Я еще не все сказал, вздохнул Сенкевич. В процессе перемещения наши личности постепенно стираются и слабеют. Становится все труднее контролировать «объект», он вытесняет чуждое сознание. Еще пара путешествийи мы просто растворимся. Видите, я уже не могу справиться с этим у у Уотсоном. Так что предлагаю остаться здесь и больше никуда не перемещаться. Вполне цивилизованная эпоха, у нас хорошее материальное положение
О, спасибо! подскочив с места, взвилась Настя. Этой бабе тридцать семь, между прочим!
Ты выглядишь моложе, поспешно заверил Сенкевич.
А мне двадцать девять! Ни о чем не говорит? Благодаря тебе я теряю восемь лет!
Но, судя по книгам Конан Дойла, миссис Хадсон прожила долгую жизнь
Долгую старость она прожила! ярилась Настя. Восемь лет молодости кто мне вернет? А Данилка? Посмотри на него! Наркоман в ломке! Мне на фига такой мужик, не скажешь? Да он, наверное, в постели ни на что не способен!
Я могу чем-то помочь? растерялся Сенкевич.
Настя побагровела, вытаращила глаза и некоторое время разевала рот, пытаясь найти достойные слова в ответ на такое хамство. Потом сделала глубокий вдох, выдохнула, справилась с собой и, поджав губы, спокойно ответила:
Безусловно можешь. Найди способ вернуть нас домой. Это все, чего я требую.
Она посмотрела в тарелку. Еда выглядела и пахла неаппетитно. Картошка была пересушена, рыба, кажется, наоборотнедожарена.
Как же паскудно я готовлю! еще больше разозлилась Настя. Сэр Генри, ко мне!
Сенкевич поежился, Дан удивленно воззрился на подругу: он был уверен, что в доме нет никакого сэра Генри. Но даже если бы был, с чего девушка звала его так фамильярно?
Сэр Генри Баскервиль! повысила голос Настя. Извольте подойти!
В глубине квартиры раздался тяжелый вздох, следомшаги, сопровождаемые странным поцокиванием. Вскоре в столовую вплыла огромная собака черно-тигрового окраса, величиной с теленка. Мощные лапы уверенно попирали паркет. У пса было широкое тело и большая тяжелая голова с брыластой мордой, которой складки шкуры придавали недовольно-брюзгливое выражение. Животное окружала слабая, едва заметная дымкаскорее всего, подумалось Дану, это из-за ломки в глазах все расплывается.
Ну и чудище, пробормотал он. На слонов с таким охотиться, что ли?
Это все, что вы замечаете? удивился Сенкевич. Где ваша гениальная наблюдательность?
Дан присмотрелся. То, что сначала показалось ему дефектом собственного, одурманенного наркотиками, зрения, было нежным свечением. Казалось, каждая шерстинка собаки испускала тоненький, едва заметный лучик. Пес моргнул и уставился прямо на Дана: в глазах его зажглись два зеленых огня, как будто кто-то установил в глазницах электрические лампочки.
Это еще что за хрень? потрясенно выговорил Дан.
Очень эффектно смотрится в темноте.
Сенкевич подошел к шторам, задернулкомната погрузилась в полумрак. Собака будто парила в нем мерцающим пятном, из которого били два зеленых луча.
Соседи были весьма смущены, когда вы поселили Сэра Генри в квартире. Особенно чувствовалось их напряжение, если вас встречали во время вечерних прогулок.
Сенкевич открыл шторы.
А зачем я его поселил?
Ему, как и Бэрримору, некуда было деваться. Пес непонятным образом появился на Бейкер-стрит после пожара в Баскервиль-холле. Сидел у двери. Вы сначала хотели пристрелить его, потом передумали и приютили, назвали в честь погибшего сэра Генри. Сказали, будете изучать феномен свечения. Но потом мы все привыкли, привязались, стали считать домашним любимцем.
Какой-то инфернальный любимец, усмехнулся Дан.
Он добрый, вступилась Настя. Даром что народ до инфаркта доводил. Но он же не виноват Иди сюда, Генричка.
Девушка подсунула собаке тарелку с ужином. Сэр Генри меланхолично понюхал еду, раскрыл невероятных размеров пасть, мельком показав длинные белоснежные клыки, и в один глоток уничтожил и рыбу, и картошку.
Сколько ж он жрет и чем мы его кормим? охнул Дан.
Счета от мясника заметно увеличились, кивнула Настя. Хотя для сэра Генри закупаются всего лишь обрезки.
