успокоить командира, затараторил Троцкий, всё честь по чести. Я чту Уголовный Кодекс. Докладываю: вчера на нашем птичьем базаре, тьфу ты, в «Пеликаньем береге» остановились двое купчишек, Лев, вспомнив о давешних постояльцах, презрительно фыркнул. Расфуфыренные такие, презреньем ко всем и вся плещут. Нахально мнили себя непревзойденными мастерами покера. Пришлось им на деле показать, что русский покерон покруче французского будет, и, не понимая, удовлетворили ли его объяснения капитана, добавил:А все выигранные деньги я в общую кассу так и так сдать собирался, вы плохого не думайте
Я и не думаю, протянул Арсенин, задумчиво разглядывая подчиненного, словно увидел его впервые. А вы изменились, Лев. Да-с, изменились. Вспоминаю того робкого вьюноша, каким увидел вас впервые, и прямо скажуповзрослели. Не скажу, что поумнели, с этим еще разбираться надо, но изменения, как говорится, налицо. Ладно. Соловьёв вроде как байками не кормят? Показывайте дорогу к вашему лежбищу, Вергилий. Или всё жеХарон? видя, как вытянулось лицо собеседника на последних словах, Арсенин по-доброму усмехнулся и потрепал Льва по плечу. Не берите дурного в голову, пошутил я. По-шу-тил. Какой же вы, право слово, Харон? Путеводная звездаи никак не меньше.
Гостиница, избранная местом постоя, оказалась на удивление симпатичным и уютным на вид местом. Двухэтажный, в колониальном стиле деревянный домик, выкрашенный в приятный светло-персиковый цвет, с высокими полукруглыми окнами и двускатной крышей, крытой красной черепицей. Притягивая взгляд, над входной дверью разноцветьем красок блистала щегольская вывеска с названием и полудюжиной разномастных пеликанов. Несомненным достоинством являлось и то, что отель размещался в центре города и все интересующие Арсенина объекты находились поблизости. Впрочем, Уолфиш-Бей не отличался внушительными размерами, и здесь до любого места было рукой подать.
Весь первый этаж был отведен под трактир, где хватало места столоваться как постояльцам, так и простым горожанамгостям заведения. Непритязательная, но чистая и добротная обстановка добавляла спокойствия и уюта. Уолфиш-Бей морской город, но, на счастье любителей тишины и покоя, моряки, как правило, гуляли в портовых тавернах и, опасаясь встреч с недружелюбной местной полицией, городские харчевни навещали редко.
Хозяйка, миловидная, улыбчивая брюнетка средних лет, узнав, что прибыл один из соотечественников герра Мюллера (Лев, впервые прочитав в паспорте фамилию, сначала долго матерился, а потом радовался, что, по крайней мере, не Геббельс или чего похуже), приветливо улыбнулась Арсенину и тут же выставила на стол две огромные запотевшие кружки пива. Окинув нового постояльца оценивающим взглядом, хозяйка одарила его многообещающей улыбкой, заверила, что тушёная капуста и вареные сардельки будут готовы через полчаса, и удалилась, игриво покачивая бедрами. Арсенин, услышав про угощение, тоскливо посмотрел в спину женщине и вполголоса пожелал сто якорей в печенку изобретателю рецепта. Тушёную капусту он не любил с детства, да и к пиву особой приязни не испытывал. Глядя на удрученного капитана, Лев с пониманием вздохнул, после чего посочувствовал командиру и призвал того к терпению, простонав, что уже третий вечер так мучается.
На этот раз отвертеться от ужина капитану удалось. Сославшись на усталость с дороги, он от еды отказался. Дабы совсем уж не огорчать хозяйку отсутствием прибыли (хотя лично её в данном случае деньги волновали в последнюю очередь), за неимением в гостинице шнапса Всеслав выпил двойную порцию виски и быстро удалился в комнату, молясь про себя, чтобы столь любимое немцами блюдо не подавалось и к завтраку. Уже поднявшись на второй этаж, капитан взглянул вниз и виновато вздохнул: Лев, подперев голову рукой, уныло смотрел на полнуюкапитанскуюкружку с пивом и на огромное блюдо, источавшее аромат капусты и сарделек.
Глава третья
6 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.