Мистер Эштон, меня зовут Артур Хейлем. Я ваш лечащий врач. Если вы меня сл
Да, я слышу вас обоих. Я в порядке, кажется Если не считать этой дикой головной боли,вполголоса заговорил Даррел, прервав речь доктора. Мне бы стакан воды. Я так понимаю, что я снова отключился. На сколько в этот раз?
Тридцать семь часов,избегая лишней информации, проговорил доктор, внимательно взглянув на свои наручные часы. Меньше, чем в прошлый раз.
От этого как-то не легче, если учесть, что мы уже, как я вижу, не дома, а в больнице, отвечая будто бы на заданный вопрос, но не выражая никаких эмоций в голосе, сказал Даррел.
Пока доктор собирался с мыслями, он решил воспользоваться воцарившейся в комнате тишиной: сделав сразу несколько больших глотков воды из стакана, который так быстро и незаметно принесла одна из медсестер, он попытался напрячь еще не привыкшее к свету дневных ламп зрение, дабы лучше рассмотреть помещение.
Его больничную койку окружали несколько стандартных аппаратов, применяющихся для отслеживания жизненных показателей пациента, капельница с прозрачной жидкостью, трубка от которой спускалась прямо к его руке, а также белый металлический стеллаж с разными рентгеновскими снимками в пластиковой полупрозрачной папке.
Он не стал дожидаться слов доктора и решил спросить сам:
Доктор Хейлем, вам удалось что-то выяснить, пока меня не было?
Элизабет к тому времени уже стояла рядом с любимым с крепко сжимала его руку, поглядывая то на врача, то на мужа.
Да,начал тот. Пока вы были без сознания, мы провели ряд тестов. Мне жаль приносить плохие известия.
Сделав небольшую паузу, он прочистил горло и немного понизил тональность. Здесь мне стало ясно, что доктор старается таким образом придать своему голосу максимально профессиональное звучание, так как следующие его слова станут самыми важными среди всех, сказанных до этого момента.
Подготовившись, Хейлем продолжил:
Мистер Эштон, по результатам томографии мы выявили неоперабельную глиосаркому четвертой стадии, расположенную в левом полушарии затылочной доли головного мозга. Она, расширяясь, давит на кору мозга и вот такими приступами вызывает ту самую форму комы, в состояние которой вы периодически входите.
Данный тип саркомы считается одним из самых агрессивных, среди всех известных современной медицине, так как ее развитие происходит очень стремительно. Начиная от стадии, в которой еще нет симптомов, до той, которые наблюдаются у вас, проходят считанные дни, именно поэтому ее настолько сложно обнаружить тогда, когда еще возможно что-либо предпринять.
Также, она является резистентной к химио- и лучевой терапии. Мне очень жаль, мистер Эштон, но как шансов на какой бы то ни было успех, так и времени, у вас практически нет. Сколько вам отведенодень, два, неделязависит теперь непосредственно от вашей жажды жить и силы духа,закончил свой приговор Хейлем уже не с профессиональной читкой врача, а с искренней горечью в голосе. После, выдержав недолгую паузу, он добавил: Если хотите, я могу назначить вам обезболивающие, которые помогут справляться с головной болью, и сегодня же выписать вас домой.
Пожалуй, так будет лучше,еще крепче сжав руку жены в своей, Даррел отвел глаза в сторону. Совсем не хочу провести последние дни жизни в больничной койке.
Закончив, он взглянул на Элизабет. Как ни странно, она весьма стойко вынесла услышанный вердикт. Вероятно, все дело в том, что узнала она о нем немного раньше, потому еще до его «пробуждения» успела привести себя в порядок; по крайней мере, внешне, дабы ещё больше не расстраивать мужа.
Кстати, док, вы меня, случаем, не роняли, покуда везли сюда? спросил Даррел, смеясь со своего же вопроса.
Прошу прощения, мистер Эштон, право, один из фельдшеров, который вез вас по больничному коридору, не вписался в дверной проем и врезался в него каталкой,ответил тот голосом, в котором чувствовался стыл и вина. Вы что, ощутили это, будучи без сознания?!
Этот вопрос явно поверг в шок доктора.
