Внутри было темно, пахло нечистотами и смертью. Под ногами что-то тихо похрустывало.
Вши, коротко пояснил сторож. Настя сдержанно взвизгнула.
Убитая лежала в гробу, обмытая и причесанная, одетая в простенькое темное платье. Она была маленькой, хрупкой, с каштановыми, начинающими седеть волосами. Дан внимательно оглядел покрытое морщинками лицо с мелкими чертами. На обеих скулах отчетливо виднелись кровоподтеки. Шею прикрывала полоса ткани. Дан приподнял ее, осмотрел длинную, от уха до уха, рану на горле.
Придется раздевать.
Сторож вышел и вернулся с еще одним пожилым мужчиной. Вдвоем, ничуть не смущаясь, они принялись деловито освобождать покойницу от одежды.
Что ты хочешь тут увидеть? шепотом поинтересовалась Настя. Я тебе и так все расскажу, да и в полицейском протоколе есть результаты осмотра.
Дан пожал плечамион не знал, что ожидает найти, но чувствовал: должен увидеть труп без одежды. Сторожа сняли платье и отступили. Настя, видавшая всякие виды, болезненно передернулась и отвернулась от окоченевшего худенького тела. Дан подошел ближе. Брюшную полость безжалостно вспоролиначиная от середины нижних ребер, вдоль правого бока, в нижней части таза, к левой стороне живота. Рана была неровной. Живот также был прорезан в нескольких местах. На лобке виднелись три колотые раны.
Мэри Энн дошла до последнего фонаря на Брейди-стрит и остановилась. Она прогулялась уже по всем улицам Ист-Эндабезрезультатно. Подумалось, что все же надо идти в «Сковороду». Ее знобило, мокрая одежда неприятно холодила тело. Как бы не заболеть Если в трактире не найдется желающих быстрой любви, может, кто-нибудь хоть угостит джином и она согреется.
Из темного переулка между домами выступил силуэт. Мэри Энн присмотрелась: мужчина.
Развлечься хотите, мистер? привычно выкрикнула она.
Человек бесшумно приближался, ступая мягко, по-кошачьи. Вскоре он оказался рядом, остановился подле женщины, ласково улыбнулся. Взял за руку, повернул туда-сюда, осматривая предлагаемый товар. Мэри Энн не сопротивлялась: она привыкла к подобному обращению. Сейчас он ухватит за грудь, хлопнет по заду, потом решится на покупку.
Но клиент не торопился ощупывать проститутку. Он продолжал смотреть на нее.
Пожалуй, я хочу развлечься, едва слышно шепнул он.
Пальцы на ее запястье сжимались все сильнее, превратились в тиски, причиняя сильную боль. Женщина попыталась вырваться, но человек держал крепко. Тогда она скосила глаза, взглянула на него и застонала от ужаса. Когда казалось, спасения уже не будет, эти железные пальцы переломят ей кость, человек наконец отпустил ее, прошептал:
Беги
И она побежала в сторону Бакс-роу, звериным инстинктом выбрав самую темную улицу, надеясь затеряться, спрятаться во мраке. Задыхалась от невыразимого страха. Сил кричать не было. В непроглядной черноте Бакс-роу раздавалось только ее хриплое дыхание и топот ботинок по мокрым камням мостовой.
Из-за паники она не слышала ничего. Не услышала и шагов преследователя. Он налетел из темноты, сбил с ног, повалил на мостовую. Смеясь, задрал на ней юбку. Она лежала не шевелясь. Знала: если закричит, человек пустит в ход то, что сжимает в левой руке. Пусть он сделает свое дело и уходит, пусть. От нее не убудет.
Мэри Энн почувствовала, как с нее стягивают панталоны. Ничего, не впервой. Иногда приходилось уступать самым буйным клиентам бесплатножизнь дороже.
Она попыталась расслабиться, принять его в себя, может, даже изобразить удовольствие, лишь бы он не злился. Но он медлилона физически ощущала голым телом его острый как нож взгляд. Человек застонал, в этом звуке были похоть, дикое желание, звериное возбуждение и ненависть.
Острая боль пронзила лобок, потом еще раз, ещетеплое потекло по бедрам и ногам, капало с тихим звуком на мостовую. Он захрипел, учуяв запах крови, дикий зверь, городской хищник.