А еще мы две недели отгоняли от дома газетчиков, пожаловался Сенкевич. Но несмотря на все наши старания, в «Таймс» несколько дней появлялись статьи о собаке-призраке. И соседи пожаловались в полицию. На пса приходил посмотреть инспектор Джонс. Его тоже очень смущало свечение. Но мы пояснили: в этом нет ничего сверхъестественного, собаку кормили мясом с высоким содержанием фосфора, поэтому она и сияет в темноте.
И в это кто-то поверил?! ужаснулся Дан. Да пес бы издох через пару дней. А мясо такое где взять?
Сенкевич развел руками:
Полицейские Неужели вы так ничего и не вспомнили?
О Баскервиль-холле почти ничего, кроме того, что отправил туда Уотсона. Но сознание Холмса проснулось, когда
Ты принял морфий, обдолбыш?! С Сенкевича слетел весь джентльменский лоск.
Наконец-то вышел из образа, буркнула Настя. Но он прав, Данилка, это не дело.
А что мне оставалось? Ломка, встать не могу, Холмс не отвечает. Как бы я тебя вытащил без этого?
Ну ладно, смилостивился Сенкевич. Но в последний раз, дорогой друг. Как доктор
Ты не доктор. Настя презрительно скривилась.
Я обладаю памятью и знаниями врача, не согласился Сенкевич. А значит, имею полное право так себя называть. Как доктор я диагностировал у вас классический случай частичной амнезии. Наше расследование в Баскервиль-холле закончилось грандиозным пожаром. Я обнаружил вас, дорогой друг, с разбитой головой, неподалеку от пепелища. Вы были без сознания, а когда пришли в себявыяснилось, что ничего не помните о последних событиях.
Только о последних?
Именно. Вы помнили, кто вы, и сохранили свои замечательные дедуктивные способности. Но увы, все, что было связано с Баскервиль-холлом, стерлось из вашей памяти. Это ужасно угнетало вас, потому вы и ударились во все тяжкие. Пытались вернуть утраченную память с помощью наркотиков, но приобрели только проблемы со здоровьем.
А что там было, кстати? Как я понимаю, события в этой реальности отличаются от версии Конан Дойла.
Сенкевич запнулся, лицо его приняло озадаченное выражение, отчего сделалось глуповатым. Он немного помолчал, потом произнес:
Нихе нихре никакого овоща семейства крестоцветных не понимаю. В памяти Уотсона тоже не находится нужных сведений. Я вижу пожар, вашу травму, а вот что к ней привело Нет. Он обернулся к Насте. А вы, милая леди?
Девушка издевательски фыркнула:
Плохо забывать, когда ничего не знаешь. Откуда у меня информация? Я всего-навсего домохозяйка, мое делопростыни и квартплата. Вы не посвящали меня в свои дела.
М-да Творится какая-то ху ху хулиганская выходка памяти доктора Уотсона! выкрутился Сенкевич. Такое чувство, что у него тоже частичная амнезия. Ничего, надеюсь, справлюсь со временем. И кстати, мне нужно немного поработать в лаборатории. А в девять меня ждут у пациента.
Он вышел. Сэр Генри гавкнул ему вслед. Звук был гулкий, словно из бочки.
Сенкевич
Лаборатория доктора Уотсона располагалась в подвале дома. Вход в нее перегораживала надежная дубовая дверь с множеством сложных замков. Сенкевич отпер ее, вошел, нажал на выключатель. Комнату залил тусклый мертвенный свет.
Обстановка скорее подходила обиталищу средневекового алхимика или берлоге ведьмы. Чего здесь только не было! В центре лаборатории стоял большой хирургический стол, на котором лежало что-то, покрытое тканью. Под белым полотном угадывались очертания человеческого тела. В изножье стола находилась динамо-машина. По стенам висели многочисленные полки с пробирками, колбами, книгами и большими банками, в которых застыли заспиртованные уродцы: двухголовые новорожденные щенки, котята с шестью лапами, кисти четырехпалых рук, венцом коллекции были несколько скрюченных эмбрионов. Последние выглядели особенно отталкивающе: один в чешуе, другой покрыт шерстью, остальные носили печать такого уродства, что в них с трудом угадывались человеческие детеныши.
В углу притулился большой деревянный ларь. Сенкевич откинул крышкуповеяло холодом. Ящик был доверху наполнен льдом, из которого торчали отрубленные, посиневшие части человеческих тел. Немного полюбовавшись на собрание останков, Сенкевич закрыл ларь. Здесь его ничто не шокировало, благодаря памяти Уотсона он знал все и понимал: это предназначается для медицинских экспериментов. Нельзя сказать, что ему это очень уж нравилосьСенкевич не любил медицину, биологию, предпочитал чистую мистику и эзотерические практики. Но и доктор был им не чужд, что подтверждал стоявший неподалеку столик для спиритических сеансов.