Ситуацию подогревали не только слухи об осаде, крестоносцы то приближались к Иерусалиму, то отходили, преследуемые малыми отрядами конных лучников, так что до самой весны, продолжались эти карусели, нервировавшие людей, но в тоже время позволяя мне покупать то, что в обычное время мне бы никто не продал. Да что там говорить, узнав, что я покупаю священные христианские реликвии, а также неоднократно посещал самого Салах ад-Дина, ко мне однажды обратился слуга эмира, местного мэра Иерусалима, встретившись с которым, я был поражён его предложением. Мы сначала традиционно поговорили о пустяках, затем он огорошил меня, наклоняясь к уху, предложив продать кусочек Священного древа, а именно того, что хранилось в храме рядом с Гробом Господнем.
На мой резонный вопрос.
А если заметят?
Он признался, что конечно такая возможность есть, но сейчас, в преддверии осады, как раз такой шанс, что на это точно никто не обратит внимания, поскольку город закрыт, посторонних в нём крайне мало, а вот поправить своё финансовое состояние он был очень даже не против.
Цена?я сделал вид, что задумался.
Пятьсот динариев за одну фалангу мизинца,озвучил он, явно не зная сколько попросить за такой сувенир.
Уважаемый, это конечно Животворящий крест, но не часть Иисуса,возмутился я.
Но эта реликвия уникальна!вполне резонно заметил он.
Никто не спорит с этим,согласился я,но, во-первых, это не единственная часть, есть еще один большой кусок в Константинополе и за такую цену мне проще будет договориться там, а во-вторых, я покупаю совсем уж маленькие части. Что такое одна фаланга? Пустяк из которой даже крестика не вырезать толком.
Он задумался и снизил цену, я со своей стороны тоже, а затем целый час мы ожесточённо торговались за каждый грамм золота, наконец придя к взаимному соглашению. Причём я не показывал этого, но больше доволен был сделкой конечно я, поэтому чтобы укрепить дружбу с эмиром, после заключения сделки и личного отрезания условленной части дерева ночью в Храме, я послал ему дорогие подарки в виде пары коней и кольчуги, обошедшихся мне в весьма приличные деньги. Но с подобными людьми стоило дружить, это я знал точно.
Удивлённый и довольный подарками, он стал часто приглашать меня отобедать с ним, что я конечно же и делал, при каждом посещении преподнося дорогие подарки, закрепляя нашу «дружбу». А это позволяло мне некие вольности, поскольку стража города, постоянно видя меня в его доме, стала лояльнее относиться к моим перемещениям. Встречая в его доме разных людей, я очень быстро превратился в узких кругах местной знати, в маленькую знаменитость. Только для уважаемых людей я переводил документы на те языки, которыми владел. Писал на латыни, если арабским купцам нужно было вести дела с церковью, причём делал это абсолютно бесплатно и только для действительно уважаемых людей. Статус которых предварительно обязательно уточнял у своего знакомого эмира.
Связи, близкие знакомства и посещения домов, в которых обычному человеку и тем более чужеземцу путь был заказан, теперь широко распахнули для меня свои двери. Я легко мог найти учителя, хоть по математике, хоть по арабской или древне арабской письменности, поскольку местная элита, также бесплатно делилась своими учителями, которых нанимала для обучения своих отпрысков. А качество их подготовки было выше всяких похвал, для этого времени.
Математика, геометрия, письменность, астрономия, медицина, куча других предметов, которые я прихватывал просто потому, что хотелось знать больше, всё это моментально укладывалось в голове, вызывая безмерное удивление учителей. То, на что другим нужны были годы, я усваивал за недели. Которые, кстати, медленно, но верно потекли, перелистывая листы календаря. Так прошли декабрь, январь, февраль, март и апрель, пока, однажды придя домой с занятий, я не застал там дядю Джованни.
Глава 19
23 апреля 1192 года от Р.Х., Иерусалим
Витале!поднявшись со стула, он бросился меня обнимать. Я с радостью обнял его в ответ, видеть, родное лицо было и впрямь очень приятно.
Как вырос! Загорел! Стал словно сарацин,он щупал меня, словно пытался обнаружить рога или копыта, на что я хмыкал и ускользал от его пальцев.
