Ты только посмотри, как святой отец обделался, с отвращением произнес Борс. Он угрожающе поднял грушу. Надо было засунуть ее ему в задницу.
Отец Гонзага! позвал Тангейзер.
Гонзага, подволакивая ноги, повернулся к немупо его голым бедрам стекала коричневая жижаи уставился на сапоги Тангейзера. Он больше не был человеческим существом, он превратился в мешок, набитый ужасом и отчаянием.
Настало время сделать чистосердечное признание, произнес Тангейзер, теперь, когда ты один, тебе нет нужды бояться своих товарищей.
Гонзага непонимающе заморгал. Борс наступил на останки капитановой головы. Гонзаге сделалось дурно, и Борс хлопнул его по выбритой макушке.
Ты это слышал, святой отец? Без друзей и один.
Вы учинили все это безобразие по приказу брата Людовико? спросил Тангейзер.
Гонзага кивнул.
Фра Людовико. Да, о да. Он поколебался, затем выпалил:Но распять жида приказал капитан, а не я. В этом я невиновен.
Он говорит как адвокат, заметил Сабато.
Борс сказал:
Ненавижу адвокатов.
Он схватил голову Гонзаги обеими руками и сунул большие пальцы ему в ноздри с такой силой, что разорвал их. Гонзага закричал, его язык дрожал между обломками зубов. Борс отпустил его. С ближайшего стола Тангейзер взял налитый до половины кувшин вина и протянул его священнику. Тот взял его обеими руками. И замер.
Пей, сказал Тангейзер. Гонзага выпил. Скажи мне, почему Людовико ополчился на нас?
Гонзага опустил кувшин. Ручейки крови текли из разорванного носа и по подбородку.
Почему? Он собирался с духом, чтобы ответить. Потому потому что
Он дрогнул, сдался и прикрыл голову кувшином вина. Борс вырвал кувшин у него из рук. Гонзага снова шумно обделался. Он протянул руки к Тангейзеру. Его лицо было точным портретом того, кому больше нет дела до Господа, кто хочет остаться в живых любой ценой. Тангейзер подумал, как часто отец Гонзага видел за свою жизнь точно такие лица, и не ощутил к нему жалости.
Говори свободно, велел Тангейзер. Не бойся нас оскорбить.
Борс подавил смешок. Но Гонзага внимал каждому слову Тангейзера.
Ты мусульманин, сказал он. Еретик, анабаптист, преступник. Ты якшаешься с жидами. Ты отвергаешь святого отца. Он указал на странные книги, лежащие стопкой на столе Тангейзера. Запретные сочинения держишь у всех на виду.
Этого недостаточно, чтобы Людовико приложил свою руку. Назови мне другую причину.
Ваша светлость, Людовико больше ничего мне не сказал. Он сверкнул глазами на Борса. Вообще ничего. Но мне ваше поведение на пристани кажется более чем подходящей причиной.
Борс рванулся вперед.
Дайте мне оторвать его поганый член!
Тангейзер перехватил его. Гонзага схватился руками за свой орган и задрожал.
Мне было приказано передать дело в руки полиции.
Борс силился вырваться.
А ты вместо этого решил прибить моего друга к креслу?
Гонзага закрыл глаза.
Должно быть что-то еще, сказал Тангейзер. Расскажи мне все. Все, о чем вы говорили с ним.
Гонзага с трудом собрался с мыслями.
Было еще одно задание. Людовико приказал отправить в ссылку одну благородную даму, в монастырь Гроба Господня в Санта-Кроче.
Хотя он уже знал ответ, Тангейзер спросил:
Как имя этой женщины?
Карла де Ла Пенотье с виллы Салиба.
Сабато с Борсом оба уставились на Тангейзера.
И когда требуется выполнить это задание?
Оно уже исполнено. Сегодня вечером.
Тангейзер вспомнил священника в экипаже у ворот.
И кем?
Священником, занимающимся подготовкой дел для судебного разбирательства в нашей священной конгрегации, отцом Амброзио.
Это тип, который похож с лица на крысу?
Гонзага глупо усмехнулся.
О да, именно так, ваша светлость.
Тангейзер взглянул на Борса, и Борс ударил священника кулаком по почкам. Гонзага упал. Тангейзер потянул его за ухо, принуждая встать на колени.
Этой благородной даме должен быть причинен какой-либо вред?
Гонзага пытался вдохнуть.
Нет. Людовико строго приказал совершенно противоположное.
