А кто там в четвёртом уровне? спросил детский голос.
Убийцы без отягчающих, ответил взрослый голос. Ну и другие всякие такие.
Значит, охотники. Усталые охотники. У некоторых головы мерно покачивались в такт поворотам и торможениям-ускорениям. Другие, всё ещё возбуждённые, обсуждали охоту и рассказывали друг другу что-то. Что? Хитрости ночного скрадывания и особенности стрельбы по разумным целям? Мне стало жутковато.
На миг мои глаза встретились с пристальным взглядом юного охотника. Длинноволосый парень, слишком молодой для разрешения на охоту (но всё можно устроить даже в этом мире или тут другие правила?), криво усмехнулся и толкнул локтём дремлющего рядом на скамье приятеля, что-то говоря ему. Тот даже не поднял головы, отмахнувшись слабым движением руки. Я медленно повела глазами по глайдеру.
Судя по регистрационному номеру, машина принадлежит кому-то важному, сказал кто-то из беседующих за моей спиной. Получить разрешение передвигаться личным транспортом да с охотниками по старому центру города? Невероятно!
Меня охватило неприятное чувство, хорошее настроение улетучилось. Значит, в этом мире нормальнейшая вещь на светегруппка таких вот охотников? Но я никак не могла согласиться с тем, что стрелять в людей, пусть бесправных преступников, это охота.
Один из коллег сына по работе «загремел» в Катакомбы, аж на четвёртый уровень, негромко рассказывал голос за моей спиной. Вроде бы обычный дядечка, разговаривали с ним даже как-то о спорте и политике. И вдруг что-то его с ума свело, перемкнуло: притащил на работу дробовик. Как-то пронёс его мимо охранников, поехал на верхний этаж и вдребезги разнёс кабинет шефа по информации. К счастью, жертв не было. Но никто ничего не понимал: такой он всегда спокойный и вежливый. Сын потом видел мешки с обломками и мусором, которые спускали грузовым лифтом.
А дядечка?
Через два дня его «слили» в Катакомбы, показывали в новостях. Жалко человека, может, нервы сдали?
Автобус затормозил у остановки, высадил разговорчивых стариков с маленьким мальчиком. Я торопливо щёлкнула по единорогу на браслете.
Балкон. Квартира. Сёма похрапывает.
Иду к кровати, сворачиваюсь на ней калачиком и проваливаюсь в сон.
* * *
Утром я проснулась поздно и с тяжёлой головой. На тумбочке возле кровати увидела листок бумаги: «Спасибо. Извини, если что не так. Семён».
Я лениво бродила по квартире, чистила зубы, жарила яичницу на завтраки всё время думала-гадала: что же со мной было? Чудилось? Снилось? Нервы ни к чёрту? Воображение разыгралось? А саму, как магнитом, тянуло на балкон. Но страшновато было туда даже дверь открыть. Вот дожилась!
Чтобы доказать себе, что я не дурочка-трусиха, пришлось сделать усилие и перешагнуть порожек из квартиры. Ничего не произошлобалкон как балкон. Лев и единорог на месте.
Нет, не удержусь!
Я протянула руку и щёлкнула льва. И снова оказалась верхом на лошади в караване людей и повозок. Но это был уже другой караван, не вчерашний. Даже лошадь моя была другая: не молодая пегая, а старая и толстая гнедая кобыла. А вот одежда и всё снаряжение то же самое, вплоть до двух дорожных сумок, притороченных к седлу. Ну, и куда мы едем?
А, вспомнила, в Аркадию! Но кто я в этом мире?
Тут опять вспомнила, что в прошлый раз единственный человек, который разговаривал со мной здесь, делал это очень вежливо. Значит, я здесь что-то значу? Яважная особа несмотря на то, что и одежда моя, и лошадь красотой не блещут?
Не успела я додуматься до чего-нибудь ещё, как раздались лихие гики-крики, и на караван напали разбойники. Сделали они это очень оперативногромко закричали из зарослей вокруг дороги:
Руки за голову! Оружие не трогать! Из-за одного непокорного перестреляем всех!
Кое-кто из моих спутников даже зубами заскрипел от ярости. Но разбойники дали одновременный залп в воздух, чтобы показать, что их много, и путешественники смирились. Тем более, что из зарослей закричали:
Заберём не всё, на жизнь оставим! И жизнь оставим, и насильничать не будем! Только без фокусов, господа хорошие!
Потом часть разбойников выскочила на дорогу, и начался, как говорится, грабёж среди бела дня. Мне тоже приказали сойти с лошади. Затем усатый здоровяк с золотым зубом в улыбке приглашающим жестом указал мне на ближайшие кусты. Наверное у меня был очень испуганный вид, потому что усач поклонился и сказал:
Не бойтесь, милостивая сударыня, ничего плохого мы вам не сделаем. Просто посмотрим, не зашиты ли в вашем корсете драгоценности.
