Он сдал материалы в Академию, а там их отдали на проверку САПИЕНСу [20]
Но расчеты, представленные Андреем, настолько сложны и парадоксальны, что САПИЕНС бьется над ними уже сутки и не может ни опровергнуть их, ни подтвердить их правильность. А ведь обычно САПИЕНС уже через несколько минут решает, прав или не прав Исследователь.
— Я хоть не электронный САПИЕНС, а простой гомо сапиенс, но и я могу предвидеть результат, — пошутил я. — Опять будет неудача.
Нина промолчала, сделав вид, что погружена в чтение материала для «Антологии».
— Мне не очень нравится твой подбор авторов, — сказала вдруг она. — Ты обедняешь Двадцатый век. Он был сложнее, чем ты думаешь. Так мне кажется.
— Меня удивляет твое замечание! — сказал я. — Не забудь, что «Антологию» составляю я, а ты только моя Техническая Помощница.
Этот выпад Нины против моей работы так расстроил меня, что в тот вечер я долго не мог уснуть. Уснул я только в два часа ночи, а в три часа был разбужен мыслесигналом Андрея.
— Что случилось? — спросил я. — Нужна помощь? Сейчас выхожу.
— Помощи не нужно, — гласила мыслеграмма Андрея. — Поздравь меня. Три минуты тому назад САПИЕНС подтвердил правильность моей формулы.
— Поздравляю, рад за тебя, — ответил я. — Все?
— Все. Мыслепередача окончена.
Я был очень рад, что Андрею наконец-то повезло. Правда, меня несколько удивило, что он не сообщил мне это известие каким-либо другим способом. Ведь в наше время к мыслеграмме прибегали только в случае крайней необходимости. Только много позднее я понял, какие огромные перемены в наш мир внесло открытие Андрея.
11. АНТРОПОС ПРЕДСКАЗЫВАЕТ…
На следующее утро, когда я работал над своей «Антологией», ко мне опять пришла Нина. Прямо с порога она мне сообщила новости:
— Ты не представляешь, что у Андрея в Академии творится! Туда спешно прилетел Глава Всемирной Академии Наук, прибыла целая делегация от Института Космонавтики! Андрею и андреевцам выделяют специальный институт, лаборатории, им дают право набирать любое количество помощников. Андрей…
— Ты уже успела побывать у него? — спросил я.
— Да, — ответила она. — А что?
— Так, ничего. Я спросил просто так.
— Можно подумать, что ты не рад успеху своего друга! — сказала Нина.
— Я очень рад его успеху, — ответил я. — Но меня несколько беспокоит эта обстановка сенсации, которая создается вокруг Андрея. Можно подумать, что мы вернулись в Двадцатый век.
— В нашем веке тоже возможны великие открытия, — возразила Нина.
Я не стал с ней спорить, зная, что это бесполезно. Вместо этого я напомнил ей, что начинаются каникулы, и предложил отправиться вместе на Гавайские острова.
— Нет, это лето я хочу провести в Ленинграде, — ответила Нина.
— Что ж, вольному воля, спасенному рай, — отпарировал я старинной поговоркой. — Сейчас я пойду в Бюро Отпускных Маршрутов.
— Я тебя провожу, — сказала Нина. Она, видимо, хотела хоть чем-то загладить резкость своего отказа.
Мы вышли на улицу. Когда мы проходили мимо станции метро, я обратил Нинино внимание на солидно-скромную медную дощечку с надписью АНТРОПОС[21] .
— Давай узнаем свое будущее, — предложил я. — Ты никогда не была в гостях у АНТРОПОСа?
— Нет, не была, — ответила Нина. — Пойдем, если хочешь.
Мы спустились в метро, но не стали садиться в поезд, а пошли вниз, в сторону от платформы, по наклонному коридору. АНТРОПОС помещался значительно ниже уровня тоннелей метро. Это был агрегат настолько точный и чувствительный, что мог работать только глубоко в земле, где отсутствуют колебания почвы и всегда царит единая ровная температура.
Мы долго шли по наклонному коридору. Затем перед нами, беззвучно уйдя в стену, раскрылась дверь и столь же беззвучно закрылась за вами.