Итак, таинственный монах, лишивший чести юную графиню и оставивший ее с ребенком, был Людовико Людовичи, и Людовико желал, чтобы произошедшее никак не запятнало его репутацию. Это была сеть со множеством сложных узелков, и Тангейзер в нее угодил. Но откуда Людовико узнал, что Карла обратилась за помощью к нему, чтобы попасть на Мальту? От Старки? По какой-то случайности, быть может. Гонзага все равно не знал ответа на этот вопрос, и Тангейзер не стал его задавать.
Против нас были выдвинуты письменные обвинения? спросил Тангейзер.
Ничего не было подготовлено. Нам запретили записывать что-либо на бумаге.
Хотя бы это было хорошей вестью.
И где Людовико сейчас?
Он уехал навестить вице-короля де Толедо сегодня днем. Из Палермо он отправится в Рим.
По какому делу?
Не знаю. Может быть, по делу великого магистра Ла Валлетта. Или по своему собственному. У него всегда свои дела. Он никогда ничего мне не доверяет.
Тангейзер внимательно посмотрел на него. Кивнул Борсу.
Ему больше нечего нам рассказать.
Сабато Сви отошел в сторону.
Борс вынул кинжал. Он колебался.
Я никогда еще не убивал священника.
Гонзага забормотал на латыни:
Deus meus, ex toto corde poenitet me omnium meorum peccatorum eaque detesto
Тангейзер забрал у Борса кинжал.
Я тоже.
Он оборвал молитву Гонзаги, ударив его ножом под ключицу и перерезав идущие от сердца артерии. Во время восстания Лже-Мустафы, когда янычары зарезали тысячи людей на улицах Адрианополя, Тангейзер обнаружил, что этот способ надежнее, чем перерезать горло. И кровь аккуратно остается внутри грудной клетки. Гонзага умер без звука. Тангейзер подождал, пока он сам упадет, и вернул Борсу кинжал.
То же самое, что убивать обычного человека, сказал он.
Борс вытер кинжал о бедро и убрал его в ножны.
Что теперь?
Тангейзер задумался. Санта-Кроче находится в глубине страны, в горах к юго-западу от Этны. Дорога туда от виллы Салиба, дорога на Сиракузы, проходит западнее «Оракула», через южные ворота Мессины. Амброзио и его эскорт пока еще не добрались до виллы Салиба. Он понадеялся, что Карле хватит здравого смысла не оказывать сопротивления. А вот Ампаро? Но что толку попусту рассуждать? У него более чем достаточно времени, чтобы перехватить их на дороге на Сиракузы. Он вдруг ощутил легкую тошноту и догадался отчего.
Я не ел с самого утра, сказал Тангейзер. Он указал на тела. Давайте затащим эту падаль на склад. А потом, пока я набиваю живот, можно будет поговорить.
* * *
Тангейзер напоил Бурака, обтер его мешковиной и ушел, оставив ему сумку с дробленым овсом и клевером. Когда он вернулся, Борс уже залил пол уксусом, чтобы отбить вонь. Несчастный Гаспаро лежал на козлах. Пока Борс шарил на кухне в поисках еды, Тангейзер поспешил в свою комнату и достал сундучок с медикаментами.
Когда он вернулся, Борс уже выставил на стол хлеб, сыр, вино и четверть холодного жареного лебедя. Прибавил бутылку бренди и три изящных бокала. Сабато Сви сидел, опустив голову на окровавленные руки. Плечи его содрогались. Тангейзер поставил свой лекарский сундучок на стол и откинул крышку. Он обнял одной рукой Сабато и ощутил в груди друга сдавленные рыдания. Подождал, пока они затихнут, затем произнес:
Покажи мне свои руки.
Сабато потер лицо рукавом, судорожно вздохнул и опустил руку. Он избегал смотреть Тангейзеру в глаза. Его борода была сплошь в крови и слюне. Тангейзер достал из сундука кусок ткани и принялся вытирать ему лицо. Сабато забрал у него тряпку и начал вытираться сам.
Должно быть, вы считаете меня недостойным называться человеком, сказал он.
Я слышал, как ты плевал им в лицо. Ни один человек не вел бы себя храбрее.
Но Сабато все равно не поднимал глаз. Тангейзер покосился на Борса.
Да лично я бы обделался с самого начала, уж поверь, заявил Борс.
Сабато посмотрел на Тангейзера. Взгляд его был затравленным.
Я никогда еще не терял всего.