Я не знала, есть ли на мне корсет, совсем его не чувствовала. Но раздеваться перед чужаками мне было, конечно, легче, чем здешним женщинам. Они же не ходили в шортах по городу и в купальнике на пляже, поэтому буквально падали в обморок от стыда. Да и не собиралась я раздеваться, вполне могла щёлкнуть льва на перчатке и вернуться домой. Хотя это вызовет подозрения, и если я опять захочу сюда попасть
Делать выбор мне не пришлось. Усач жестом остановил меня и вдруг начал присматриваться к сбруе моей лошади и к сумке. Я проследила за его взглядом и поняла, что разглядывает он гербы, точнее один герб, изображениями которого были щедро украшены мои вещи.
Ну и дела, сказал усач. Это же герб Шеров! Но насколько я знаю, из них оставались на нашем благословенном свете только многоуважаемая сестра покойного Августа Шера, два его сына и супруга. Так вы, милостивая сударыня, госпожа Шер? Ну и дела!
Говорил этот человек не как разбойник. Может, он был человеком образованным или знатным и воспитанным, но почему-то подавшимся в разбойники? Усач обернулся к своим сообщникам, сказал: «Не трогайте её, я сейчас», и скрылся в зарослях. Я решила, что он пошёл доложить обо мне главарю шайки.
Теперь я знала, за кого меня принимают: то ли за сестру, то ли за жену дворянина Августа Шера. Но это меня совсем не обрадовало. Ну, хорошо, усач признал во мне госпожу Шер по гербу. А если я встречу людей, которые её лично знают? Которые знают обеих дам? Не очень-то приятно оказаться в роли самозванки! Да что далеко ходить за неприятностями: хотя Август Шер умер, но остаются два сына, а я очень сомневаюсь, что они кинутся ко мне на шею, радостно крича: «Вот и мамочка приехала!» или «Дорогая тётя!»
Ну, ладно, не буду дрожать заранее. Как говорят: «Смелый умирает один раз, а трустысячу».
Тем временем усач вернулся и что-то тихо сказал остальным разбойникам. Меня и мою лошадь отвели в сторону от других, на обочину дороги. Через несколько минут ко мне присоединился юноша в богатой одежде и со шпагой на поясе.
Нам с вами повезло, тихо сказал он. Я тоже удивлён, что имя моего отца вызвало уважительное отношение этих грабителей. Впрочем, кое-кто из них, как мне кажется, благородной крови. Что делает с людьми жизнь!
После этого философского вывода он замолчал, уселся под деревом, надвинул на лицо шляпу и заснул. Я же стала прогуливаться вдоль дороги, путаясь в длинных юбках и ожидая, когда разбойники ограбят наших спутников, и мы сможем продолжать путь. Сначала от нечего делать я рассматривала окружающую растительность и с удивлением убедилась, что деревья выглядят, как деревья, кусты, как кусты, а трава не отличается от той травы, которую я видела в своём мире. Я даже узнала липы, дубы и орешник, в траве заметила вполне обычный мухомор.
Но потом мне пришло в голову, что знание или незнание местной растительности не так важно, как выяснение, кто же такая госпожа Шер? Или две госпожи. Когда-нибудь мы приедем в Аркадию, но где они живут в этой Аркадии? Или не в Аркадии?
Слова усача о драгоценностях в корсете натолкнули меня на мысль, не спрятано ли что-нибудь у меня в одежде. Я тихонько зашла за куст орешника и стала изучать кафтан, платье и прочее. В кафтане оказался карман, в нём нашлись горсть монет, какой-то стеклянный пузырёк с розоватыми кристаллами, два надушенных носовых платка с вышитым гербом Шеров и серебряные часы-луковица. Но вот под платьем обнаружилась нижняя юбка и в ней два кармана, застёгнутых на стеклянные пуговицы. Там и лежали бумаги госпожи Шер, урождённой Франсуазы де Нис, супркги господина Августа Шера. Я наскоро их просмотрела.
Особенно мне помогли письма. Из них я узнала, где в городе Аркадия, столице королевства Богемии, есть дом Шеров. Там же, в Аркадии, живёт банкир, на которого выданы заёмные письма. В разных местах Богемии живут дальние родственники Франсуазы. А ещё я узнала, как зовут сестру Шера, его сыновей, его слуг, и что госпожа Шер после смерти мужа четыре года назад уехала за море. И ещё множество сведений. До дорожных сумок у меня руки не дошли, да и неразумно было открывать их перед всеми, не зная, что в них находится. Пока решила всю дорогу повторять и запоминать то, что узнала. Знаниясила. Теперь меня могла выдать внешность. Узнать бы, как выглядит Франсуаза, можно было бы загримироваться. За четыре года человек может серьёзно измениться.