Честно говоря, я не уверен, что могу рационально объяснить то, как я это понял. Какое-то очень странное ощущение было. Не важно, отворачиваясь, пробубнил Даррел в ответ, а после, мысленно добавил: "Так вот, что это за землетрясение было, там, во сне. Это все объясняет. Все, что происходит со мной во сне, так или иначе отражается и в реальности, и/или наоборот, а этот замок".
Дорогой,оборвала она его мысли. Давай собираться домой, наклонившись и нежно поцеловав мужа, с трепетом в голосе произнесла Бэт.
Давай помогу тебе встать.
Часть третья
Будучи уже дома, Даррел всеми силами заставлял себя не думать о разговоре с доктором Хейлем. Выполнив все предписания врача, он принял назначенные ему таблетки, чтобы не чувствовать головной боли и иметь возможность с пользой провести отведенное ему время на свою дорогую жену. Он видел, что ей тоже очень нелегко, но она старается так же спрятать подальше всю горечь и вести себя так, будто бы ничего и не произошло; только с большей заботой и чуткостью, нежели это было до того, как они узнали страшные новости.
Первая половина дня прошла довольно-таки неплохо. Чудный обед, который они приготовили вместе: бараньи отбивные, паста и сочный, освежающий салат из овощей, замороженных еще с лета. Они даже достали бутылку «Шардоне» купажа 1934 года из имения Абрау-Дюрсо. Этот год1934лучший винный год, по мнению Элизабет. Они собирались открыть ее в самый счастливый для них день, потому хранили ее для такого момента, который был бы для них двоих особенным, такого, как годовщина свадьбы или чей-то день рождения. Как бы печально это не звучало, но подобный случай уже не имел никакого значения, ввиду нагрянувших в их маленькую семью бесконечно печальных новостей.
Хорошо проведя время за столом, когда вкусный обед, приготовленный с любовью и дорогое элитное вино сняли все напряжение, они прилегли отдохнуть и вскоре Элизабет сладко уснула. Но не Даррел. Он слишком много спал за последнее время, чтобы снова поддаться этой соблазнительной потере драгоценного времени.
Не думать о том разговоре оказалось сложнее, чем кажется, но вот забыть те мысли, посетившие его в больничной койке, о том, что происходящее «во сне» напрямую связано с его состояниембыло невозможно. Поудобнее усевшись в мягком кресле, он стал размышлять, снова и снова прокручивая в голове все те же вопросы: почему именно та дорога? Почему замок? Все дело в нем?
«Непосредственно от жажды жить и силы духа».
Больше ничего не имело значения. Только замок. Он понял: во что бы то ни стало, необходимо вернуться туда и добравшись к замку, выяснить, что или кто там его ждет.
Погрузив руку в карман брюк, где лежала монета с золотой нитью, он тут же увидел Терри, который все еще весело виляя хвостом, ожидал. Ожидал, пока его хозяин найдет какое-то лакомство для него.
Прости, дружище, у меня ничего нет для тебя. Ничего, кроме общей цели,взъерошив рукой шерсть на голове четвероногого попутчика, двинулся в путь, призывая того следовать за собой. Пойдем скорее.
Пройти оставалось совсем немного, учитывая тот факт, что когда имеешь цель, то любая преграда или расстояние становится совсем незначительными. Даррел понимал, что время здесь течет иначе, чем в реальном мире, сравнивая минуты, проведенные здесь и часы того сна в его настоящем мире; и если здесь прошло около часа, то, возможно, что там прошел уже почти целый день и смысл его жизнидорогая женауже давно обнаружила его в таком же вегетативном состоянии, как и в прошлые разы его посещений этого «внутреннего мира», потому стоило поторопиться.
Вблизи замок выглядел куда массивнее, чем с того места, где он впервые его заметил. Это невероятно огромное сооружение возвышалось над головой на десятки метров, усеянное невообразимыми башнями и выступами, разросшимися во всех направлениях, куда только мог упасть его взор. Вход же в сам замок практически ничем не отличался от тех, которые можно было бы увидеть во многих фильмах жанра фэнтези: каменный мост и старинные двустворчатые ворота, поросшие стеблями и лозами каких-то диких вьющихся растений. Все это в совокупности выглядело достаточно мрачно, хотя никаких опасностей, на первый взгляд, это не предвещало.