Старки был ошеломлен.
Фра Жан, но с чего бы ему вдруг присоединяться к нам?
Джованни Каструччо отправляется в полдень в Мессину, на «Куронне».
Каструччо не сумеет уговорить Тангейзера.
Верно, согласился Ла Валлетт. С ним поедете вы. Когда Каструччо вернется, вы тоже вернетесь на Мальту с этим германским янычаром.
Но я буду отсутствовать дней пять, а у меня здесь бесчисленное множество дел
Мы постараемся обойтись без вас.
Тангейзер не встанет на нашу сторону, если мы притащим его сюда в цепях.
Так придумайте другой способ.
А почему его присутствие так важно?
Возможно, оно не так уж и важно. Но тем не менее.
Ла Валлетт поднялся. Он вернулся к карте и осмотрел земли, на которых уже скоро тысячи людей сложат свои головы.
Война за нашу Священную Религию будет выиграна или проиграна не благодаря какому-то могучему удару, произнес он. Не будет никаких блистательных или хитроумных маневров, не будет ни Ахиллеса, ни Гектора, ни Самсона с его ослиной челюстью. Верить в подобные легенды может только крайне недалекий человек. В нашей войне будет множество мелких ударов, множество незаметных героевнаших мужчин, женщин и детей, и никто из них не будет знать, чем все завершится, и лишь немногие доживут до конца, чтобы увидеть все собственными глазами.
В первый раз Старки уловил в глазах Ла Валлетта что-то похожее на угрозу.
В плавильном тигле Господа рождаются неисчислимые возможности, и только Бог будет знать в конце, кто именно переломил ход войны: был ли это рыцарь, погибший в проломе стены, или же мальчик-водонос, утолявший его жажду, а может быть, пекарь, который давал ему хлеб, или же пчела, ужалившая в глаз его врага. Вот что окажется в итоге на весах войны. Вот почему я хочу, чтобы Тангейзер был здесь. С его знаниями, его мечом, его любовью к туркамили ненавистью.
Простите меня, фра Жан, но я совершенно уверен, что Тангейзер не поедет.
А леди Карла до сих пор засыпает нас письмами?
Старки заморгал от этого non sequitur и от тривиальности темы.
Графиня Пенотье? Да, она все еще пишет, эта женщина не понимает смысла слова «нет», но при чем тут она?
Используйте ее как приманку.
Для Тангейзера?
Этот человек любит женщин, сказал Ла Валлетт. Пусть полюбит и эту.
Я никогда не встречался с графиней, запротестовал Старки.
В юности она славилась исключительной красотой, которой годы, я уверен, мало повредили, если повредили вообще.
Очень может быть, но, если оставить в стороне все остальное, графиня женщина благородного рода, а Тангейзер, он Он едва ли не варвар
Выражение лица Ла Валлетта пресекло возможность дальнейшей дискуссии.
Вы отправитесь на «Куронне». И вернетесь на Мальту с Тангейзером.
Ла Валлетт положил руку Старки на плечо и проводил до двери.
Будете уходить, пришлите ко мне инквизитора.
Старки моргнул.
Я не удостоен чести присутствовать при вашем разговоре?
Людовико отбудет вместе с вами на «Куронне». Ла Валлетт заметил смятение Старки, и на лице его появилась столь редкая для него улыбка. Фра Оливер, знайте, что вас горячо любят.
Людовико Людовичи, судья и правовед священной конгрегации, восседал за дверью в приемной с невинной безмятежностью, как лик святого на иконе, и перебирал пальцами бусины четок. Он посмотрел Старки в глаза без всякого выражения, и на миг Старки лишился способности говорить.
Людовико было лет сорок, как и Старки, но волосы за тонзурой апостола Павла были цвета воронова крыла, и он явно не лишился пока ни единой пряди. Лоб его был гладок, лицо лишено растительности, и вся его голова производила впечатление вырезанной из камня скульптуры, созданной некими первозданными силами. У него был длинный торс и широкие плечи, он был в белом наплечнике с черным капюшоном, обозначающим принадлежность к ордену доминиканцев. Глаза его блестели обсидиановыми бусинами, в них не было ни намека на угрозу или сочувствие. Они взирали на падший мир так, словно наблюдали его со времен Адама, с искренностью, исключающей любую возможность радости или страха, и со сверхчеловеческой проницательностью, как будто постигая самую суть каждого, кто оказывался предметом их изучения. И за всем этим застыла тень невыразимой тоски, сожаления, создающего впечатление вечного траурасловно он когда-то видел лучший мир и знал, что уже никогда не увидит его снова.