Тогда она издала наконец слабый крик о помощи, но на лицо опустилась тяжелая рука. Твердые пальцы с силой сжали щеки, давя звук в зародыше. Мэри Энн молча заплакала. Острое, беспощадное вошло между ног, кромсая нежную плоть внутри, разрывая и вырезая то, что делало ее женщиной. Лезвие ходило взад-вперед. Убийца навалился на нее, в такт движениям руки подергиваясь всем телом, издали их можно было принять за любовников. Мэри Энн потеряла сознание от боли, мужчина коротко вскрикнул и упал на нее, извиваясь в конвульсиях наслаждения.
Потом он еще долго трудился над неподвижным телом. С удовольствием истинного художника, сумевшего воплотить прекрасный замысел, резал грудь и лобок. Вогнал инструмент в брюшину. Слой жира на животе с трудом подавался под лезвием. Пришлось резать по мясницки, в несколько приемов.
Наконец все было кончено. Живая игрушка, сколь ненавистная, столь и восхитительная, превратилась в неподвижную груду искромсанной плоти. В окровавленный кусок мяса. Он почувствовал легкое сожалениене из-за ее смерти, конечно. Из-за того, что любимая работа была окончена. Такое разочарование и опустошение ощущает писатель, поставивший последнюю точку в романе, которому посвятил много времени. Вздохнув, он почти любовно погладил шею проститутки и одним движением перерезал ей горло от уха до уха.
Дан долго смотрел на вспоротую брюшину трупа. Аккуратные края раны, настолько ровные, будто резали тонким скальпелем или лазером, несмотря на то что это сделано в несколько приемов. Но это не скальпель, слишком глубоко вспорота плоть. Нож с тонким лезвием? Дан приподнял край отрезанной фартуком брюшины, достал из кармана лупу, всмотрелся, толком не понимая, что ищет. На грязно-желтоватом слое жира он заметил крошечные черные точки. Из другого кармана вынул пинцет, осторожно взял одну из них. Это был короткий толстый волосок. А вернее, щетина с чьего-то подбородка.
Она убита опасной бритвой, уверенно сказал Дан. До этого полиция искала хирурга или мясника. А возможно, надо было искать парикмахера.
Настя
Вдвоем они с Даном отправились в ближайший полицейский дом дивизиона J. В приземистом кирпичном здании Дан предъявил бумагу от комиссара Уоррена и прошел в инспекторскую, где изложил свои догадки. Сейчас же в Скотленд-Ярд был отправлен констебль с донесением.
А мы теперь куда? спросила Настя.
Пройдемся по местным парикмахерским. Мне давно уже пора побриться.
Парикмахерские Ист-Энда представляли собой замызганные комнатенки на первых этажах домов. Здесь даже не имелось зеркалтакая роскошь была не по карману местным куаферам. Клиент, усаживаясь в кресло, не мог наблюдать за тем, что происходит с его волосами и щетиной. Но, кажется, это никого не смущало.
Сюда ходили только мужчиныженщинам стричься не полагалось, поэтому Настю везде встречали недоверчиво-удивленными взглядами. Мало того, что не место ей было среди мужчин, еще и вид ее говорил о достатке более высоком, чем у местных жителей. Однако делать нечего, Настя старательно изображала даму, которая сопровождает супруга.
Хозяин первого заведения был настолько стареньким и хилым, что едва держал в руках бритву. Дан заглянул к нему и тут же вышел. Покачал головой:
Не может быть. У него сил не хватит человека прирезать.
Второй парикмахер, молодой и улыбчивый, был занят: в кресле перед ним сидел здоровенный возчик с намыленным лицом. Дан немного понаблюдал, как парень скребет его щеки бритвой, и предпочел удалиться.
Что, не рискнул? усмехнулась Настя. У него бритва туповата. Обратил внимание? Несмотря на пену, аж скрежет стоит.
Дело не в этом. Он правша. Не наш клиент.
Оставалась всего одна парикмахерскаяв таком большом районе было всего три брадобрея. Местные жители не особенно заботились о своем внешнем виде, у большинства на это не имелось денег. Поэтому одни носили бороды, другие стриглись и брились дома.
Чтобы попасть в последнее заведение, потребовалось пройти через узкий переулок, свернуть в вонючую темную подворотню. Дан потянул на себя обшарпанную дверь, они вошли и оказались в обшарпанной крошечной комнатке, слишком убогой даже для Ист-Энда. Хозяин парикмахерской, огромный, широкоплечий и редкостно лохматый, казалось, занимал половину этой каморки.
Стричшься, бричшься? спросил он со странным акцентом.