Я едва сошёл с корабля в Акре, как мне купцы уши прожужжали о тебе. Что живёт себе один венецианец-христианин в Иерусалиме, прямо под боком у врагов и в ус себе не дует. Ты скоро легендарной личностью тут станешь.
Ой да ладно,отмахнулся я от него,придумают тоже. Город просто закрыт для посещений чужеземцами, пока рядом крутятся крестоносцы, а я сюда прибыл до его закрытия, так что ничего в этом нет особого или выдающегося.
Однако при этом из города выгнали всех чужеземных купцов до единого, остался один ты!заметил он,это и вызывает много вопросов и пересудов. Чуть ли не в сговоре с врагом подозревают, как иначе это ещё объяснить?
Ну просто, рассказывай всем, что король-крестоносец Ричард, отнял у бедного христианского торговца последнее вино, которое тот вёз на продажу и тот, от бедности, не смог выехать из города сарацинов, побираясь нищим по городу и доедая еду за собаками.
Дядя обвёл взглядом роскошный дом, в котором я жил.
Как-то это слабо похоже на нищету.
Ты главное расскажи, тем более, что вино у нас он действительно отнял на глазах у всех,заметил я, надеясь насолить Ричарду за его прошлое поведение.
Хорошо, по возвращении обязательно пущу слухи,он поднялся,ладно, я привёз тебе денег, на дальнейшее нищенское существование, поэтому будь добр забери его у ворот со своей охраной. Меня одного и безоружного впустили в город ровно на пару часов, только чтобы с тобой увидеться. Как это вообще возможно? Стража услышав мою фамилию разрешила встречу, хотя никого ранее вообще не впускала в город.
Эмир, правитель города, мой друг,улыбнулся я,идём, нельзя нарушать обещания, не поймут.
К воротам, забрав золото и проводив дядю, мне пришлось позже вернуться, принеся и незаметно вручить начальнику сегодняшнего караула два мешочка серебра, один побольше, второй поменьше с тихой фразой.
Один такому доблестному воину, как вы, второй для ребят у ворот. Какой отдавать, такой опытный воин, думаю без сомнений определит сам.
Лицо того сразу расплылось благожелательной улыбкой, он кивнул, и я не удивился, когда в кошель на его поясе отправился мешочек побольше. Вторым же, он пошёл делиться с солдатами, несущими службу.
Для меня всё это было уникально тем, что если бы я был чужаком в городе и не другом уважаемых людей, то никакие деньги не помогли бы мне, у меня бы их просто никто не взял. А вот так, зная кто я, в каких кругах общаюсь, начальник стражи даже не колеблясь взял взятку. Вот такой он, этот Восток. Поняв нехитрые правила поведения, я стал чувствовать их, добиваясь таких целей, которые не могли достигнуть чужаки, не знавшие в совершенстве языка и обычаев. Меня же признали почти своим, тем более, когда я однажды на привычном обеде, показал эмиру грамоту, подписанную самим султаном. Правитель города едва куском баранины не подавился, когда её увидел. Боясь притронуться к тонкой коже руками, он с почтением и восхищением прочитал документ, а через пару дней, ко мне посыпались приглашения от всей знати города, которая раньше старательно обходила меня стороной. Так что подарку Салах ад-Дина я был благодарен хотя бы за то, что он открыл мне многие до этого закрытые двери, чем я конечно, без колебаний воспользовался.
Дядя в течении следующих месяцев, когда крестоносцы уже полностью отошли от Иерусалима и направились на помощь городу Яффу, который обманным манёвром попытался захватить Салах ад-Дин, навещал меня ещё несколько раз, принося новости из Аркы. А были они весьма неутешительны для главы крестоносцев. Дядя Джованнии вместо отбытия обратно в Венецию, массово заключал договора на отправку в Европу отрядов рыцарей, чей дух был полностью подавлен неудачным походом, и судя, по его словам, далеко не он один этим занимался. Похоже с каждым следующем месяцем у Ричарда оставалось всё меньше войск. На это к тому же накладывались другие плохие новости, причём из его родной Англии, где король Франции Филипп II Август сговаривался с братом Ричарда Иоанном Безземельным, что поддержит того, если он в отсутствии брата заявит свои права на престол. Так что всё происходящее наверняка не могло не подстёгивать Ричарда Львиное Сердце беспокоиться о своём престоле и короне.