«Сделай меня хранителем тайн твоей души, словно говорили бездонные черные глаза. Возложи на меня свое бремя, и жизнь вечная будет тебе обеспечена».
Старки ощутил разом и острое желание вверить себя его заботам, и какое-то нездоровое волнение. Людовико был особым легатом Папы Пия IV к мальтийской инквизиции. Он проезжал тысячи миль в год, выискивая ереси. Среди прочих его подвигов поминали осуждение Себастьяно Моллио, прославленного профессора Болонского университета, его сожгли в Кампо-дель-Флор. Это он, Людовико, направлял герцога Альберта Баварского, железной рукой восстановившего истинную веру. Во время очищения Пьемонта он отправил целый караван узников, несущих в знак покаяния горящие свечи, на аутодафе в Рим. Однако смирение Людовико было глубоким, слишком глубоким, чтобы казаться наигранным. Старки никогда не видел, чтобы кто-то нес бремя огромной власти так легко. Задачей Людовико на Мальте было искоренить лютеранскую ересь в ордене иоаннитов, но он не произвел пока ни одного ареста. И из-за подобного бездействия все боялись его еще сильнее. Хочет ли Ла Валлетт просто отправить Людовико на безопасную Сицилию? Или же ведутся какие-то новые интриги? Старки осознал, что неприлично долго изучает легата.
Он поклонился и произнес:
Его высокопреподобие великий магистр ожидает вас.
Людовико поднялся. Стремительным движением под стук бусин завязал на талии нитку «священного розария». Не говоря ни слова, прошел мимо Старки в кабинет. Дверь закрылась. Облегчение, которое испытал Старки, было испорчено мыслью о предстоящих ему двух днях путешествия в обществе доминиканца. Он отправился к себе на квартиру, чтобы собраться в путь. Он не был мастером ловких интриг и обмана, но в нынешние времена только дурак путал служение Господу с моралью. Он любил Ла Валлетта. Он любил Религию. Служа им, Старки был готов совершенно на всепусть даже расплачиваться придется его душе.
* * *
Вторник, 15 мая 1565 года
Вилла Салиба, Мессина, Сицилия
«Говоря коротко, военные соображения по-прежнему не оставляют мне возможности позволить Вам прибыть на остров Мальта. Однако же я могу предложить Вам иное средство для осуществления Вашего самого заветного желания.
В порту Мессины есть один человек по имени Матиас Тангейзер, чье происхождение слишком запутанно, чтобы проливать на него свет в письме. Достаточно сказать, что он шагает по жизни под ритм своего собственного барабана. Поскольку он выходец из низов, он мало почитает законы, и ходят слухи, будто он безбожник или даже хуже того, но я ручаюсь, что он человек слова, и у меня нет причин подозревать, что он может нанести Вам какую-либо обиду. Равным образом у меня нет причин верить, что он поможет Вам. И в то же время я не в состоянии предвидеть, с какой силой слабая женщина Ваших добродетелей и красоты может воззвать к его благородным чувствам.
Я не стану обманывать Вас, моя госпожа. Присутствие капитана Тангейзера на Мальте станет нашим преимуществом в борьбе с Великим турком. Яснее ясного, что, не имея перед нами никаких обязательств и сознавая степень опасности, он не выказывал желания присоединиться к нам. Если Вы убедите его сопровождать Вас, я не смогу Вам отказать и гарантирую Вам разрешение на приезд под его эскортом. «Куронн» отходит из Мессины сегодня в полночь. Если сведения наших лазутчиков верны, это будет последний христианский корабль, который успеет уйти до наступления турецкой блокады.
Вы найдете Тангейзера в таверне под названием «Оракул», это в южном конце гавани. Я ни в коем случае не рекомендовал бы Вам отправляться в это сомнительное заведение лично, но Вы наверняка обнаружите, что обычных посланцев он отправляет обратно без ответа. Сумеете ли Вы найти к нему подход, зависит от того, насколько сильно Вы хотите добиться результата.